Ольга Лаврова - Третейский судья
— Максимум три дня. В случае удачи — это аванс.
Валентина Николаевна делается гораздо любезнее.
— Попробую к послезавтра. Постараюсь. Позвоните, пожалуйста, в одиннадцать часов, — она вручает свою визитную карточку, встает и провожает его к выходу, хотя он прекрасно нашел бы дорогу и сам.
К обеду Томин к Знаменскому опаздывает.
Сначала задерживается в «ихнем бюро». Потом, уже на Житной, один за другим встречаются свои, прежние. С каждым поговори.
А у самого министерства его обрадованно окликает вышедший из здания генерал:
— Томин, это ты?
— Надеюсь. Рад тебя видеть в здравии и в чинах.
— А говорили, борешься с мафией на Лазурном берегу.
— Ее кровавые следы привели меня в здешний регион.
— И как тебе там? «Свобода, равенство, братство»?
— Свобода — пожалуй. Остального не заметно.
— Все такой же. Заходи.
«А что мне к тебе заходить? — думает Томин. — Если по стакану, то лучше с кем-нибудь другим».
По-свойски, не стучась, отворяет дверь к Знаменскому. Тот сидит за столом, заваленным толстыми папками, и завершает телефонный разговор.
— Тут много дел или одно такое? — спрашивает Томин, обводя рукой завал.
— Одно, и конца ему нет, — Знаменский поднимается и начинает складывать папки в сейф, Томин помогает. — Банковские махинации. Фиктивные фирмы, на которые списывали миллиарды и миллиарды… Сегодня с утра телефон изводит, надо убираться. У моего следователя сидит оперативник, который занимается убийством Нуриева. Пошли к ним. Я туда же эксперта вызову. Зиночка сосватала как раз перед своим отпуском. Дескать, будет тебе пока другая «Ки» вместо меня. Она Китаева.
Знаменский звонит, слышит знакомый приятный голос:
— Капитан Китаева… Да, Пал Палыч, в морге я уже была… Да-да, приду, я неподалеку.
Она действительно неподалеку: лежит в чем мать родила, загорает в солярии. В рабочие, между прочим, часы. Посмотрел бы Пал Палыч — устроил бы ей прочистку мозгов. А может быть, и не устроил: красота штука убедительная.
…Знаменский опечатывает сейф, запирает дверь. В кабинете следователя он знакомит:
— Александр Николаевич Томин — Юрий Денисович Юрьев.
Юрьеву за сорок. Суховатая внешность, суховатые манеры. Въедливый и педантичный. К Знаменскому попал из прокуратуры. Там он блистательно размотал большое дело, которое год с места не двигалось, и в своих кругах прославился. На совещаниях и отчетах имя Юрьева сопровождалось хвалебными прилагательными в превосходной степени.
И непосредственный начальник этого не перенес — возненавидел следователя свирепо и стал ежедневно доставать. И когда Пал Палыч позвал к себе, Юрьев рванул, будто из прифронтовой полосы.
По пути в его кабинет Знаменский характеризует его вкратце, и Томин пожимает протянутую руку с уважением.
Оперативника Знаменский представляет просто как Андрея, ему лет двадцать пять. Здороваясь с Томиным, он подкупающе улыбается:
— Я вас помню. Я когда в области начинал, вы к нам приезжали на убийство.
— Да?
— Один псих мать задушил, сестру и собаку.
— А-а! — улыбается Томин. Казалось бы, мрачные воспоминания, а обоим приятно.
— Введите Александра Николаевича в курс относительно Нуриева, — говорит Знаменский.
— Труп обнаружен четырнадцатого сего месяца в девять часов утра, — чеканит Юрьев. — Время смерти определено, как трое суток до обнаружения, то есть одиннадцатого числа. Поза трупа неестественно согнутая, почти наверняка тело эти дни лежало в багажнике.
Звонит телефон, Юрьев отвечает:
— Да… Да, здесь, — протягивает трубку Знаменскому.
— Отловили! — досадует Пал Палыч. — Слушаю… Хорошо, иду. — От двери оборачивается: — Я скоро.
— Я набросал схему, — показывает Юрьев. — Вот место обнаружения — сквер напротив гостиницы. Кусты. Газон. Ограда. Труп доставили, очевидно, на машине в темное время суток или на рассвете.
— Какие-нибудь следы борьбы?
— Ни малейших. Деньги не тронуты. Документы тоже. Так что сразу установили гостиницу. Нуриев поселился седьмого. Восьмого и девятого вызывал такси, но позже отменял заказ. Вероятно, назначалась какая-то встреча и срывалась.
— Еще не приготовились его замочить, — комментирует оперативник.
— Одиннадцатого в шестнадцать часов Нуриев снова вызвал машину, вышел — и исчез.
— Шофера нашли?
— Конечно. Он показывает следующее. Пассажир бросил на заднее сиденье плащ. Собирался сесть к водителю. Тут его окликнули, он сделал шаг в сторону. Потом чья-то спина его заслонила — и все. Через полчаса водитель сдал плащ швейцару. В кармане нашли записку с адресом. — Следователь передает Томину клочок бумаги в целлофане; его прерывает телефонный звонок.
Юрьеву что-то диктуют, и он записывает, а оперативнику делает знак продолжать.
Тот с удовольствием подключается к рассказу:
— В этом адресе офис страховой компании. Фотку отретушировали под живого, и я предъяву сделал всем сотрудникам.
— Как среагировал хозяин — Ландышев?
Андрей коротко задумывается.
— Я сам ему предъявлял… ничего четкого не заметил. Лично у него алиби. И все остальные поют — не знаем, не видели. Так что по трупешнику нам от них ничего не катит. Пустой базар. Однако «быки» там вооруженные водятся. Те еще отморозки.
— То есть? — не понимает Томин: жаргонные словечки докатываются до Франции с опозданием.
— Отморозки… — затрудняется Андрей. — Ну это… Как такого увидите, сразу поймете.
Томин удовлетворяется объяснением.
— Адрес написан рукой Нуриева?
— Да, Китаева экспертизу делала. С этой запиской небольшая заморочка: адрес-то простейший, чего записывать?
Вмешивается Юрьев, кончивший телефонный разговор:
— Нет, Андрей, я тут поскрипел мозгами, догадался. Нуриев ведь заграничный русский. Это мы привыкли, что стала Мещанская, Пречистенка, Тверская. Ему в новинку.
— Верно, — одобряет Томин, Юрьев ему нравится. — Скажите, Нуриева окликнули — как?
— По имени-отчеству. Я об этом думал. В связи с этим Андрей ищет его прежних друзей.
Томин вопросительно оборачивается к оперативнику, тот разводит руками: дескать, пока пусто, но взамен предлагает другую информацию.
— Мы откатали покойнику пальчики и запросили о судимости. До отъезда за бугор Нуриев тянул срок.
— Знаю, два года за хранение оружия.
Прошлое Нуриева уже не важно, важны нынешние связи в Москве.
Знаменский возвращается в сопровождении молодой, красивой, ярко одетой женщины.
— Здравствуйте, господа офицеры, — говорит она.
— Татьяна Александровна Китаева, по прозвищу Прекрасная Татьяна — Александр Николаевич Томин, — знакомит Знаменский.
— Легендарный Томин! — восхищается Катаева.
Томин делает недоуменный жест.
— Со слов Зинаиды Яновны, — поясняет она. — Я, можно сказать, ее ученица.
— А-а.
Китаева держится слишком уверенно, слишком победительно. Ишь какая! Томин слегка сбивает с нее гонор:
— Простите, у меня еще вопрос к Юрьеву. Юрий Денисович, как Нуриев вел себя в гостинице?
— Говорят, в основном сидел в баре. С сотовым телефоном в кармане. Но одиннадцатого — что характерно — оставил его в номере.
— То есть все время ждал звонка, — заключает Знаменский, — а одиннадцатого уже не ждал, уже поехал на условленную встречу.
— А чем нас порадует Татьяна Александровна? — обращается к ней Томин, этак вполоборота.
— Можно просто Татьяна. Да вы небось знаете больше меня, — кокетничает Китаева.
— Возможно. Но все-таки попробуйте.
— На теле имеются два пулевых ранения — в область сердца и в затылок. Оба почти в упор. Оба смертельные. Выстрел в голову — контрольный. Киллерский, по привычке. Убийство явно заказное.
— И раскрытию не подлежит, — как бы заканчивает ее мысль Томин.
— Скорее всего, так. Есть, правда, новая деталь… — адресуется она к Пал Палычу.
— Давайте, Татьяна, давайте, — понукает Знаменский.
— Помните, я говорила про непонятную ранку на ягодице? Словно от укола. Так вот сегодня дали результат химического анализа. В тканях тела в глубине ранки найдены следы усыпляющего вещества. Причем мгновенного действия. Так стреляют ампулой в зверя, когда хотят обезвредить.
— Вот так, в натуре, его и увели! — восклицает Андрей. — Под ручки и в сторону: дескать, Вася-друг, где ж ты так надрался? А он уже не мур-мур.
— Я согласен, что убийство заказное, — говорит Юрьев. — Но оно к тому же демонстративное. Труп подбросили на виду, к гостинице. Как бы с угрозой кому-то: не лезь к нам!
— Совершенно верный вывод, — подтверждает Томин.
— Но почему тело три дня выдерживали? Уже признаки разложения… — говорит Китаева.
— На языке мафии это может означать: «заберите свою падаль».
