Фридрих Незнанский - Опасно для жизни
Странно, но Илья Николаевич не вскинулся, не вскричал гневных опровержений. Он все ниже и ниже склонялся к столу, словно каждое слово Грязнова гвоздем прибивало его к полированной поверхности.
— Я ничего не знал, — словно себе, а вовсе не Грязнову тихо сказал он.
— Вы ничего не знали… — опять повторил за ним Грязнов, покачивая головой. — Хорошо, может быть, вы знаете этого человека?
Грязнов протянул Висницкому две фотографии. На одной из них высокий светловолосый мужчина усаживал его невестку, Нину Вахтанговну, в автомобиль. На другой он же открывал перед Нино дверь в какое-то заведение, кажется ресторан. Илья Николаевич посмотрел на фотографии и вдруг застыл.
Ему казалось, что он совершенно не помнит мужчину, снятого на ту страшную, ужасную видеопленку вместе с его Надеждой. Были минуты, когда он, одержимый все тем же странным мазохизмом, хотел прокрутить пленку снова и еще раз увидеть и жену, и мужчину. Но пленка была сожжена в дни первого потрясения и отвращения. Илье даже часто снился сон, где прокручивались все эти бесстыдные кадры. Лицо мужчины в этих снах было всегда размыто, неузнаваемо. Но, увидев фотографии, Илья Николаевич мгновенно узнал его, словно никогда и не забывал. Узнал! Был уверен! Это он.
— Кто это? — спросил Висницкий.
— Этот человек подозревается в убийстве нашего сотрудника и представителя банка. Это личный телохранитель вашей невестки, Нины Вахтанговны. Он неразлучен с ней уже три года. А вы его, оказывается, тоже не знаете…
Илья Николаевич начал молча сползать под стол.
— Но-но, без спектаклей, пожалуйста, — прикрикнул Грязнов.
Но Висницкий, улыбаясь ему невидящим лицом, соскользнул на пол.
Грязнов вернулся домой в отвратительном настроении. Хуже некуда, не бывает. Он сразу же налил себе полный стакан водки и опорожнил залпом как воду. И ничего не почувствовал, словно это и вправду была вода. Даже понюхал бутылку. Пахло водкой. Схватился было за сигарету, но тут же бросил. От запаха табака уже тошнило. Сколько он выкурил за эти сутки, что не был дома? Две, три пачки? Он не считал. Но от никотина ломило грудь, гулко бухало сердце. Надо было бы поесть. Разогреть борщ, порубать картошки. Но при мысли о еде его снова замутило.
Требовательно зазвенел междугородний звонок. Это, конечно, Александр. Говорить не хотелось. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. «Эх, не будь я начальник МУРа, пошел бы сейчас в бордель!» — подумал Слава, все слушая перезвон. Наконец он снял трубку.
— Славка, ну где ты пропадаешь? — раздался оживленный голос Турецкого. — Я слышал, поздравить вас можно! Поздравляю! Молодцы! Я только что в контору звонил, думал, ты еще там. Погорелов доложил о захвате.
— Что еще доложил? — спросил Слава.
— А что еще? Еще какие-нибудь успехи есть?
— Деликатный, значит, — похвалил Погорелова Вячеслав.
— Да что случилось-то, Слава? — забеспокоился Турецкий. — Только не пугай меня, что Тото отбили вооруженные до зубов абреки.
— Никто ее не отбил. Сидит в СИЗО.
— Ты что, переутомился? Так выпей.
— Выпил уже. Саша, ничего у нас с ними не выйдет.
— То есть?
— Она молчит. И будет молчать. Уж поверь мне. Мы с тобой всяких разных повидали. Эта грузинская княжна не проронит ни слова.
Саша замолчал. И даже через семьсот километров, разделявших их, Грязнов увидел растерянную физиономию друга, вспоминавшего нелепую очкастую Тамару.
— Ты же видел ее мать.
— Кого?
— Нино Свимонишвили ее мать. Тамара передала ей записку сегодня. Там так и написано — дорогая мама. Да и показания есть. Земляков, так сказать.
Александр все молчал, и Славу вдруг понесло.
— Мы так ждали этого захвата, так готовились. После стольких месяцев неудач! Все прошло без сучка без задоринки. Я так радовался, когда мы везли ее в МУР…
Вячеслав все-таки закурил сигарету.
— И что? Она не дает показаний?
— Она дала показания. Против себя.
В трубке буквально нарисовался вопросительный знак.
— Она показала, что подпись Ильи Висницкого под разрешением к применению препарата — дело ее рук. И замолчала. И поверь мне, будет молчать, как Зоя Космодемьянская.
— Ну ты сравнил! Я, конечно, не ура-патриот, но разница между ними все же есть.
— Разница есть. И сходство есть.
— Ну подожди. Переночует в камере. Барышня она изнеженная, привыкшая к комфорту, — утешал друга Александр.
— Брось, Саша. Совершенно ясно одно — через Тамару мы на лабораторию не выйдем. Притянуть Сергея Висницкого или Нину нет оснований.
— А что Илья Николаевич?
Вячеслав помолчал.
— Он в больнице, — наконец ответил он. — Погорелов тебе, значит, не сказал?
— Нет. Я и с Костей сейчас разговаривал. Тоже ничего не сказал. Только про ваши успехи. Да что случилось-то? Покушение, что ли?
— Нет, сердечный приступ. Это я его, Сашок, уделал. Ты, вероятно, прав был. Ни при чем он. Только мне все не верилось. А Костя, как всегда, удар на свою грудь принял, объяснялся с генеральным. Представь: государственного человека, руководителя крупного ведомства увозят из кабинета начальника МУРа прямо в больницу, в предынфарктном состоянии. Смотри телевизор, расскажут.
Теперь замолчал Турецкий. Слава слышал, как друг прикуривает, затягивается сигаретой.
— Ну, Слава, сейчас из наших кабинетов модно в больницы уезжать с сердечными приступами, — как бы весело ответил он. — Взять хоть тутошнего мэра бывшего.
— У Ильи Николаевича был настоящий сердечный приступ. Я даже подумал, что он умер. Да еще с такой улыбкой блаженной на лице. Словно отмучился. А Костя мне ни слова в упрек не сказал. И тебе тоже. Говном я себя чувствую, Саша. Почти убийцей.
— Брось, Слава, — жестко ответил Александр. — То, что ты так себя чувствуешь, доказывает как раз обратное. Ты маму Фрязина вспомни и невесту его. И надпись над головой убитого Володи. И все твои угрызения совести пропадут. Потому что не мы убийцы, а они. Не мы оборотни, а они. Илья Николаевич — их жертва, а не наша. Молчит Тото? Мы будем рыть дальше. Докопаемся! И ложись-ка ты спать. Я тебе завтра позвоню.
Вячеслав и вправду вдруг почувствовал необычайную усталость. Он едва добрел до постели и рухнул. «А я ведь даже не спросил Сашу, как у него-то дела?» — подумал Вячеслав, проваливаясь в сон.
…Дима Чиртков вышел из метро, подошел к автобусной остановке. Прошло семь, десять минут, автобуса не было.
— Ну да, сейчас полдень, у них, у господ, обед, конечно, — переговаривались на остановке пожилые женщины, имея в виду водителей автобусов.
Днем на остановках всегда в основном пожилые женщины стоят, подумал Дима. И ведь правда — полдень, можно час простоять. И Дима пошел пешком. До дома Володи Фрязина было четыре автобусных остановки. Двадцать минут ходьбы. Надо было сразу идти, а не ждать. Но сразу идти не хочется — а вдруг автобус подойдет. А потом — тоже не хочется: только ты отошел, а он приехал. И обидно, что столько ждал, а идешь пешком. Поэтому никогда не надо ждать. «Ждать и догонять — хуже нет», — присказка Грязнова. Надо сразу идти.
Так думал Дима, уже свернув внутрь жилого массива и изо всех сил стараясь не оглянуться: а вдруг автобус все же подойдет!
Дима навещал Елизавету Никитичну часто. Так часто, как мог себе позволить. Раз в две-три недели. Верочка, Володина невеста, жила у Елизаветы Никитичны до сороковин. Потом вернулась к себе домой. К своим родителям. Кто ж ее упрекнет? Это правильно. Для Верочки. Не должна она всю оставшуюся жизнь жить воспоминаниями. А Елизавете Никитичне ничего, кроме памяти о сыне, не осталось на этой земле. Дима приходил, приносил какие-нибудь вкусности — фрукты или конфеты. Елизавета Никитична обязательно что-нибудь пекла к его приходу. Они садились пить чай, и Дима рассказывал:
— Представляете, взяли главаря группировки преступной, это дело еще Володя начинал…
Или:
— Знаете, та мошенница, которая квартиры скупала у стариков, Володя ею занимался, так она попалась. Помогли Володины наработки…
Во всех его рассказах присутствовал Володя. Он был у истоков каждого расследованного дела. Именно его допросы, его план следственных действий помогал разоблачить преступника. Пусть рассказы эти и были приукрашены, но ради появлявшегося на щеках пожилой женщины слабого румянца можно и приукрасить. Так считал Дима. Получалось, что Володя жив, сидит рядом с ними. Только разговаривает не сам, а голосом Димы Чирткова. Елизавета Никитична вытирала белоснежным платочком слезы и спрашивала:
— И какой срок они получат?
Или:
— Как же она могла так? Может, у нее своя драма?
Сегодня был как раз свободный день. Вернее, утро. Операция по захвату машины с наркотиками прошла успешно. Все они провели в МУРе сутки. Теперь следовало ждать результатов лабораторного анализа. В МУР можно сегодня заявиться и попозже. Надо позвонить от Елизаветы Никитичны. Может, можно и еще попозже, чем просто попозже.
