Майор Пронин и тайны чёрной магии - Лев Сергеевич Овалов
В общем, все они говорили одно и то же. Приносили кольцо, накапывали землю, шли в поле, на перекрёстке Лещенко очерчивал круг, только косточка, которой очерчивался круг, была то жабьей, то волчьей, то человечьей, – Евдокимов в своих допросах доходил даже до таких подробностей, интересуясь чуть ли не каждым произнесённым знахарем словом – потом старик выкрикивал какие-то страшные и непонятные заклинанья, потом обладательница пылкого сердца шла по полю и забрасывала землёй какие-то следы, потом старик забрасывал куда-то в поле кольцо, которое потом нечистая сила, находившаяся с Лещенко в наилучших отношениях, доставляла, по-видимому, ему обратно в качестве сувенира о приятном времяпровождении, потом старик опять что-то выкрикивал, затем вручал клиентке какой-нибудь корешок или порошок, которым надлежало угостить объект девичьих мечтаний, и на этом ворожба заканчивалась.
Большинство допрошенных ворожбой были довольны; помимо того, что само зрелище было достаточно импозантно и доставляло клиентке множество сильных ощущений, конечная цель ворожбы достигалась, наступательные действия завершались успехом и атакованный субъект в конце концов оказывался в объятиях предприимчивой обольстительницы.
Поразительным было другое – тщательность, с какой Евдокимов не уставал расспрашивать этих свидетельниц обо всех даже самых мельчайших подробностях ворожбы, а затем с потрясающей обстоятельностью записывать эти показания на бланках допросов…
Матвееву становилось жаль бумаги, которую в невероятном количестве изо дня в день переводил Евдокимов!
Многие клиентки знахаря жили, как это постепенно выяснялось, не только в Улыбинской, но и в соседних хуторах и даже в отдалённых станицах, – Лещенко, оказывается, и туда выезжал на гастроли, слава о нём шла всё дальше и дальше, – и Евдокимов вызывал свидетельниц и из этих хуторов и станиц.
Зайдёт Матвеев в кабинет к следователю, стоит и слушает. Сидит перед Евдокимовым какая-нибудь розовощёкая деваха и рдеет от конфуза ещё больше, не знает куда глаза отвести, а он неумолимо расспрашивает свою посетительницу о её сердечных делах.
– Кольцо приносили? Землю копали? В поле ночью ходили? След забрасывали?
И свидетельнице ничего не остается, как отвечать:
– Приносила. Копала. Ходила. Забрасывала.
– Ну и как – помогло? – безжалостно спрашивает Евдокимов, весело поглядывая на свою посетительницу.
Та стыдливо опускает свои глаза долу.
– Помогло, – признаётся она, и её уши под льняными волосами пылают как два алых мака среди золотой пшеницы.
А Евдокимов всё пишет и пишет…
– Дмитрий Степанович, для чего это вам? – не удержался, спросил Матвеев, когда они как-то остались в кабинете вдвоём. – Получается: восемь девок – один я. Ведь одно и то же, одно и то же, одна и та же песня?
Евдокимов засмеялся.
– А как же иначе? – спросил он. – Песня одна, да поёт-то целый хор, – посмотрим, как-то запоёт наш солист, когда услышит эту песню. Восемь девок – справедливо, даже не восемь, а двадцать восемь, только я – это не я, а Лещенко!
Ещё задолго до ареста Евдокимов через своё ведомство попытался навести справки и о Прибыткове, и о Лещенко, он отправил свои запросы и принялся ждать ответа, однако ответ о Прибыткове пришёл раньше. Как раз в те дни, когда Евдокимов был увлечён допросами многочисленных девиц и дамочек, он, выглянув как-то в коридор, увидел среди вызванных свидетельниц Прибыткова. Тот покорно сидел на скамейке и терпеливо дожидался своей очереди, лицо его выражало скуку и даже некоторое раздражение.
– Здравствуйте, Евгении Савич, – поздоровался о ним Евдокимов не без удивления. – Вы ко мне?
– Не знаю, – со сдержанным недовольством ответил Прибытков. – В повестке не указано к кому, – я получил её ещё позавчера, – указано явиться в прокуратуру, а к кому не указано, мне сказали, что это, вероятно, к вам.
– Нет, я вас не вызывал, – сказал Евдокимов. – Разрешите взглянуть на повестку?
Он прочёл повестку, – вызов был подписан Матвеевым. Евдокимов даже встревожился, – неужели Матвеев предпринимал какие-то сепаратные действия? В последнее время Матвеев не вмешивался в работу Евдокимова.
– Я сейчас выясню, – сказал он Прибыткову и пошёл к Матвееву.
Матвеев сидел и работал, он был трудолюбив, усидчив и подолгу засиживался у себя в кабинете.
– Вы вызывали Прибыткова? – спросил Евдокимов прокурора. – Он там сидит и злится.
– Да, да! – оживлённо воскликнул Матвеев, как бы спохватываясь. – Почему же мне об этом не сказали?!
Он был точно чем-то смущён. Он колебался – сказать Евдокимову или не сказать, хотя не сказать он не мог, но и говорить было не совсем удобно, он оттягивал свой разговор с Евдокимовым на эту тему, никто не любит признаваться в ошибках.
– Зачем он вам понадобился, Прибытков? – прямо опросил его Евдокимов. – Надеюсь не по делу об убийстве Савельева?
– Нет, нет, что вы! – воскликнул Матвеев, помедлил, полез в стол и протянул Евдокимову какую-то бумажку. – Прочтите. Это несколько неожиданно…
Евдокимов прочёл, ещё раз прочёл и взволновался так, точно в бумажке говорилось о нём самом.
– Почему неожиданно? – спросил он. – Напротив, очень даже ожиданно. Я просил навести справки о деле Прибыткова и, естественно, что его делом заинтересовались изучили и вот…
Он помолчал.
– Вы когда же это получили? – спросил он Матвеева.
– Позавчера, – сказал Матвеев. – Я хотел вам сразу показать, но как-то не успел…
– Да не мне, не мне! – воскликнул Евдокимов. – Не позвать, не побежать к Прибыткову, целых два дня держать это у себя в столе!
– Вы слишком экспансивны для юриста, – сдержанно заметил Матвеев. – Юрист должен вести себя сдержаннее, иначе он может легко утратить объективность.
– Объективность! – воскликнул Евдокимов. – После долгой разлуки найти товарища и не обнаружить радости?
– Но не в прокуратуре, – наставительно сказал Матвеев. Это не частная квартира, а официальное учреждение.
– Но это советское учреждение, – возразил Евдокимов. – И я, прежде всего, советский человек, а не только чиновник официального учреждения…
Матвеев пожал плечами, и Евдокимов в свою очередь тоже пожал плечами.
– Впрочем, сейчас не время для декларативных разговоров, – сказал Евдокимов. – Хотя для них вообще никогда не время. Лучше не говорить, а действовать. Пойду, позову Прибыткова.
Все подозрения против него рушились теперь как карточный домик…
Евдокимов сам пошёл за Прибытковым.
– Идёмте, Евгений Савич – позвал он инженера. – Товарищ Матвеев ждёт не дождётся вас.
– Здравствуйте, товарищ Прибытков, – встретил Матвеев инженера с необычной любезностью.
Он даже поднялся ему навстречу.
Он даже протянул ему руку.
– Присаживайтесь, товарищ Прибытков.
Прибытков сел.
– Я вас слушаю, – сказал он.
– Мне надо ознакомить вас с одним документом, – сказал Матвеев и подал ему бумагу. – Прочтите и распишитесь, что вы ознакомлены.
Прибытков принялся читать…
Документ был немногословен, немного времени требовалось для того, чтобы его прочесть, но читал его Прибытков долго, даже слишком долго, читал, перечитывал и опять читал, как бы заново…
Кто знает, какие бури бушевали сейчас в сердце Евгения Савича Прибыткова! Почти два десятилетия пронеслись вдруг перед его глазами, все его беды и обиды, годы позора и страданий, два чёрных десятилетия, когда никто, никто из друзей и товарищей не верил в его честь и совесть, не верил, что он такой же
