Александра Маринина - Бой тигров в долине. Том 1
– Смотрите, – теперь Кирган старался говорить неторопливо, чтобы Наталья поняла каждое его слово, – кто-то оставляет наследство вашей сестре, то есть явно демонстрирует хорошее отношение к ней и плохое – к вам. А потом подставляет вас, чтобы вы сели в тюрьму. То есть это очень похоже на тщательно спланированную месть. Кто может вам так мстить?
– Не знаю, – растерянно пробормотала Наталья. – У меня нет таких знакомых.
– Ну хорошо, давайте подойдем с другой стороны. Кому выгодно, чтобы Катя умерла, а вы сели в тюрьму?
– Не знаю.
Значит, надо искать того, кто оставил наследство. Может быть, его родственники что-то знают.
– Но хотя бы имя того, кто оставил Кате деньги, вы знаете? – спросил Виталий, уже ни на что не надеясь – слишком часто на его вопросы подзащитная отвечала «не знаю».
– Конечно, Катя говорила. Какой-то Чернецов.
Ну, слава богу! Хоть что-то.
– А имя и отчество?
– Кажется, Георгий Петрович, но я не уверена. Что-то похожее. Может быть, Григорий.
– Ну да, – безнадежно вздохнул Кирган. – Или Павлович. Может, еще что-то вспомните про наследство?
Наташа сдвинула брови и сосредоточилась, потом вскинула голову.
– Катя ездила к нотариусу куда-то на Беговую.
– На Беговую улицу или на станцию метро «Беговая»? – уточнил Кирган, делая запись в блокноте.
– Не знаю… Она просто сказала: на Беговую.
– Фамилию нотариуса не называла?
– Нет. Да я и не спрашивала.
Что ж, есть примерный адрес нотариальной конторы и приблизительное имя и отчество наследодателя, но зато фамилия установлена точно, и от этого можно танцевать.
– Послушайте, – он глубоко вздохнул, – я не понимаю логики ваших поступков. Ваша сестра получает наследство неизвестно от кого, и вы не предпринимаете ровным счетом ничего, чтобы выяснить, кто этот человек и почему оставляет такие большие деньги. Вам что, все равно? Или вы, может быть, привыкли к тому, что на вас с неба сыплются такие суммы просто за красивые глаза? Ну ответьте же мне, Наталья! Или вы что-то скрываете от меня? Вы знаете, кто этот Чернецов и почему он оставил Кате деньги? Не молчите, говорите, ведь это может оказаться очень важным для поиска настоящего убийцы. Вполне возможно, именно в этих деньгах и кроется причина того, что с вами случилось.
– Я ничего не знаю, – едва слышно ответила Аверкина. – Правда.
– Ну хорошо, вы не знали сначала, но почему потом не захотели узнать? – допытывался Виталий.
Он в самом деле стремился понять: как так можно? Неужели не интересно? Не любопытно? Не страшно?
– Я боялась, – еще тише ответила она.
– Боялись? Чего?
– Что все рухнет… Что все окажется не так и деньги отнимут… Катя их получила, и я радовалась, что теперь она сможет устроить свою жизнь, потому что я все время чувствовала, что недодала ей, не создала условий, не делала все, что нужно, чтобы Катюшка была счастливой. И очень я себя за это корила… А тут вдруг такие деньги! Я не хотела, чтобы их у нее отняли.
– И предпочли ничего не знать и ни во что не вникать?
– Да.
Виталий сам не понимал, отчего у него так испортилось настроение. Домой он вернулся злым и каким-то растерянным. Перед глазами все время вставала Наталья, ее опущенная голова, сутулые плечи, сцепленные друг с другом руки и тоскливый взгляд. Он с удивлением вспоминал о том, что еще совсем недавно она вызывала у него раздражение и негодование своим нежеланием бороться и выстоять, своим отчаянием и откровенной слабостью. Теперь адвокат Кирган чувствовал только жалость к этой убитой горем молодой женщине. Когда же она появилась, жалость? Сегодня? Нет, точно нет, раньше. Когда же? Он перебирал в памяти все, что говорила ему подзащитная во время их встреч, и нашел-таки тот момент, когда неприятие сменилось сочувствием. Ее просьба погадать на сестру. Ее вопросы. Ее исступленное желание ухватиться хотя бы за что-то успокаивающее. Она очень любила свою сестру…
А у него, у Виталия Киргана, не было ни братьев, ни сестер. И никто не любил его так сильно, как Наталья Аверкина любила Катю. Конечно, его любили родители, но почему-то Виталий был уверен, что их любовь есть нечто непреходящее, само собой разумеющееся, ведь он же не удивлялся собственной любви к сыну. А вот другая любовь, не родительская, не обязательная… Как он по ней тосковал!
Он только сейчас это понял.
– Юлька, когда ты бросишь работать у своего Забродина, я возьму тебя к себе личным шофером. – Федор Огнев отодвинул сиденье подальше, чтобы вытянуть длинные ноги, устроился поудобнее и повернулся к Юлии. – И тогда я никому не позволю двигать это сиденье, оно будет только моим.
– Если ты возьмешь меня шофером, – усмехнулась Юлия, – то сидеть будешь сзади.
– Ну, тоже верно, в общем-то, – согласился Огнев. – А как я буду сегодня обратно добираться?
– Я за тобой заеду, – пообещала она. – Ты все равно раньше девяти не освободишься, я успею.
Они ехали в Останкино, где у Федора назначена съемка, и после этого Юлия должна была встретиться с женой Вячеслава Суханова Аленой и отвезти ее к своему стоматологу. Федор теперь был полностью в курсе игры Забродина, Юлия решила не иметь секретов от жениха и по дороге рассказывала ему о том, как прошло последнее совещание с участием частного детектива. Речь шла о ситуации с женщиной-продюсером и ее гражданским мужем-режиссером. Женщина получила наследство и отдала всю сумму гражданскому мужу, который много лет хотел снять картину, авторское кино, и сценарий у него был, но никто не хотел давать деньги под этот сценарий. Какие-то средства он уже собрал, но недостаточные для того, чтобы снять фильм. А с этими деньгами он вполне укладывался в бюджет, потому что кино вообще планировалось незатратное, недорогое. У самой женщины тоже была проблема, которую она собиралась решить с помощью этих денег.
– Понимаешь, у нее в Москве мама, а бабушка с молодости жила где-то в Прибалтике, ее туда после института по распределению послали как молодого специалиста. Языка она не знала и не выучила, но при советской власти это было необязательно. А теперь она оказалась за границей, да без языка, да на пенсии, да вдова. Ей там очень тяжело, а ее дочка, то есть мама нашей дамы-продюсера, хочет забрать бабушку в Москву и ухаживать за ней, но жить им всем вместе негде, у мамы очень стесненные жилищные условия, там с ней еще сын с женой и ребенком проживает, и бабушку негде поселить. Дама-продюсер прикинула, что на полученные деньги может купить для бабушки вполне приличное жилье в столице или еще более приличное в Подмосковье. И мама обрадовалась, и бабушка начала готовиться к переезду. И вдруг она передумала и отдала все деньги своему гражданскому мужу-режиссеру.
– Чтобы он кино снимал?
– Ну да. Как тебе такой поворот?
– Как творческого человека, меня он вполне устраивает, – усмехнулся Огнев.
– Я даже догадываюсь почему, – ответила Юлия, не отрывая глаз от дороги. – И тебе совсем не жалко старенькую бабушку, ее дочку и внучку?
– Солнце мое, я нормальный мужик и думаю в первую очередь о себе и своей любимой женщине, а не о какой-то абстрактной бабушке и ее родственниках. Ты же понимаешь, что порыв твоей дамы много значит для нас с тобой.
Что верно, то верно, с этим Юлия Шляго не могла не согласиться. Но не такой же ценой! Наверное, эта женщина действительно любит своего гражданского мужа и готова ради него пожертвовать собственным душевным комфортом. Но ладно бы, если только собственным. А как быть с ее мамой, которая переживает за свою мать и хочет о ней заботиться, ухаживать, присматривать, но не имеет такой возможности? И как быть с самой бабушкой, оказавшейся в далеко не самом дружественном окружении и не знающей национального языка, который ей уже не под силу выучить в ее возрасте? Получается, дама-продюсер принесла в жертву своей любви не только свое, но и чужое. Правильно ли это? И – что самое главное – как это оценить? В синих баллах или все-таки в красных? И каким количеством? Решающее слово за шефом, как он скажет, так и будет. А как он скажет – неизвестно. Юлия Николаевна работает на Забродина уже четыре года, но не может дать руку на отсечение, что изучила его вдоль и поперек. Шеф так и остался для нее непредсказуемым и неожиданным. Было бы хорошо, если бы Владимир Григорьевич был похож на Федора и рассуждал как человек, для которого самое главное в жизни – осуществление его творческих планов. Но шеф на Федора не похож, совсем не похож. И как он оценит ситуацию, которую им доложил Валентин Семенов, – одному Богу известно. Понятно одно: он тоже слегка озадачен, поэтому во время последнего совещания они не расставляли баллы, как обычно, сразу после получения информации, а перенесли этот этап на следующее заседание. Забродину тоже надо подумать. Слава Суханов, конечно, свое мнение высказал сразу, и было это мнение не в пользу дамы-продюсера. Но этого и следовало ожидать. Глупо думать, что Славе не понравился ее поступок. Нет, дело тут совсем в другом… Что ж, остается надеяться только на то, что Забродин к словам своего помощника не прислушается и вынесет свой вердикт.
