Инна Тронина - Прощённые долги
– Очень рад вас видеть! Я думал, что вы не ответите на пожатие, – признался загадочный Сашкин двойник. – Моё имя – Али Мамедов. А это – Павел Шурдут, мой помощник.
– Аркадий Калинин, мой друг и коллега, – представил спутника Андрей, стараясь предугадать, что же последует за процедурой знакомства.
– Я вас, к сожалению, забыл предупредить, чтобы вы прибыли один, – вежливо, но твёрдо сказал Мамедов.
Он произносил слова правильно, без малейшего акцента, и совсем не был похож на бандита.
– Попросил бы уважаемого Аркадия простить нас и остаться здесь. Ничего страшного с вами не случится. Просто мальчик, Антон Аверин, плохо себя чувствует. Вы же знаете, что он – наркоман. Сейчас Антон находится в Белоострове, в дачном домике. У него сильные ломки. Мы, конечно, делаем ему инъекции, но очень хотели бы передать сыночка папе. У нас там нет возможности его содержать. Когда начнутся холода, этот дом станет негодным для проживания. По дороге я вам расскажу его историю, чтобы не терять времени. У мальчишки сердечная недостаточность, ко всему прочему. Потому мы и решили много с отца не требовать. Но без нашего вмешательства Антона давно не было бы в живых. Мы ведь нашли его у какой-то речки, с ножом в животе. Цыгане постарались, порезали его. По счастью, рана оказалась неопасная. Вот за это, за лечение, за препараты, которыми мы его сейчас колем, отец, думаю, заплатит без разговоров. Но об этом мы ещё успеем потолковать. – Мамедов кивнул на ЗИЛ. – Прошу вас, Андрей. Мы сядем в кузов, а Павел – за руль. Ещё раз повторяю, что лично вам ничто не угрожает.
– Аркадий, вот тебе ключи от машины. – Озирский вытащил из кармана брелок. – Я думаю, что тебя сейчас не остановят. Поезжай в гостиницу и жди меня там…
Андрей говорил всё это вполголоса, засовывая ключи в карман Калинина. Тот скользнул взглядом по номеру грузовика, и от Али Мамедова это не укрылось. Но он так и продолжал доброжелательно улыбаться, чуть прищурив свои глаза-цветы.
Озирский, подтянувшись на руках, вскочил на пол фургона, потом поднялся и Али. Мамедов включил фонарь, и Андрей заметил в углу фургона смятые ватники, болотные сапоги, несколько картонных коробок и два мотка кабельного шнура. Али указал на противоположную стену, рядом с которой были брошены две автомобильные камеры, покрытые сверху толстым слоем войлока.
– Пожалуйста, садитесь. Не ахти, конечно, какое удобство, но уж чем богаты… Ехать недолго, – успокоил Мамедов и уселся первый.
– Где конкретно его держат? – Озирский устроился рядом с Али и рывком расстегнул куртку.
– Я же сказал – в Белоострове. Сейчас по Приморскому быстренько выедем – так будет ближе.
Что-то не понравилось Озирскому в словах Мамедова, царапнуло по сердцу, хотя слова казались совершенно невинными. То ли мешали духота и резкий запах бензина, то ли начинающаяся боль в позвоночнике, но Андрей так и не смог уловить ничего криминального в словах южного красавца. Он вытер пот со лба и закрыл глаза.
Когда грузовик, рыча и раскачиваясь, начал разворачиваться в пересохшей луже, Озирский приказал себе успокоиться и делать, что должно. Какими бы подозрительными ни казались нынешние его визави, он не имеет права отступать. Если Антон при смерти, а при ломках такое бывает, Али постарается избавиться от него побыстрее – чтобы скончался уже дома.
Калинин проводил взглядом грузовик, уехавший по Ланскому шоссе в сторону Чёрной речки, нащупал в кармане куртки связку ключей и пошёл в тот двор, где осталась машина. Номер грузовика он запомнил, и сейчас сожалел о недопустимой беспечности Андрея, который поехал невесть куда с такими уркаганами. Надо бы сейчас, не теряя времени, обратиться в ближайшее отделение милиции, передать координаты этого фургона. Сейчас на Омскую заедем – это ближе всего…
Аркадий ускорил шаг, но потом остановился. В бездонном тёмном небе с редкими белесоватыми тучками и россыпью звёзд горели красные огни телебашни, поднимающейся над городом. Отсюда её было особенно хорошо видно, потому что здания кинотеатра и Торжковского рынка не закрывали обзор.
Калинин не заметил, как из-за угла павильона вышел полный низкорослый человек в длинном макинтоше, достал пистолет, не спеша взвёл курок. Потом проверил, плотно ли навинчен глушитель, прищурил один глаз и выстрелил навскидку, целясь Калинину под левую лопатку. Аркадия вдруг сильно толкнуло вперёд, а после спину обожгло, словно издали бросили раскалённый в костре камень. Он зашатался, пытаясь устоять на ногах, обернуться назад, но это у него не получилось.
Огни вышки рванулись вверх, весело закружились, как в хороводе, побежали под ногами, как живые. Пожелтевший куст с белыми ягодами и сломанный деревянный ящик взвились вверх и улетели в космос. Калинин уже обо всём догадалась, но исправить ничего не смог.
– Хорошо, что цыгане парня с собой не утащили! – оживлённо говорил Али Мамедов, пытаясь перекричать шум мотора. Грузовик как раз проезжал мимо Лахтинского разлива. – Вы же понимаете, сунут в табор к своим родственникам – и ни с какой милицией не найдёшь. Пиши пропало, как говорится! Ромалы сами хотели за него башли содрать, да парень сбежать попытался. Его догнали, схватили, потащили назад. Ну, и поранили в драке. Раненого у себя держать не захотели, бросили на улице. А мы подобрали – человек же живой. Антон давно с племянником Макара, цыганского барона, враждовал из-за «сена». Всё казалось, что их с Беном надувают. А Макар таких вещей не любит, вот и решил отомстить. Пришлось мне с ним не очень вежливо побеседовать после того, как Антона нашли у речки. Так скажите, пожалуйста, неужели нам ничего не причитается за спасение мальчишки? Отец его, думаю, не станет особенно возражать…
Озирский почувствовал, как пахнуло заливом. Значит, проехали Лахту, и сейчас будет Ольгино. Ничего не отвечая Мамедову, Андрей взглянул на часы – половина одиннадцатого. Интересно, догадается Аркадий скинуть номер машины на посты ГАИ, чтобы, в случае чего, имели в виду? Конечно, он это сделает, и можно не беспокоиться. Кроме того, у Мамедова явно нет намерений убивать своего спутника – иначе зачем столько ждать?.
– Я вижу, вы мне до конца не доверяете, – с сожалением сказал Али. Андрей старался не смотреть в такое знакомое и в то же время совершенно чужое лицо. – Видите? – Красавчик опустил руку в карман пальто и достал оттуда бумажник крокодиловой кожи. – Это – портмоне Антона Аверина. Возьмите.
– Зачем? – устало спросил Андрей. Спина его болела всё сильнее, потому что сидеть на камере было неудобно.
– Чтобы не оставалось сомнений. Откройте его. Там есть фотография. Антон позволил мне взять эту вещицу, чтобы доказать наше с ним знакомство. Жаль, что здесь нет профессора – он без труда опознал бы портмоне.
Али опять включил фонарь, осветил внутренность кошелька. За прозрачной стенкой с внутренней стороны была вставлена цветная фотография. На которой действительно были изображены мать, сестры и племянники Антона. Озирский закрыл портмоне, молча вернул его Мамедову и снова опустил веки. Вместо того чтобы успокоиться, он, напротив, насторожился, потому что верил Мамедову теперь ещё меньше, чем прежде.
Грузовик ехал уже не по ровному покрытию шоссе, а по размытой дождями просёлочной дороге; его мотало из стороны в сторону. Вдалеке прогудела электричка, а совсем рядом протарахтел мотоцикл. Али поднялся с камеры, дошёл до дверцы фургона, толкнул её и выглянул наружу.
– Всё, подъезжаем. Без десяти одиннадцать. Отлично! А так бы мы ещё даже не встретились. Зачем терять время? Жизнь так коротка!..
ЗИЛ остановился, и Али жестом пригласил Андрея на выход. Сам он тотчас же выпрыгнул наружу и быстро пошёл к калитке. Озирский лишь успел увидеть забор из облупленных реек и за ним – дом среди сиреневых и рябиновых кустов. Сквозь листву уютно светилось одно окошко на втором этаже – на подоконнике стояла лампочка под хрустальным абажуром.
Сосредоточив всё внимание на Мамедове, Озирский не заметил, как из-за груды ватников и сапог выбралась тёмная фигура. Открывая калитку, Али уронил надетое на забор цинковое ведро, и оно с грохотом покатилось в канаву, заглушив все остальные звуки, которые могли бы заставить Андрея оглянуться и помешать противнику. Он лишь почувствовал укол в шею, и дыхание перехватило от резкого, тошнотворного запаха. Тело мгновенно потеряло чувствительность, и ноги подогнулись в коленях.
Но Озирский всё же успел разглядеть брюнета в респираторе, держащего в вытянутой руке серебристый баллончик с красными латинскими буквами. Потом из глаз хлынули слёзы, и свет померк для Андрея. Грудь разодрал болезненный, надсадный кашель, и сознание окончательно пропало.
* * *Забытье длилось минут десять-пятнадцать – по крайней мере, так показалось Озирскому. Глаза под закрытыми веками всё ещё резало, в мозгу стоял плотный туман. Но постепенно он начал кое-что соображать и попробовал пошевелиться. Тут же к лицу прикоснулась мягкая влажная ткань – кто-то умело, привычно обтирал лоб и щёки. Потом уже другой тампон проехался от наружного угла правого глаза к внутреннему; то же самое проделали и с левым. Резь быстро прошла, и Андрей наконец-то смог разомкнуть веки.
