Запах смерти - Джеффри Бартон
Век ищите – ничего не отыщете. Дом Неприметного был чист. В том числе и гараж.
Даже сарай на заднем дворе не содержал ничего подозрительного.
Совсем иное дело, конечно же, Пруд. Его можно называть каким угодно, только не чистым. Первые годы в Чикаго выдались у Неприметного разухабисто фривольными; он даже первоначально назвал Пруд на французский манер «Шато Вю сюр Ле»: «Замок с видом на воду». Само собой, в этой куртуазности сквозила легкая ирония, но по мере того как Неприметный пристраивал в своем замке все больше избранных гостей, игривости в нем поубавилось… и чувствовалось, что название звучит насмешкой над всеми его славными деяниями.
А потому, обосновавшись, он стал называть это место просто Прудом.
Над таким никто не посмеется.
Как раз к моменту переименования Неприметный начал думать о Пруде как о некоем присутствии со своим собственным, развившимся в самодостаточность сознанием… Постепенно он словно сделался разумным существом. А учитывая то, что Неприметный скармливал Пруду на протяжении всех своих лет в Чикаго – то, что водоем безропотно сглатывал, – а также учитывая то, что время от времени происходило на береговой линии Пруда… то почему бы и нет?
Призрачные дуновения ветра в деревьях и кустарнике; расходящиеся по воде звуки, похожие на сиплое дыхание, необъяснимая рябь и всплески были словно знаками… Пруд давал Неприметному знать… Давал знать, что он знает.
И что ему нет до этого дела.
Пруд – а скорее, миниатюрное озеро – занимал площадь в два десятка километров, а к ним еще за сотню болот и топей. Вся эта земля принадлежала округу и считалась заболоченной, так что на нее давно махнули рукой. На обозримое будущее здесь не планировалось никакого развития. Как раз то, что надо. А посередине Пруд был глубиной метров пять (Неприметный лично замерял). Теоретически солнечный свет мог достигать дна, но четкой уверенности не было.
Нырять для замера в гидрокостюме он не счел нужным.
Если не считать неизбежных брызг от всплесков, воды Неприметный старался максимально избегать; брезговал к ней даже прикасаться. Он знал, что лежит там, внизу.
На озере были кувшинки и лилии, попадались лягушки, а иногда и черепахи, но и всех их Неприметный чурался.
На руку было еще и то, что окружавшая Пруд земля находилась чересчур далеко от города, а также изобиловала гнусом, клещами, всякими колючками, чертополохом и тиной, так что засранцы-дети не лезли сюда заниматься своими обычными пакостями – курить, распивать и играть в больницу.
А потому свидетелей на Пруду считай что не водилось.
Наличие вблизи такой местности и повлияло на решение Неприметного купить здесь старый дом. И хотя Пруд с участком не граничил, Неприметный проложил к нему тропу – точнее, полосу из примятой сорной травы, по которой можно с полкилометра толкать тележку до южного берега, где лежала ветхая перевернутая лодка.
А под лодкой – пара весел.
А за ней – кучка из оставшихся ландшафтных плиток: тяжелых, килограммов по пятнадцать…
Глава 45
Пульсирующая боль в боку никак не давала заснуть («нет мучения – нет лечения», как мне вчера ответил в трубку доктор на вопрос, нормально ли это), поэтому мы с Вирой запрыгнули в пикап и направились от «кукушки» на Парк-Форест к трассе I-90, ведущей на запад. Мне важно было продолжать движение – как нашей подруге акуле, – даже если толку от этого было не больше, чем в кидании мячика о стену сарая.
Власти предержащие были в курсе моей предстоящей поездки к транспортникам, но я даже не представлял, что мой предрассветный вояж к Эгг-Ривер начнется из-за бессонницы, когда я уже устал ворочаться и делать вид, что снова засыпаю. Звонить на предмет разрешений и допусков было еще слишком рано, и не хотелось провоцировать в трубке негодующие тормозные возгласы. Ну а патрульное авто, курсирующее мимо моей конспиративной квартиры каждый час, пускай предполагает, что я там внутри крепко сплю вместе с моим «Фордом 150», припаркованным в гараже на две машины.
Лучше не рисковать, а то, того и гляди, получишь лингвистическую порку.
На зону отдыха Эгг-Ривер мы въехали, когда из-за горизонта уже выглядывало солнце. Единственным намеком на жизнь здесь был двуспальный «Питербилт», одиноко дремлющий на стоянке грузовиков. Не сумев вкусить за ночь сна, Мейсон Райд-демон жаждал ворваться в этот сектор, подлететь к восемнадцатиколесному мастодонту и придавить клаксон – пускай сучара вздрогнет и лежит наяву разбуженный, – но Мейсон Рид-ангел сказал «нет». Тем более что Мейс-человек рассудил, что в таком случае придется топить педаль в пол и жечь к дьяволу резину, иначе не миновать под зад пинка от взъяренного дальнобойщика.
Вире я дал пройти с собой в вестибюль и, памятуя о презентации Ландвика насчет безопасности в зонах отдыха, чуть не помахал рукой туда, где под потолком предположительно гнездилась одна из их скрытых камер. Сомнительно, чтобы кто-то наблюдал за мной с того конца, а если и наблюдал, то вряд ли взял на себя труд послать сюда наряд полиции, сделать мне замечание насчет собаки в помещении. В тамбуре входа стояла пара торговых автоматов с попкорном, чипсами и конфетками по VIP-цене аэропортов. Внутри на дальней стене висела карта со стикером «Вы здесь»; вдоль углов стояли четыре скамейки для нетерпеливых путешественников, обычно сидящих в притворно безмятежном ожидании своих отпущенных в санузел близких («ты еще долго, черт тебя дери? пора рвать когти!»). Рядом с дверями входа находилась запертая служебка с какими-нибудь щетками, моющими средствами и туалетной бумагой. Интерьер довершал питьевой фонтанчик из нержавейки, над которым жаждущим можно слегка остудить шок от огнедышащих цен.
Оставив Виру караулить вестибюль, я зашел в мужской туалет, быстренько отлил, подошел к раковине и намылил руки. В санузлах камеры отсутствуют, но если б водитель «Питербилта» был экстрасенсом и взбеленился, скажем, от идеи Мейсона-демона насчет побудки, то он ворвался бы в сортир, разбил мою башку о раковину или о зеркало и так бросил. А следующий, кто пришел бы в туалет и нашел то, что от меня осталось, позвонил бы в 911, и по его запросу оперативники получили бы видео дальнобойщика, входящего и выходящего из санузла
