Ю Несбё - Пентаграмма
Сам Харри не чувствовал никакой торжественности. Скорее сонливость.
Вот из дверей показался Том Волер, его улыбающуюся физиономию встретили ослепительными вспышками. По стене Главного управления, словно празднуя триумф, заплясали тени.
— Он теперь знаменитость, — сказала Беата. — Человек, который вел расследование и собственноручно арестовал велокурьера-маньяка.
— Два пистолета в руках и все такое? — улыбнулся Харри.
— Да, прямо Дикий Запад. Можешь объяснить, зачем кричать, чтобы парень бросил пушку, которой у него нет?
— Волер, наверное, имел в виду оружие, которое у Сивертсена было с собой. Я бы крикнул то же самое.
— Ну да, но знаешь, где мы нашли тот пистолет? В чемодане.
— У Волера были все основания считать, что перед ним чемпион Дикого Запада по скоростному доставанию пистолетов из чемодана.
Беата рассмеялась:
— Ты ведь пойдешь выпить с нами пивка?
Он посмотрел на нее, и ее улыбка застыла, а румянец залил все лицо и шею.
— Харри, я не хотела…
— Ничего. Отпразднуешь за двоих, Беата. Я свое дело сделал.
— Но просто побыть с нами ты можешь?
— Вряд ли. Это последнее дело в моей карьере. — Щелчок — и окурок светлячком полетел вниз. — Со следующей недели я больше не полицейский. Может, конечно, именно это и следовало бы отметить, но не таким образом.
— И чем ты займешься?
— Чем-нибудь. — Харри встал. — Чем-нибудь другим.
На стоянке к нему подошел Волер:
— Уже уходишь, Харри?
— Устал. Ну и каково быть знаменитым?
Волер сверкнул белозубой улыбкой:
— Всего лишь пара фотографий для газет. Да ты ведь и сам прекрасно знаешь.
— Если ты про тот случай в Сиднее, то меня представили эдаким ковбоем за то, что я застрелил маньяка, а ты его поймал живым и здоровым. Именно такой герой полицейский нужен нашему социал-демократическому государству.
— Это сарказм?
— В общем-то нет.
— Ну ладно тогда. Потому что мне все равно, кого они там возведут в герои. Если это укрепит репутацию полиции, пусть рисуют ненатурально-глянцевые картинки с таких, как я. Мы-то у себя знаем, кто герой на самом деле, — сказал Волер. Холе выудил из кармана ключи и остановился перед своим белым «эскортом». — И это я хотел сказать тебе, Харри, от лица всех наших. Дело распутал ты, а не я или кто-нибудь еще.
— Я просто делал свою работу, — хмуро заметил Харри.
— Свою работу, да. Но я хотел поговорить еще кое о чем. Присядем ненадолго?
В салоне стоял густой запах бензина. Харри подумал, что где-то ржавчина все же проела дыру.
От сигареты Волер отказался.
— Первое задание для тебя готово, — сказал он. — Оно совсем нелегкое и небезопасное, и, если справишься, рассчитывай на полное сотрудничество.
— Что за задание? — Харри выпустил струю дыма в зеркало заднего вида.
Волер пощупал кончиками пальцев один из проводков, торчащих из дыры на приборном щитке, где обычно находится магнитола.
— Как выглядел Мариус Веланн? — спросил он.
— А ты как думаешь? После четырех-то недель в пластиковом пакете.
— Ему было двадцать четыре, Харри. Двадцать четыре. Ты помнишь, какие мечты у тебя были в двадцать четыре, какие надежды?
Харри помнил.
Волер криво ухмыльнулся:
— В то лето, когда мне исполнилось двадцать два, мы с Гейром и Соло отправились путешествовать по молодежной скидке и оказались на Итальянской Ривьере. Денег на гостиницу нам не хватало, хотя перед тем, как уехать, Соло выгреб всю папину кассу в киоске. Так что на ночь мы ставили палатку на пляже, а днем просто ходили и глазели на женщин, машины и яхты. Удивительно, что при этом мы ощущали себя богачами. Потому что нам было по двадцать два года и мы верили, что все это — нам. Словно новогодний подарок, который дожидается под елкой. Камилла Луен, Барбара Свендсен, Лисбет Барли — все они были молодыми. Может, они еще не успели разочароваться, Харри, а? Может, еще ждали, когда можно будет распаковать подарок?
Волер провел рукой по приборному щитку и продолжил:
— Харри, я только что выслушал показания Свена Сивертсена. Ты можешь ознакомиться с ними позже, но уже сейчас я могу сказать тебе, что случится. Он расчетливый, хитрый дьявол. Убедительно разыграет из себя сумасшедшего, обманет присяжных и психологов, и в тюрьму его отправить побоятся. Короче говоря, он окажется в каком-нибудь психиатрическом отделении, где будет вести себя примерно, и через пару лет его уже выпишут. Так и будет, Харри. Вот что мы делаем с отбросами общества, которые нас окружают. Вместо того чтобы избавиться от них, перекладываем с места на место, не понимая, что отбросы продолжают гнить, а когда дом превратится в зараженный, вонючий крысятник, то будет уже поздно. Только посмотри на страны, где преступность укрепилась так прочно, что ее уже не истребишь. Увы, у нашего государства сейчас слишком много денег, и политики наперебой являют примеры щедрости и великодушия. Мы стали слишком мягкими и пушистыми, чтобы брать на себя ответственность за неприятности. Понимаешь?
— Пока да.
— Самое время появиться нам, Харри. Мы возьмем на себя ответственность. Можно сказать, мы займемся уборкой мусора, которую общество боится взять на себя.
Харри затянулся так глубоко, что сигарета затрещала.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, задержав дыхание.
— Свен Сивертсен, — бросил Волер, с опаской выглядывая в окно, — мусор, который ты должен убрать.
Харри с громким кашлем обрушился на руль, выпуская дым из горла.
— Так вы этим занимаетесь? А остальное? Контрабанда? — спросил он.
— Вся прочая деятельность направлена на то, чтобы финансировать эту.
— Это и есть твой собор?
Волер медленно кивнул. Потом наклонился к Харри, и тот почувствовал, что ему что-то положили в карман.
— Ампула, — пояснил Волер. — Это вещество называют «Joseph's Blessing».[21] Разработано КГБ во время войны в Афганистане. Изначально планировалось для покушений, но больше известно как средство самоубийства — его применяют пленные чеченские боевики. Парализует дыхательную систему, но, в отличие от синильной кислоты, не имеет ни вкуса, ни запаха. Ампулу удобно засунуть под язык или в прямую кишку. Если вскрыть ее, размешать содержимое в стакане воды и выпить, человек умирает в течение нескольких секунд. Задание понятно?
Харри выпрямился. Кашель больше не мучил, но глаза слезились.
— То есть выглядеть будет как самоубийство?
— Свидетели в изоляторе подтвердят, что, увы, при определении в камеру прямую кишку не проверили. Не волнуйся, все договорено.
Харри глубоко вдохнул. От паров бензина подташнивало. Вдалеке жалобно завыла сирена.
— Ты ведь хотел его застрелить?
Волер не ответил. Харри увидел, как к главному входу в изолятор подъехала полицейская машина.
— Ты даже не собирался его арестовывать, а два пистолета с собой взял, чтобы один потом, уже когда пристрелишь, вложить ему в руку, чтобы выглядело так, будто он тебе им угрожал. Ты специально усадил мать и Беату на кухне, а кричал затем, чтобы они смогли подтвердить, что ты стрелял при самообороне. Беата вышла в коридор слишком рано и сорвала твой план.
Волер тяжело вздохнул:
— Нам приходится убирать. Так ты убрал того убийцу из Сиднея. Закон не работает, его писали для другого времени — более невинного. Прежде чем его изменят, нам нельзя позволить преступникам захватить город. Ты-то ведь это понимаешь: видишь эту грязь каждый день.
Харри посмотрел, как дотлевает его сигарета, и кивнул:
— Мне просто нужна была полная картина.
— Хорошо, Харри. Слушай. Свен Сивертсен будет сидеть в камере предварительного заключения номер девять целые сутки, то есть до утра понедельника. Потом его переведут в хорошо охраняемую камеру в Уллерсму, где нам его не достать. Ключ к камере ты найдешь в служебке, в столе слева от двери. У тебя есть завтрашняя полночь, Харри. Потом я позвоню в изолятор, чтобы убедиться, что велокурьер-маньяк понес заслуженное наказание. Ясно?
Харри снова кивнул.
Волер улыбнулся:
— Знаешь что, Харри? Хоть я и рад, что мы, наконец, в одной команде, все-таки в глубине души мне грустно. А знаешь почему?
Харри пожал плечами:
— Потому что ты думал, что не все на свете продается за деньги?
Волер рассмеялся:
— Холодно, Харри! Потому что мне кажется, что я потерял хорошего врага. Мы похожи. Ты ведь понимаешь, о чем я?
— «Разве не радость — ненавидеть?»
— Что?
— Микаэль Крун. «Рага Рокерз».
— У тебя двадцать четыре часа, Харри. Удачи.
Часть V
Глава 32
Воскресенье. Ласточки
Ракель стояла в спальне и изучала свое отражение в зеркале. Через открытое окно она услышала, как подъехала машина и гравий на дорожке захрустел под знакомыми шагами. На туалетном столике перед зеркалом стояла фотография отца. Ракель всегда удивлялась, каким молодым и наивным он на ней выглядел.
