Александра Маринина - Бой тигров в долине. Том 2
– Помню.
– Ну, тогда вас не должно удивлять, что девочка расплакалась. Сказка и в самом деле невероятно грустная.
Антон погладил дочь по голове, потом поднял на руки и почувствовал, как она прижалась к его груди и как горячие слезы текут по его шее.
– А вы, наверное, поставили перед ребенком слишком сложные вопросы, – недовольно произнес он.
– Я… – начала было Эля, но тут Вася оторвала лицо от отцовского плеча и заявила:
– Папа, не ругай Элю, я сама заплакала.
– Ну, уж понятно, что Эля тебя не заставляла, – улыбнулся Антон. – Ты на все вопросы ответила?
– Нет, я только начала, и мне так жалко стало Принца, и Ласточку тоже, что я не выдержала. Не ругайся, ладно?
– Не буду, – пообещал Антон, целуя мокрое от слез личико. – Давай мы с тобой успокоимся, вместе посмотрим Элины вопросы, и я помогу тебе ответить. Хочешь?
Вася вырвалась из его рук и села на кроватку. В ее глазах появилось выражение упрямства и непреклонности.
– Нет, я сама буду. Это мое задание, его Эля мне дала, а не тебе. Я сама.
– Ну ладно, – пожал плечами Антон, – сама так сама. Но можно я хотя бы вопросы посмотрю?
Вася молча достала тетрадку и открыла на нужной странице. Красивым каллиграфическим почерком Эльвиры были записаны вопросы:
«Почему Принц счастливый?
А счастлива ли Ласточка?
Почему Принца и Ласточку назвали лучшим, что есть в городе?
Что было бы, если бы Ласточка улетела?
Был бы Принц в этом случае счастливым?
Назвали ли бы его и Ласточку лучшим, что есть в этом городе?
Почему сердце счастливого Принца не расплавилось?»
Н-да, вопросы такие, что впору взрослому отвечать, а не восьмилетнему ребенку. Впрочем, Эля права, он так мало понимает в своих детях! Они, наверное, куда умнее и сообразительнее, чем он думает. И история с пятью тысячами рублей – яркое тому подтверждение. Вася оказалась умнее и добрее взрослой Галины Тишуниной, которая уже, кажется, напокупалась всего досыта, а так и не поумнела, так и не поняла, что самое лучшее и самое приятное, что человек может сделать в своей жизни, это помочь другому. Вася это поняла. И Счастливый Принц тоже это понимал, потому он и стал счастливым.
Хотя, если посмотреть с другой стороны, закончилась-то эта история – хуже некуда. Может, и не надо так отчаянно и искренне помогать другим?
Да, но все-таки Принц и мертвая Ласточка были признаны лучшим, что есть в этом городе. Значит, все было не зря. Ах, черт возьми, где ж набраться мудрости, чтобы правильно жить? У детей, что ли, позаимствовать? Они ведь мудры не от разума, а от сердца, а это и есть самое правильное.
Антон посмотрел на часы. Скоро Вася ляжет спать, а он поедет к Галине, но не раньше, чем дети уснут. Он проводит с ними преступно мало времени и должен хотя бы сам уложить их. И снова Антон испытал ставшее уже привычным чувство отвращения к себе. Когда-то в юности он прочел роман Моэма «Бремя страстей человеческих» и искренне недоумевал, чего главный герой так мучается? Ведь понимает, что женщина пустая, недостойная, нечистоплотная в сексуальных отношениях, почему же он так ее хочет, жить без нее не может и все ей прощает? Тогда Антону это показалось ужасно глупым и каким-то надуманным. А вот теперь он сам попал в те же силки. Он все понимает про Галку, про ее ум, характер и нравственные качества. И точно знает, что не любит ее и не имеет намерения связывать с ней свою дальнейшую жизнь. Каждый раз, уходя от нее, он клянется сам себе, что больше сюда не вернется. А уже через полчаса начинает понимать, что вернется, и ненавидит себя за свою слабость, но ничего не может поделать с ней.
Антон оставил дочь с няней в детской, а сам пошел играть с сыном, который все никак не желал выпустить из рук айпад, хотя глазки у него были уже совсем сонные.
«Господи, как же я их люблю, – думал Антон. – Интересно, я буду любить их так же отчаянно, когда они вырастут и превратятся… В кого? В таких, как Галка Тишунина или Денис Чернецов? Или в таких, как братья Щелкуновы или две коллеги, которые отдали деньги на лечение чужого ребенка? Какими они будут, когда вырастут? И как сделать так, чтобы они не стали моральными уродами? Сейчас они оба такие сладкие, такие нежные, такие трогательные и добрые, что просто невозможно представить, как из этих чудесных созданий вылупятся монстры, тупые и жадные. Но ведь все дети такие сладкие и нежные, а потом откуда-то берутся жестокие и глупые взрослые. Откуда?»
Судебный процесс затянулся, и до заслушивания показаний Владимира Григорьевича Забродина и Юлии Николаевны Шляго дело дошло только в середине июля. Обоих вызвали на один и тот же день. Сперва свидетельские показания давал Забродин, потом выслушали Юлию, после чего они остались в зале суда. Ей хотелось взглянуть на то, как держится Слава Суханов, и одновременно было неприятно и стыдно видеть его в «клетке» на месте подсудимого. Суханов был спокоен, холоден, чисто выбрит, на вопросы не отвечал, воспользовавшись своим правом не давать показаний против себя. За него вовсю старался адвокат. Юлия посматривала на сидящего рядом шефа и видела, что он тоже наблюдает за своим бывшим помощником, только вот непонятно, о чем думает.
Она то и дело оборачивалась и рассматривала присутствующих, и ей порой казалось, что она видит Николая Павловича Самойлова, но присматривалась и понимала, что это не он, а просто очень похожий комплекцией и прической мужчина, совершенно посторонний, незнакомый. Да и откуда Самойлову здесь взяться? Он еще в феврале написал заявление об уходе с должности консультанта по безопасности и продал свой ЧОП. Юлию тогда страшно поразило, что Забродин подписал его заявление без звука, даже не удивился, когда Шляго принесла ему бумагу от Самойлова. Она была уверена, что Владимир Григорьевич непременно вызовет своего старого товарища, спросит, в чем дело, будет уговаривать остаться. Но ничего этого не произошло. ЧОП перешел в собственность нового владельца, и Юлия почему-то думала, что холдинг расторгнет контракт с этим предприятием и будет искать другого партнера, которому поручит обеспечение безопасности, но и этого не случилось. Контракт возобновили, только безопасность теперь обеспечивали совсем другие люди, потому что почти все сотрудники ЧОПа, преданные Самойлову, не захотели оставаться и работать с новым хозяином. Владельцу пришлось заново набирать кадры, и, по мнению Юлии Шляго, получалось у него это не очень здорово. Вон у самой двери сидит мальчик, которому поручена охрана Забродина в здании суда. В машине его ждут водитель и телохранитель, оба при оружии, а в здание суда с оружием не пройдешь, и мальчика-охранника привозили специально, чтобы он обеспечивал тылы шефа. Мальчик-то совсем неопытный, ну что он сможет, особенно без оружия?
Вот Алена Суханова, сидит рядом со свекровью, спокойная, собранная, видно, за время долгого процесса ей удалось взять себя в руки и примириться с неизбежным. А у матушки Суханова выражение лица разочарованное, недовольна она сыном, не оправдал он надежд, не превратился в хозяина жизни.
А вон в последних рядах наследники Чернецова, им тоже интересно, что же на самом деле произошло. Хотя нет, одернула себя Юлия, интересно-то не всем, наследников было восемь, трое погибли, должно остаться пятеро, а их всего двое: Павел Щелкунов и женщина-микробиолог. Остальным, наверное, все равно. Хотя нет, вон еще сидит Михайлова, та, у которой лицо изуродовано. Она не наследница, а всего лишь бывшая жена наследника.
Судья объявил перерыв до четырнадцати часов. Все встали и потянулись к выходу из зала.
– Не понимаю, на что Славка рассчитывал, когда затевал такое. Он что же, надеялся, что преступление не раскроют и я ничего не узнаю? – проговорил Забродин, медленно двигаясь по узкому проходу.
– Конечно, – кивнула в ответ Юлия, – он же считает себя самым умным, а всех остальных – идиотами.
– Включая и меня? – удивился Владимир Григорьевич.
– Вас – в первую очередь, – усмехнулась Юлия, идя вслед за ним.
Он оглянулся, посмотрел задумчиво и даже с интересом. И замолчал. Вновь заговорил только тогда, когда они оказались на улице. Народу в зале суда было много, выходили все единой толпой, и сидевший у самой двери мальчик-охранник все норовил занять «правильную» позицию, но никак не мог сообразить, что ему делать в таких условиях: то ли впереди идти, расталкивая людей и освобождая дорогу охраняемому лицу, то ли двигаться сзади, прикрывая спину. Когда Забродин и Юлия Шляго вышли из здания и остановились, охранник встал рядом.
– А ты, оказывается, смелая, – сказал Владимир Григорьевич. – А я думал – тихая мышка, даже удивлялся, что при своей красоте и интеллектуальных данных ты такая скромная, почти забитая. Надо же, оказывается, я совсем тебя не знал, а ведь был уверен, что давно научился разбираться в людях, и готов был дать голову на отсечение, что ты не возьмешь эти деньги. Я же видел, вся эта затея тебе с самого начала не нравилась, но ты не смела мне перечить, и правильно делала. На этих деньгах кровь, за них Славка двух человек угробил и одного чуть не посадил. Не должна была ты их брать. А ты взяла. Ты меня очень разочаровала.
