Луиза Пенни - Смертельный холод
Когда Мирна закончила объяснять, Гамаш направился к своей куртке и общупал карманы, пока не нашел, что искал. Экземпляр книги Рут, найденный на теле Эль.
Он вернулся на прежнее место, открыл книгу и стал читать, что попадется на глаза.
– Она удивительная поэтесса, – сказала Мирна. – Жаль, что в жизни она такая невыносимая. Вы позволите? – Она протянула руку и открыла книгу на авантитуле. – Это вам Клара дала?
– Нет. А что?
– Это посвящено ей. – Мирна показала ему: – «Ты воняешь. С любовью, Рут».
– Кларе? «Ты воняешь»?
– Ну, в тот день так и было. Забавно, правда? Она сказала, что потеряла ее. Наверно, потом опять нашла. Хотя вы говорите, что не она дала вам эту книгу?
– Нет, эта книга – вещественное доказательство, которое проходит по одному делу.
– Делу об убийстве?
– Вы сказали, она потеряла ее, после того как Рут оставила ей свой автограф. Где потеряла? – Гамаш подался вперед, его проницательные глаза уставились на Мирну.
– В «Ожильви». Она купила книгу на презентации, устроенной для Рут, та дала ей свой автограф, а после мы с Кларой ушли.
Мирна ощутила, какая от него исходит энергия, и сама почувствовала нервное возбуждение, хотя и не понимала почему.
– Вы нигде не задерживались?
– Я пошла за машиной и подобрала Клару у входа. Мы никуда не заезжали.
– А она куда-нибудь заходила, после того как вы ушли за машиной?
Мирна задумалась, потом отрицательно покачала головой. Гамаш встал. Ему нужно было поговорить с Морроу.
– А, вспомнила: на следующий день она мне сказала, что купила какую-то еду для нищенки на улице. Она… – Мирна замолчала.
– Продолжайте. – Гамаш повернулся к ней от двери.
– Это все.
Гамаш продолжал смотреть на нее.
– Я не могу вам сказать. Пусть это сделает Клара.
– Эта нищенка умерла. Была убита. – Он взял книгу Рут и тихо проговорил: – Вы должны мне сказать.
Глава двадцать восьмая
Питер впустил Гамаша в дом и взял его куртку. В доме отчетливо пахло попкорном и слышались звуки средневекового хора.
– Кино вот-вот закончится, – сообщил Питер.
– Уже закончилось, – сказала Клара, заглядывая в кухню, чтобы поздороваться с Гамашем. – Во второй раз мне даже больше понравилось. И мы нашли кое-что.
Они прошли в гостиную и увидели Жана Ги Бовуара, который сидел с широко открытыми глазами, уставившись в экран, где шли завершающие титры.
– Mon Dieu, неудивительно, что вы, англичане, одержали победу на Полях Авраама[86], – сказал он. – Вы все чокнутые.
– Да, во время войны это полезное качество, – согласился Питер. – Но мы не все похожи на Алиенору Аквитанскую или Генриха. – Ему хотелось сказать, что, вообще-то, Алиенора и Генрих оба были французами, но он решил, что это будет невежливо.
– Вы так думаете? – протянул Бовуар.
Он повидал немало англичан в Квебеке, чтобы засомневаться. Его всегда пугала их таинственность. Он не мог понять, что у них на уме. А если он не мог это понять, то не мог и представить себе, что они будут делать. В обществе англичан он чувствовал себя не в своей тарелке, беззащитным. И ему это не нравилось. Если откровенно, то ему не нравились англичане и этот фильм ничуть не изменил его отношения к ним.
Ужасающе.
– Сейчас. – Клара нажала кнопку обратной перемотки, и пленка зашуршала. – Это минута семнадцатая. Там что-то странное с пленкой.
Гамаш наконец сообразил, что пыталась донести до него Клара своими невнятными объяснениями. Видеопленка вытягивается в тех местах, где ее часто останавливают. А если пленка вытягивается, то картинка становится дерганой. Клара хотела сказать, что если Питер останавливал свои кассеты в важных для него местах и пленка вытягивалась, то, возможно, Си-Си делала то же самое.
– Тут есть одно место, в котором пленка ведет себя странно, – сказал Лемье. – Но мы просмотрели это место несколько раз, и там ничего важного не происходит.
– Я думаю, если ты будешь внимателен, то увидишь, что каждый кадр этого фильма насыщен смыслом, – сказал Гамаш молодому полицейскому. – И наверняка есть причина, почему Си-Си останавливала кассету в этом месте.
Лемье зарделся. Он опять получил урок. Уроки для него были на каждом шагу. Гамаш говорил будничным тоном, но они оба знали, что он говорит об этом Лемье уже во второй раз.
– Так, вот это место. – Клара села и нажала кнопку «воспроизведение».
Лодка приближалась к мрачному берегу. Кэтрин Хепберн в роли стареющей Алиеноры, закутанная в шали, блистательная и хрупкая. Никакого диалога, просто долгая сцена – лодка, плывущая по реке в сельской местности, лодочники и прибывающая королева.
Лодка почти причалила к берегу, и тут пленка начала вести себя странным образом. На несколько мгновений она задергалась.
– Вот, – сказала Клара и нажала кнопку «пауза». – Сейчас я покажу вам еще раз.
Она перемотала пленку назад и снова нажала кнопку «воспроизведение», и снова Алиенора поплыла в лодке на изматывающее рождественское воссоединение с семьей.
Клара остановила кассету в тот самый момент, когда изображение задергалось. Нос лодки почти полностью заполнил экран. Лиц видно не было. Никаких актеров в кадре. Одни лишенные листвы, безжизненные деревья, почти мертвый пейзаж, серая вода и нос лодки. Ничего. Возможно, Лемье прав, подумал Гамаш.
Он откинулся на спинку дивана, глядя на экран. Видеомагнитофон автоматически снялся с режима «пауза», и Кларе пришлось снова отмотать пленку назад, включить «воспроизведение», а потом снова «паузу».
Проходили минуты.
– Что вы видите? – спросил Гамаш, обращаясь ко всем присутствующим.
– Лодку, – сказала Клара.
– Деревья, – добавил Питер.
– Немного воды, – выпалил Бовуар, торопясь внести свою лепту, прежде чем всё разберут.
Лемье дал бы себе пинка, если бы мог. Ему ничего не осталось. Он увидел, что Гамаш весело смотрит на него. И в его взгляде было что-то еще. Одобрение. Лучше уж ничего не говорить, чем сказать только ради того, чтобы что-то сказать. Лемье улыбнулся в ответ и успокоился.
Гамаш отвернулся от экрана. Лодка, деревья, вода. Почему Си-Си останавливала пленку на этом месте? Может, это простое совпадение? Может быть, он вкладывает в это смысл, которого там и нет? Может быть, она остановила здесь пленку, чтобы пойти выпить или ей нужно было в туалет? Но от одной паузы пленка бы так не растянулась. Чтобы возник такой дефект, пленку нужно было останавливать много раз.
Он встал, чуть размял ноги.
– Нет нужды смотреть на экран. Ты был прав, а я ошибался. Мои извинения, – кивнул он Лемье, которого это настолько ошеломило, что он и не знал, что ответить.
– Прошу прощения, – сказала Клара, выходя с ними в прихожую. – Мне показалось, что в этом что-то есть.
– И вы могли оказаться правы. У вас чутье на преступление, мадам.
– Вы мне льстите, месье.
Будь Питер псом, шерсть у него на загривке поднялась бы. Как он ни старался, но не мог преодолеть в себе ревность к Гамашу и смириться с той легкостью, с какой тот общался с Кларой. В прихожей Гамаш вытащил из кармана книгу и протянул ее Кларе. После разговора с Мирной он предвидел то, что ему придется сделать, и всей душой не хотел этого.
– Как это мило с вашей стороны. Но у меня уже есть последняя книга Рут.
– Но не эта, – почти шепотом сказал он.
Питер, как и все остальные, напрягся, слушая этот разговор.
Клара открыла книгу и широко улыбнулась:
– «Ты воняешь. С любовью, Рут». Вы нашли ее. Ту, которую я потеряла. Я ее уронила на дороге или в бистро?
– Вы ее уронили в Монреале.
Клара недоуменно посмотрела на Гамаша:
– И вы ее нашли? Но это невозможно.
– Эту книгу нашли на теле мертвой женщины. – Он произносил слова медленно, разборчиво, чтобы она хорошо услышала и поняла их. – Убитую нашли рядом с «Ожильви» перед Рождеством.
Гамаш смотрел на Клару, изучая ее лицо, ее реакцию. Но она продолжала недоуменно, удивленно смотреть на него. И ничего более.
– Она была нищенкой, бродягой.
И тут на ее лице появилось какое-то просветление. Ее глаза открылись чуть шире, она приподняла голову, откинула ее назад, словно отторгая его слова.
– Нет, – прошептала Клара, побледнев как смерть. В тишине было слышно только ее дыхание. – Старуха, бродяжка на улице?
Молчание затягивалось, все глаза были устремлены на Клару, которая никак не могла совладать с этим известием. Клара чувствовала, что падает, но не на пол, а гораздо глубже, в бездну, наполненную разбитыми мечтами.
«Я всегда любила твое искусство, Клара».
Так, значит, бродяжка все же не была Богом. Просто несчастной старой женщиной. Такой же заблуждающейся, как Клара. Они обе считали, что ее искусство прекрасно. И обе ошибались. А Си-Си и Фортен говорили правду.
