Роберт Пайк - Пуля cтавит точку
— А, ну да. Что же тогда привело вас к нам? Сусанна говорила, что-то срочное?
Крамер сказал— что, и мистер Трюдо заговорил на полтона ниже.
— Вы говорите, убита?
— Да, но на этой стадии расследования я не могу распространяться о подробностях.
— Нет, нет, разумеется. От меня вам только нужно, чтобы я рассказал все, что смогу, о контактных линзах, так? Они у вас с собой?
Крамер подал ему пакетик.
— Господи, это весьма необычная вещица.
— Что вас так удивило?
— Мне никогда в голову не приходило, что столкнусь с чем-то подобным где-то ещё кроме киностудий. Это обычные косметические стекла, понимаете, не оптические, без диоптрий. Их носят только для красоты.
— Не из-за зрения?
— Ну, существуют такие линзы для тех, у кого проблемы со сверхчувствительностью глаз, но это не те.
— Понимаю. А где она могла бы такие раздобыть?
— Я бы сказал, что за границей. Соединенные Штаты, Германия, возможно — Лондон. Она много путешествовала?
— А у нас не могла?
— О подобных заказах я никогда не слышал. Хотя можно было бы переслать за границу рецепт.
— Это мог сделать специалист вроде вас?
— Да, любой оптик в состоянии сделать отливку глазного яблока— небольшая местная анестезия, и все.
— И в Треккерсбурге?
— Вполне возможно. Никаких проблем не вижу.
— Вам никто не приходит в голову?
Трюдо сразу насторожился: ну как же, профессиональная этика и все такое.
— Сожалею, лейтенант, никто.
— Можете рассказать мне ещё что-нибудь об этих линзах?'
— Гм… Разумеется, ручная работа — сами видите, как сделано, прозрачным оставлен только зрачок. И зрачок очень маленький — значит сделано для использования при естественном свете. В этом проблема с такими линзами, они не позволяют глазам адаптироваться к разному освещению. Для слабого света нужны отверстия процентов на сорок больше.
— Наподобие кошачьего глаза?
— Что-то вроде того,
— И сколько они стоили?
— Около пятидесяти гиней. Может, немного больше, с пересылкой и так далее.
— Можете ещё что-нибудь добавить?
— Что ещё сказать? Не будь здесь раскрашенной радужки, были бы обычными контактными линзами. У них свои достоинства и свои недостатки. Некоторые к ним привыкают, некоторые нет.
— Как это?
— Я хочу сказать, что у некоторых они так раздражают глаз, что просто невыносимо. Но многие после тренировки могут носить их хоть целый день.
— Весьма интересно.
— Да, главное к ним привыкнуть. Вначале у каждого непрерывно текут слезы. Глаз воспринимает их как инородное тело и хочет избавиться. Некоторые с этим справляются, но не все.
Трюдо начинал повторяться, именно этого момента и дожидался Крамер — признака того, что тот все сказал.
— Рано или поздно кто-нибудь найдет способ с этим справиться, мистер Трюдо. Но вот ещё что: у вас есть пациентка по имени Тереза Ле Руке?
— Не надо меня ловить, мистер Крамер, будьте так любезны.
— Ну так есть?
— Нет.
— Вы совершенно уверены?
— Абсолютно.
— Ле Руке — имя достаточно заурядное, а ведь у вас множество пациентов…
— Не так уж много, как вы думаете. Но дело в том, что это девичья фамилия моей матери, так что такого я бы не забыл.
— Ну ладно, — Крамер поблагодарил и откланялся. Зонди похрапывал в машине.
* * *Начинать всегда лучше с начала. На этот раз начинать приходилось с Гершвина Мкизи.
Крамер отверг предложение Зонди связаться по рации с управлением и объявить общий розыск. Хотел все сделать сам — так это будет сделано наилучшим образом, или, точнее говоря, его собственным образом. Только дайте полковнику случай, и по всей стране, от Берега Скелетов до Макутку будут перекрыты все дороги. Крамеру пришло в голову кое-что получше. Правда, с час они уже потеряли, но это не так важно.
Как бы там ни было, они уже вернулись в управление и вошли туда через вход для белых. Зонди принялся разглядывать огромный стенд, весь покрытый объявлениями о розыске или "молниями" о заразных заболеваниях в участках, а Крамер нашел сержанта Гроббелаара, опиравшегося на стойку для цветных с газетой в руках. Игнорируя их приход, тот продолжал посасывать трубку над детским кроссвордом.
— Проклятый английский! — вдруг рявкнул он, перечеркнув весь кроссворд. Каждый раз, когда он встряхивал своей русой, коротко остриженной головой, Крамер ожидал, что та отлетит как теннисный мяч. Он хотел бы это увидеть. Хама этого он дико ненавидел.
— Весь в трудах, сержант?
— Как всегда.
— Ну что, Пятница? — Зонди уставился в сторону.
— Не настолько, чтобы не слушать сериал о Сприн-гбуке, а?
Между папками с делами был кое-как спрятан транзисторный приемник.
— Так что вам надо?
Некоторые из этих парней в униформе так ненавидели криминальную полицию, как будто верили всяким россказням о развратных блондинках и гоночных автомобилях. Они не брали в расчет те долгие часы, по сравнению с которыми их восьмичасовая работа выглядела как синекура для пенсионеров. И ещё они забывали, что чаще всего сами рвались попасть в "криминалку", но не выдержали испытательного срока. Сержант Гроббелаар был как раз такой случай. Он впал в панику, когда арестованный в наручниках пытался сбежать из комнаты, где его допрашивали. Та пуля отправила его обратно в патрульные.
— Кто сегодня дежурный офицер?
— Капитан Джонс.
— Позвоните ему.
— Он будет недоволен, ведь он простыл и хотел пораньше лечь.
— Позвоните ему. И поживее. Гроббелаар вернулся от телефона.
— Занято.
— Так наберите снова.
Крамер развернул газету. Это была "Дейли Пост", официоз колониальных времен, а теперь — бульварный листок, который годился только на гвоздь. Внимательно просмотрел заголовки. Отлично, полковник одолел искушение. Об этом деле — ни слова. Пробежал глазами внутренние страницы, чуть задержавшись на спортивной колонке. Потом вспомнил о рубрике "последние новости" на последней странице. Зашуршав газетой, радостно осклабился.
Зонди подошел ближе.
— Ну-ка посмотри!
Зонди взглянул и увидел маленькую заметку: "Сегодня утром на треккерсбургском рынке за драку арестованы пятнадцать цветных. Один полицейский ранен."
— Можете сами попробовать, — пробурчал Гроббелаар, грохнув трубкой. Он ещё больше злился, не понимая, чего ржут эти двое.
— Дайте мне книгу донесений, — велел Крамер. Гроббелаар даже не шелохнулся, хотя книга донесений лежала на соседнем столе.
— Что вы хотите узнать?
— Драка на рынке — известно, кого задержали?
— Да каких-то бродяг. Кумал их записывал.
— Где он?
— Кумал! — заорал Гроббелаар. Двери на веранду открылись и констебль Кумал просунул в них голову.
— Простите, сержант?
— Иди сюда, с тобой хотят поговорить из криминалки.
— Но мне нужно конвоировать заключенных на поезд. Крамер поднял руку.
— Ты только скажи, Кумал, кого ты забрал на рынке?
— Одну шпану.
— Но кого именно, павиан проклятый?
— Дили Френсис, Боб Джафини, Трумен Ситоле, Гершвин Мкизе, Банана…
— А ну-ка книгу, и поживее.
Теперь Гроббелаар ничего поделать не мог. Книга донесений, открытая на нужной странице, с грохотом легла перед Крамером.
— Здесь внизу, — заметил Зонди, — есть запись, что "додж" забрала дорожная служба.
Крамер ещё раз прочитал список имен. Потом повернулся к Гроббелаару.
— Приведите Мкизи.
— Кумал занят, — ответил тот. — Идите сами. — Но связку ключей осмотрительно бросил Зонди.
Общением с ним Крамер был сыт по горло, поэтому тоже решил уйти. Догнал он Зонди в длинном полутемном коридоре, где их шаги эхом отражались от высоких сводов. Управление полиции было выстроено ещё в те времена, когда полицейские ездили верхом, и строитель постарался, чтобы тут мог проскакать конный патруль с поднятыми пиками.
Молодой констебль-негр, дежуривший перед блоком камер, приветствовал их с преувеличенной сердечностью часового, вздремнувшего на посту. Повернув выключатель в нише и взяв ключи, он распахнул металлическую дверь. Потом последовала обычная пауза, чтобы привыкнуть к спертому духу внутри. Крамера, правда, эти запахи не пугали, скорее, вызывали ностальгические воспоминания о халатике некоей санитарки, часто служившем ему подушкой.
У трех камер слева были особые засовы с висячими замками, заведенные на дверях политических после побега Гольдберга. Оттуда не доносилось ни звука. Чуть дальше находились ещё три камеры для белых. Стражник остановился у средней и выразительно постучал пальцем по глазку. Крамер открыл его и заглянул внутрь.
Растерзанный мужчина лет сорока валялся на полу на кокосовой циновке, пьяно стоная и ругаясь. Лишенные ремня брюки сползли до самых ободранных коленей.
