Фридрих Незнанский - Последний маршал
— Такса Вакса, — пробормотал Турецкий, усаживаясь на диван и чувствуя себя в этой квартире так хорошо, что с места не сдвинулся бы.
Однокомнатная квартира Гречки была отремонтирована (хотя точнее было сказать — отреставрирована) так, что казалась безразмерной. Все лишние стены выброшены, кухня и коридор совмещены в одну большую гостиную со светлыми, цвета слоновой кости, стенами. Кроме кожаного дивана, здесь помещался обеденный стол, телевизор, дерево в глиняном горшке бочечного размера. Сбоку неприметно вписывалась итальянская комбинированная плита, совмещавшая в себе холодильник и кухонную мойку. Стол от кухонного гарнитура с мраморной столешницей с успехом приспособили под рабочий, на нем стоял компьютер и лежали необходимые для работы предметы, смысл и назначение которых были Турецкому не ясны.
Из гостиной раздвижная дверь вела в единственную комнату — спальню. Лиля ушла в ту комнату и закрыла за собой дверь.
— Располагайся и не обращай на меня внимания! — крикнула она из спальни. — Там слева от тебя, под мойкой, холодильник, сам себе налей что хочешь, сок или пиво…
— А где же подруга? — спросил Александр.
— Не бойся, она в Германии. Никто сюда не ворвется, вся квартира полностью наша…
Пока она там неизвестно чем занималась, Турецкий налил себе ледяного пива и, взяв со стола трубку радиотелефона, набрал номер Тани.
«Если она дома, то встану и уеду, — подумал он, слушая длинные гудки зуммера, — а если никто не возьмет трубку…» Татьяна не подошла к телефону. В это время она стояла у ворот Лефортова, нервно перебирая в памяти все то, о чем хотела сказать мужу при встрече.
— Дрожит как кролик! — сказала Лиля, появляясь на пороге спальни с таксой на руках.
При виде Лили у Турецкого отвисла челюсть. То, что было на ней надето, не поддавалось никакому описанию, потому что хотя это самое и считалось, по большому счету, верхней одеждой, но у Турецкого возникло сильнейшее ощущение, что перед ним стоит совершенно голая женщина.
— Ты хотел видеть, что нарисовала моя подруга? — спросила между тем Лиля. — Она художник по костюму, вот одна из ее работ. Нравится?
Она подошла к Александру и присела напротив него на край стола.
— Гм! — откашлялся Турецкий, чувствуя, что у него запершило в горле. — По крайней мере, я теперь понимаю, как она добилась такого успеха.
— Да, это одна из первых ее работ, из коллекции платьев-коктейль, — объяснила Лиля, наклоняясь и опуская на пол собаку, которая тут же юркнула как мышь под диван.
То немногое и достаточно условное, что прикрывало бюст Лили, провисло на бретелях-ниточках, когда же она наклонилась, взгляду Турецкого открылась не только грудь — что там одна грудь! — он увидел все ее тело до самого пупка. Ему захотелось одним рывком сорвать с нее эту шелковую атласную тряпочку, схватить за подол и дернуть вниз с силой, чтобы треснули и лопнули на плечах тонкие бретели и все платье соскользнуло к ее ногам.
Александр встал и сгреб Лилю в охапку, поймал губами ее губы, схватил ее на руки и швырнул на диван как перышко. Она отвечала на его поцелуи с таким же энтузиазмом, но как только он освободил ее губы, перенеся свое внимание на ее грудь, он услышал над головой ее ровный и чуть насмешливый голос:
— Осторожнее… медведь! Это платье стоит три тысячи долларов.
Черт побери!
Турецкий ослабил хватку.
— Так сними его! — нетерпеливо сказал он, на всякий случай отстраняясь от драгоценной тряпки.
Чем Лиля не преминула воспользоваться.
— Ну, не все так сразу, — рассмеялась она, выпорхнув из его рук. — Что будем пить? Ты что любишь больше, неразбавленное или коктейль? — Она открыла холодильник и достала бутылку и тоник. — В общем, можешь говорить все, что угодно, все равно я приготовлю две порции. Такого ты еще не пробовал!
Турецкий смотрел, как она уселась подальше от него и с сосредоточенным видом принялась колдовать над стаканами.
— Только не говори, что я в детстве готовилась стать барменом, — предупредила она, строго посмотрев в его сторону.
Турецкий подумал, что на этот раз он, кажется, зашел слишком далеко и у Лили, возможно, в мыслях не было заводить с ним интрижку, а вот он накинулся действительно, как медведь, ни с того ни с сего и показал коллеге свое настоящее лицо.
Он приосанился и постарался сделать вид, будто ничего необычного только что не произошло — так, небольшая шалость взрослых детей, не более. Чтобы скрыть неловкость, он завел ничего не значащую светскую беседу о разных качествах и свойствах алкогольных напитков.
Лиля поддерживала разговор, поглядывая в его сторону с хитрой усмешкой. Это была ее излюбленная тактика: довести мужчину до белого каления и вдруг остудить, напустив на себе строгий и неприступный вид. Но как только он остынет и начнет думать, что пять минут назад с ним случилось временное умопомешательство, как только он захочет встать, извиниться за свое постыдное поведение и уйти, вот тут она снова схватит его и начнет повышать градус, пока не доберется до главного… Без этого получится примитивная история: встретились, переспали, разбежались, а ей нужно другое, ей нужно влюбить в себя мужчину. А для этого, думала Лиля, пусть два часа он помучается, как настоящий влюбленный, пройдет через желание и неуверенность, ожидание и сомнение: а вдруг она откажет?
Все люди в душе мазохисты, им хочется переживать, страдать. Он привыкнет ко мне, как к наркотику, потому что только со мной он сможет получать такие ощущения — не с женой же — в счастливом браке и тем более не с этой пресной гулящей женой Зеркаловой. Так уж мужчин Бог создал, все они хотят страдать от любви к своей прекрасной даме, а иначе им скучно, иначе они покрываются плесенью на своих диванах перед телевизором.
— Я не умею жонглировать стаканами и вообще выписывать всякие профессиональные фортели руками, зато гарантирую вкус! — сказала она, взбалтывая коктейль в кувшине за неимением подходящей емкости. — Можешь заткнуть уши, — предупредила она, на несколько секунд включая миксер. — Готово!
Лиля влила густую и неаппетитную с виду жижу в высокие стаканы, набросала сверху зеленой травы, каких-то пряностей и подала Турецкому, присаживаясь рядом с ним на валик дивана.
— И чего ты туда налила? — подозрительно спросил он, заранее сморщившись.
— Это секрет, могу только сказать, как он называется, — Лиля обняла Турецкого за плечи одной рукой.
— Как? — спросил он.
— «Поцелуй змеи».
Напиток оказался очень крепким, острым и на удивление приятным на вкус.
— Метко, — кивнул Турецкий, чувствуя, как одна такая змея — тонкая прохладная девичья рука — вползает ему под рубашку и щекочет волосы на груди.
Турецкий схватил Лилю и стал сдирать с нее платье. Лиля помогла ему, и платье соскользнуло, как старая змеиная кожа, и под ним оказалось ажурное, как татуировка, белье и пояс с подвязками, которые Турецкий готов был рвать зубами.
Он и сам бы ни за что не поверил, если бы ему сказали, что он может так опьянеть от одного стакана, даже если в него и влита гремучая смесь. Чего только он не пил на своем веку, спирт пил неразбавленный, и ничего, а тут в голове вдруг замелькало что-то из отдаленной молодости: «Где мои семнадцать лет?» — «На Большом Каретном!» — «Где мой черный пистолет?» — «На Большом Каретном!..»
— А где мой черный пистолет? — пробормотал он вслух, сам точно не помня, каким образом он оказался вынутым из своей одежды и перенесенным в спальню, на фальшивую медвежью шкуру с твердой, как дерево, выпуклой головой.
Лиля наклонилась над ним.
— Будь хорошим мальчиком, — сказала она, — я сейчас приду.
Она поцеловала его на прощание и исчезла в ванной. Пришла пора остудить Турецкого в последний раз.
Не больше чем через пять минут она вышла из ванной комнаты, благоухающая и свежая, как Афродита из морской пены, и вернулась в кровать.
— Вот и я!
Турецкий спал. И по одной его позе Лиле стало ясно, что уснул он глубоко и надолго и никакие силы в мире не способны сейчас поднять его на ноги. Она присела рядом с ним, посидела, вглядываясь в его лицо, затем скинула с ног узкие туфли на каблуках и набросила на себя старый Гречкин халат-кимоно с дырой под мышкой. Укрывать Турецкого одеялом она не стала — не мамочка, замерзнет, сам накроется.
«Вот так-то! — думала она с улыбкой, хотя и с досадой в душе. — Вот, значит, ты какой, знаменитый «важняк»! Стареешь, Казанова. Скоро ты без всяких усилий превратишься в вернейшего мужа на радость своей благоверной. Надеюсь, что тогда она сможет отплатить тебе и утереть нос, загуляв с каким-нибудь стажериком. Хотя вряд ли Ирина на такое способна. А жаль!»
Лиля быстро пообедала на кухне, оделась и поехала в Лефортово, чтобы забрать оттуда Зеркалову. Ей не хотелось видеть физиономию Турецкого после того, как он проснется. Ей было ясно, как в зеркале, что продолжения у их романа нет. После сегодняшнего бравый «важняк» будет избегать ее как черт ладана, а это и смешно, и поделать ничего нельзя. Лиля кое-что понимала в людях, чтобы не питать иллюзий по поводу Турецкого, — и, как позже выяснится, она была права, оставив сухо-официальную записку: «Александр Борисович, уходя, пожалуйста, просто захлопните дверь». С этого сухого и делового тона им больше никогда не сбиться.
