Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё
Скакке думал о Монике. Они договорились встретиться в три часа, и он с нетерпением ждал момента, когда увидит ее. Между их встречами редко проходила целая неделя.
В первом доме Скакке застал жильцов во всех квартирах, за исключением двух. Никто не мог вспомнить никакого иностранца, возможно жившего здесь в начале марта, и никто не слышал о звонке в пожарную часть. В следующем доме обнаружились два иностранца. Один из них был финном, он плохо говорил по-шведски и не с таким акцентом, о каком упоминала Дорис Мортенссон. Другой был итальянцем; седьмого марта он находился у себя дома, в Милане. Не дожидаясь расспросов, итальянец вытащил свой паспорт и продемонстрировал даты на штемпелях.
Есть ли у них знакомые среди иностранцев, спросил их Бенни. Да, конечно, у них много друзей-иностранцев. Ну и что?
В общем-то, они были правы.
К тому моменту, когда Скакке проверил дома, стоявшие на одном склоне холма, наступил полдень и Бенни проголодался. Он зашел в кафе на первом этаже одного из многоэтажных зданий и заказал какао и бутерброд с сыром. В кафе никого не было, кроме Скакке и официантки. Обслужив его, она вернулась к стойке и со скучающим видом уставилась в окно. За окном виднелась большая площадка. Такие площадки обычно имеются между многоэтажками почти во всех пригородах Стокгольма. Их чаще называют не площадками, а торговыми центрами или даже пьяццами. Очевидно, по смелому замыслу архитекторов, это должно придать мрачным жилым массивам некий аромат Средиземноморья.
Открылась дверь, и внутрь кафе несмело вошел мужчина. На голове у него была синяя вельветовая ермолка, в руке он держал пустую хозяйственную сумку. Он сделал несколько шагов вперед и бросил на Скакке хитрый взгляд из-под нахмуренных бровей. Потом он увидел официантку, его карие глаза заблестели, он развел руки в стороны и сказал на смешном финско-шведском диалекте:
– Ах, боже мой, фрёкен, у меня такое ужасное похмелье сегодня. Я забыл, как называется тот прекрасный напиток, который я обычно покупаю.
– «Том Коллинз»[37], – напомнила девушка.
– Да, я хотел бы взять сразу восемь баночек, милая. Но они должны быть холодными. Холодными, как тибетский водопад.
Он протянул ей сумку, и официантка исчезла в подсобном помещении. Мужчина в ермолке с озабоченным видом принялся рыться в своем бумажнике. Скакке услышал, как хлопнула дверь холодильника, и официантка появилась с полной сумкой.
– Надеюсь, я могу рассчитывать на кредит? – спросил мужчина.
– Да, все в порядке, – сказала девушка. – Вы ведь здесь живете, так что… Все в порядке, – повторила она, как будто ее заколдовали.
Мужчина спрятал бумажник и взял сумку.
– Прекрасно. Возможно, этот день не такой уж и плохой. – У двери он повернулся и сказал: – Вы ангел, фрёкен. Я принесу деньги в понедельник. До свидания.
Скакке отодвинул чашку и вынул из кармана карту. Она уже порядочно истрепалась на сгибах: надо будет заклеить их клейкой лентой. Он зачеркнул жилые дома вокруг площадки. Потом взглянул на часы и решил, что до встречи с Моникой еще много времени и он успеет обойти дома на другом склоне холма. Тем самым он завершит проверку в большей части города, потому что в старых домах на главной улице, у подножия холма, он уже побывал. Дома на склоне были современными, но не такими многоэтажными, как на вершине холма.
К двадцати минутам третьего Скакке проверил все дома, за исключением углового в нижней части склона. На этом углу находился один из телефонов-автоматов, где все еще сохранилась табличка с местным номером пожарной части.
У входа в дом стоял мужчина и пил пиво. Он протянул бутылку Скакке и что-то неразборчиво сказал. Скакке догадался, что мужчина – норвежец и празднует Семнадцатое мая[38]. Скакке продемонстрировал мужчине свое удостоверение и проинформировал его решительным и не терпящим возражений тоном о том, что употреблять спиртные напитки на улице запрещено. Мужчина испуганно посмотрел на Скакке, и тот сказал:
– Поскольку вы не швед, я не стану на первый раз привлекать вас к ответственности. Дайте мне бутылку и убирайтесь.
Мужчина дал ему наполовину опорожненную бутылку, и Скакке вылил ее содержимое в сливную решетку. Потом он перешел на противоположную сторону улицы и опустил бутылку в урну. Обернувшись, он увидел, как норвежец исчезает за углом, бросив на него равнодушный взгляд через плечо.
Скакке поднялся в лифте на верхний этаж и по очереди позвонил в три двери. Никто к нему не вышел, и он записал три фамилии в свой список для последующего визита. Потом спустился этажом ниже.
Первую дверь открыла женщина с выкрашенными хной волосами и в очках с зелеными стеклами. Ее волосы у корней были седыми, и выглядела она лет на шестьдесят. Скакке пришлось объяснять ей дважды цель визита.
– О да, – сказала она. – Я сдаю одну комнату. Вернее, раньше сдавала. Так, говорите, иностранец? В начале марта? Дайте подумать. Да, кажется, как раз в начале марта у меня жил один француз. Хотя, возможно, он был араб? Я уже точно не помню.
Скакке насторожился.
– Араб? – переспросил он. – А на каком языке он разговаривал?
– На шведском, естественно, причем плохо, хотя понять его можно было.
– Не могли бы вы точно вспомнить, когда он здесь жил?
Перед тем как позвонить, Скакке не посмотрел
