Кэти Райх - Могильные секреты
Мы с Райаном провели еще несколько часов, просматривая и прослушивая записи Нордстерна. Потом мы смотались домой, перекусили и разошлись по комнатам. Он не подкатывал, и мне это было безразлично.
Я отвлеклась на отчет Гальано. Думала, что от его рассказа про Марию Цукерман с мной случился такой же упс как и дома у Эдуардо, но здесь было еще что-то тревожное.
Что? Что-то, что я видела? Что-то, что я услышала? Чувство походило на неопределенный зуд, который я не могла почесать.
Райан позвонил в девять пятнадцать.
— Что делаешь?
— Читаю аннотацию на антацид.
— Ты и правда ходишь по краю.
— А что ты думал, я буду делать?
— Спасибо за помощь сегодня.
— С удовольствием.
— К разговору о твоем удовольствии…
— Райан!
— Ладно, но я вернусь к этому, когда мы вернемся на великий белый Север.
— Как?
— Я приглашу тебя на «Кошек».
Мой зуд внезапно обострился.
— Мне пора идти.
— Что? Что я такого сказал?
— Завтра позвоню.
Я отключилась и набрала номер Гальано. Его не было.
Черт!
Я схватила телефонную книгу.
Да! И я набрала другой номер.
Сеньора Эдуардо ответила сразу же.
Я принесла извинения за столь поздний звонок. Она не приняла извинений.
— Сеньора Эдуардо, когда вы прогнали Лютика, вы сказали ему присоединяться к другим. Вы имели в виду других кошек?
— К сожалению, да. Два года назад котята появились в конюшне, где моя дочь держала на своих лошадей. Патрисия оставила двух, а для остальных нашла хозяев. Она хотела принести котят сюда, но я сказала, что и Лютика достаточно. Они родились в конюшне, они могли там и оставаться. Все было хорошо, пока Патрисия не прекратила этим заниматься.
Она сделала паузу. Я могла представить как она закатывает глаза.
— Приблизительно три недели назад владелец конюшни позвонил и настоял, чтобы я забрала этих кошек или он их утопит. Лютику это совсем не нравится, но они здесь.
— Вы знаете у кого другие котята?
— Где-то по соседству, я думаю. Патрисия обклеила весь район объявлениями. Было что-то около дюжины звонков.
Я прокашлялась.
— А кошки короткошерстные?
— Обычные дворовые кошки.
* * *Телефон Доминик Спектер прозвонил четыре раза, и только тогда мужской голос предложил оставить сообщение на французском и английском языке. Я оставила свое.
Когда я чистила зубы ниткой мой сотовый зазвонил. Это была госпожа Спектер.
Я спросила о Шанталь.
Прекрасно.
Я спросила о погоде в Монреале.
Тепло.
Очевидно, она была не в болтливом настроении.
— У меня всего один вопрос, госпожа Спектер.
— Oui?[57]
— Откуда у вас Маршмеллоу?
— Mon Dieux.[58] Я должна подумать.
Я ждала.
— Шанталь увидела объявление в аптеке. Мы позвонили. Котята там все еще были, так что мы поехали и выбрали.
— Куда поехали?
— В какую-то конюшню. Там где держат лошадей.
— Около Гватемала-Сити?
— Да. Я не помню точное местоположение.
Я поблагодарила ее и повесила трубку.
Будет ли когда-нибудь конец всем тем ошибкам что я совершаю в этом деле? Какой я была идиоткой! Я все расскажу Райану, самой мне не справится.
В отстойнике «Параисо» на скелете была не шерсть Маршмеллоу. Это была шерсть его братика из того же помета. Животное с идентичной митохондриальной ДНК. Просто кошки из конюшни оставили свою шерсть на ее джинсах.
Андре Спектер не был убийцей. Просто похотливый мерзавец, который обманывал свою семью и легковерных девушек.
Я заснула с миллионом вопросов в голове.
Кто убил Патрисию Эдуардо?
Почему Диаз не хотел, чтобы я опознала труп?
Из-за чего Патрисия Эдуардо и доктор Цукерман ругались?
Сколько людей были ответственны за Чупан-Йа?
Кто стрелял в Молли и Карлоса?
Что Олли Нордстерн обнаружил? За что его убили?
Почему мы не смогли обнаружить этого?
К чему этот интерес к исследованию стволовых клеток?
Одни вопросы, и никаких ответов.
Спала я плохо.
* * *Гальяно приехал ровно в восемь тридцать. К тому времени я выпила три чашки кофе и достаточно наговорилась по телефону, пока устраивала два места на стадионе «Ши». Он привез мне четвертую чашку.
Я коротко передала ему свой разговор с сеньорой Эдуардо и госпожой Спектер. Гальяно не выказал удивления. Хотя я, наверное, просто не увидела его за очками Дарта Вейдера.
— Один из его сотрудников был довольно откровенным, — сказал Гальяно. — Похоже на то, что Спектер бабник, но безопасный.
— Что произошло вчера вечером?
— Пера, должно быть, предупредила его. Он не показался.
В пятницу утром в клинике царила суета. По крайней мере дюжина женщин сидела на стульях, расставленных в приемной. Некоторые держали младенцев. Большинство были беременны. Другие были там, как раз чтобы избежать такого состояния.
Четыре малыша возились с игрушками на полу. Два ребенка постарше что-то разукрашивали мелками из коробки лежащей между ними на детском столике. Одна стена являла собой в изобилии различные отметки тысяч их предшественников: следы ног, ошметки какой-то еды, детское граффити, полукруглые борозды от игрушечных грузовичков.
Гальяно подошел к регистратору и спросил где кабинет доктора Цукерман. Молодая женщина взглянула на него, блеснув очками. Ее глаза расширились, когда она видела значок.
— Un momento, por favor.[59]
Она быстро прошла в коридор справа от своего стола. Время шло. Женщины уставились на нас серьезными глазами. Дети рисовали, усиленно стараясь не выходить за линии.
Пять минут спустя регистраторша вернулась.
— Извините. Доктор Цукерман не может вас принять, — и она нервно махнула рукой на бригаду мамочек. — Как видите, сегодня у нас много пациентов.
Гальяно смотрел прямо ей в очки.
— Или доктор Цукерман выйдет сюда, сейчас, или мы идем туда.
— Вы не можете войти в смотровую! — Это был почти вопль.
Гальяно развернул пластинку жевачки и положил ее в рот, не разрывая зрительного контакта.
Регистраторша глубоко вздохнула, взмахнула руками и пошла обратно.
Какой-то младенец заплакал. Мамочка подняла свою кофточку и сунула малышу сосок. Гальяно кивнул и улыбнулся. Мамочка развернула плечо, прикрываясь.
Дверь отлетела в сторону. В приемную ворвалась, как маленький поезд, доктор Цукерман. Это была толстая женщина с очень короткими невыразительно белого цвета волосами. Дома. При плохом освещении. С ножницами.
— Что, черт возьми, вы делаете?
Английский с акцентом. Думаю с австралийским.
Регистраторша спряталась за своим столом, завалившись на него грудью.
— Вы не можете приходить сюда, и травмировать моих пациентов…
— Мы будем травмировать их дальше, или вы предпочли бы побеседовать где-нибудь в приватном порядке? — Гальяно одарил доктора холодной улыбкой.
— Вы отказываетесь понимать, сэр. У меня нет на вас времени сегодня утром.
Гальяно достал из-под пиджака наручники и покачал ими перед ней.
Цукерман остолбенела.
Гальяно еще раз бряцнул.
— Это нелепо.
Цукерман развернулась и промаршировала в коридор. Мы последовали за ней мимо нескольких смотровых кабинетов. В парочке из них я заметила женщин, укрытых простынями и с задранными ногами. Не завидовала я этим женщинам.
Цукерман провела нас мимо кабинета с табличкой с ее именем, в комнату со стульями и телевизором. Я подумала, что здесь, наверное, смотрят учебное видео. «Советы для исследования вашей груди». «Успех ритмического метода». «Купание новорожденного».
Гальяно не стал тянуть.
— Вы были начальницей Патрисии Эдуардо в Медицинском Центре.
— Да.
— По какой причине вы не упомянули это, когда мы говорили?
— Вы спрашивали о пациентах.
— Позвольте-ка мне разобраться, доктор. Я спрашивал о трех женщинах. Одна из тех трех женщин находилась под вашим руководством в другом заведении и вы не сказали об этом?
— Это распространенное имя. Я была занята. Не уловила связи.
— Ясно. — Его тон показал, что это вовсе не так. — Хорошо. Давайте поговорим о ней теперь.
— Патрисия Эдуардо была одной из многих девочек под моим началом. Я ничего не знаю об их жизни вне больницы.
— Вы никогда не спрашиваете об их частной жизни?
— Это было бы неподходящим.
— Ага. Незадолго до ее исчезновения люди видели как вы с Патрисией ругались.
— Девочки не всегда соответствуют моим ожиданиям.
— Так и случилось с Патрисией?
Она поколебалась.
— Нет.
— О чем же вы ругались?
— Ругались! — Она выдохнула сквозь сжатые губы. — Я бы не сказала что мы ругались. Мисс Эдуардо не согласилась с советом, который я дала ей.
— Совет?
