Аркадий Адамов - Личный досмотр
…Михаил Григорьевич Филин возвратился из Москвы в самом приподнятом настроении.
— Ну, мама, поздравь меня, — радостно объявил он с порога. — Я все-таки свалил этого старого подлеца.
Мария Адольфовна в черном, с белыми аппликациями халате еще пила утренний кофе. Увидев входящего сына, она величественно поднялась и поплыла ему навстречу. Пенсне гордо поблескивало на ее тонком, уже напудренном носу, на губах блуждала победоносная улыбка. Поцеловав сына, она сказала:
— Я была уверена, Мика. Его интриги ничем другим не могли кончиться. Ах, это было так низко!
Потирая закоченевшие от мороза руки — утро выдалось на редкость холодным, — Филин подсел к столу, и Мария Адольфовна налила ему кофе.
— Ну, рассказывай, дорогой, рассказывай. Боже, какой у тебя усталый вид!
— Ну, что тебе рассказывать? — помешивая сахар в стакане, ответил Филин, радуясь ее нетерпению. — Собралось все руководство и после короткого нашего сообщения — я говорил вполне лояльно — начали нас ругать.
— Вас? Обоих? Это же несправедливо!
— Тут надо понимать, — усмехнулся Филин. — Ругали нас обоих, даже, вернее, всю таможню, но, по существу, имели в виду прежде всего его.
— Ну, ну, и что дальше?
— Припомнили все, о чем я докладывал. Особенно тот инцидент с «Волгой».
— Да, да, ты так возмущался этим случаем.
— Словом, досталось. Он, — Филин сделал многозначительное ударение на этом слове, — вдруг схватился за сердце. Раньше я этого не замечал. Малов уж ему воды налил.
— Сам налил?
— Ну и что? Во-первых, не помогло. Отправили срочно в гостиницу, врача вызвали, еле отлежался. А потом сам же Малов заявил, что здоровье, мол, вам не позволяет, надо идти на отдых, мы ценим ваши заслуги.
— Ты же понимаешь! — саркастически заметила Мария Адольфовна. — Его заслуги! Филин досадливо махнул рукой.
— Этот Малов тоже порядочный слюнтяй. Но Капустин…
— Вадим Павлович?
— Да. Он прямо сказал, что, мол, товарищ Жгутин с работой не справляется. Нужен человек молодой, энергичный, твердый.
— Словом, такой, как ты?
— Он в общем на это и намекал.
— И что же решили?
— Окончательно еще не решили. Пока я буду исполняющим обязанности. Но ко мне отнеслись превосходно. Даже Воловик — ты ведь знаешь этого типа? — так вот, даже он голосовал «за».
Мария Адольфовна сияла от радости и гордо поглядывала на сына.
— Знаешь, Мика. Ты год или два поруководишь таможней, а потом мы, бог даст, переберемся в Москву. Как ты полагаешь?
— Смотря что мне предложат. На малое я не соглашусь.
— О, ты далеко пойдешь. Ты человек незаурядный, — Мария Адольфовна осторожно провела рукой по его голове. — Но только, Мика, надо всегда думать о здоровье. Сейчас приляг, отдохни.
— Что ты! Два дня таможня без руководства. Мало ли что…
— Ах да! — вдруг вспомнила Мария Адольфовна. — Какая я стала рассеянная. У меня был Семен. Милый юноша.
— Ну, ну. Что он говорил?
— Он задержал крупную контрабанду вчера. У Юзека.
— Молодец! Теперь я смогу повысить этого парня. Филин допил кофе, потом нежно поцеловал мать и направился в переднюю.
— Мика, сегодня холодно. Возьми серое кашне! — крикнула ему вдогонку Мария Адольфовна. — И застегни ворот.
— Хорошо, хорошо.
В этот день Филин уже вполне официально перебрался в кабинет начальника таможни. После этого он приказал вызвать к себе всю дежурную смену.
Когда кабинет наполнился людьми, Филин хмуро объявил:
— Прошу учесть, товарищи, что с сегодняшнего дня многое изменится в нашей работе. Я не товарищ Жгутин и не допущу либерализма! Пусть не рассчитывают на это некоторые товарищи. Я их поставлю на свое место. Я знаю, кое-кого не устраивает мое назначение. Но им придется перестроиться! Да, да, придется!..
Все молча слушали. Андрей переглянулся со стоявшим рядом Дубининым. Валькин гневный взгляд как бы говорил: «Видал, что делается? Это как называется, а?..» Андрей еле заметно пожал плечами. «Черт знает что».
Закончив свою речь, Филин сказал:
— Товарища Буланого прошу остаться. Остальные свободны.
Таможенники один за другим поспешно вышли из кабинета. И каждый, очутившись в коридоре, невольно с облегчением вздыхал. Тут же начался обмен первыми впечатлениями.
—. Ну и ну, — еле сдерживаясь, произнес Валька. — Начальничка подсунули. И хотят, чтобы я, например, молчал?
Шалымов осторожно заметил:
— Положим, это еще не начальник… Его перебил другой таможенник:
— А может, братцы, сверху все-таки виднее? Валька зло скосил на него глаза.
— Виднее? Это еще как сказать! Я, например, своим зрением доволен. И молчать не собираюсь! Начальничек! И при нем такой тип, как этот Буланый. Опора, так сказать! Правая рука!
— Надо написать в Москву, — предложил Андрей, — Малову. Это же отличный человек.
— Хлопцы! Аида в «дежурку»! — загорелся Валька. — Коллектив — дело великое! Обмудруем!
Все прошли галерею над досмотровым залом и, спустившись по лестнице, набились в маленькую комнату дежурного. Тут обмен мнениями продолжался уже свободнее.
— Вы, как всегда, горячитесь, Дубинин, — недовольным тоном сказал Шалымов. — Мнение коллектива — это, конечно, серьезно. Но…
— Его даже в партбюро не выбрали! — выпалил Валька. — Это что, по-вашему?
— Вот я и говорю, — морщась, продолжал Шалымов. — Это серьезно. Но кто вам сказал, что все уже решено?
— А зачем ждать, пока все будет решено? — поддержала Вальку член партбюро Тоня Струмилина. Шалымов пожал плечами.
— В таком случае давайте поговорим с Логиновым.
С его предложением согласились все и тут же решили, что к секретарю горкома пойдут Шалымов, Тоня Струмилина и Дубинин.
Валька после этого еще что-то продолжал доказывать Тоне, рядом Андрей спорил с профоргом Сеней Марковым.
— Почему мало внимания, почему? — взволнованно спрашивал Сеня. — Ты знаешь, какой сейчас месяц? А мы ему цветы отвезли! И вообще…
Между тем Шалымов позвонил в горком.
— Пусть нас запишут на прием хотя бы на завтра! — крикнул ему из своего угла Валька.
Но через минуту, несмотря на шум и гам, царивший в дежурной комнате, все вдруг услышали непривычно взволнованный голос Шалымова:
— Нам же его в начальники прочат! А вы сами знаете, что это за человек! Это будет неправильное решение, Леонид Владимирович!
И сразу смолк шум: Шалымов говорил с Логиновым.
— Неправильное, — повторил Шалымов и вдруг неожиданно для всех усмехнулся. — Вот это другое дело, Леонид Владимирович! А басню эту я помню! Тут мы все согласны!
И он снова усмехнулся.
— Дело будет, — удовлетворенно констатировал Валька.
— Завтра, товарищи, идем в горком, — строго сказал Шалымов, положив трубку.
…А в это время Филин, расхаживая по кабинету, самодовольно говорил Буланому:
— Вот вам еще одно доказательство, Семен, что принципиальность и понимание момента дают всегда нужные плоды. Да, я написал рапорт в Москву. Вы, наверное, об этом слышали?
— Очень… очень мало, Михаил Григорьевич. Так, знаете, краем уха, — замявшись, ответил Буланый.
Филин подметил его смущение и снисходительно усмехнулся.
— Краем уха, говорите? Допустим. Так вот, это был принципиальный и, надо сказать, смелый документ. Сейчас я не боюсь это говорить. Вы понимаете? — Конечно, Михаил Григорьевич.
— Итак, Семен, — продолжал Филин, который упивался своей победой и чувствовал потребность высказаться, — через месяц вы получите старшего инспектора и будете начальником смены. Вчерашний ваш успех подоспел очень ко времени. Поздравляю.
— Спасибо, Михаил Григорьевич. За все спасибо.
— Уверен, что мы сработаемся. Да! А как тут Шмелев? Он ведь тоже вчера отличился. Как он?
— В своем репертуаре, — кисло усмехнулся Буланый. — Меня, например, он просто игнорирует.
— Ах, так? Ну, не долго, не долго.
— Если бы…
— Это я вам говорю, — многозначительно поднял палец Филин. — Он будет в вашей смене. Но все же мой вам совет: как-нибудь замажьте ссору. Лишние враги ни к чему.
Филин, наконец, отпустил Буланого, пригласив его вечером на чай.
— Мария Адольфовна вам всегда рада.
В тот день таможню лихорадило. Люди работали неохотно, раздраженно, и лишь профессиональная привычка заставляла их с обычным вниманием оформлять багаж пассажиров, спокойно разговаривать с ними, объяснять, давать советы, наконец строго, но вежливо запрещать что-то. Но не было в их работе той особой чуткости и наблюдательности, которые только и придавали ей подлинно творческий характер.
Веселым в этом день был, пожалуй, только Буланый. Столкнувшись с Андреем, он самым дружелюбным тоном спросил:
— А ты не находишь, что худой мир лучше доброй ссоры?
