Николай Леонов - Сын банкира
– Мальчик жив, здоров, сейчас он в безопасности, – рухнув в кресло, известил Гуров. – Только что я передал его нынешним родителям.
– Ка… Как вы могли так поступить?!! – Кулькофф говорил, тяжело дыша, словно ему не хватало воздуха. – Ведь это же наш сын! Вы понимаете – наш!!!
Светлана молча закрыла лицо руками, из-под ее пальцев закапали безмолвные слезы.
– Лев, как прикажешь это понимать? – строго поинтересовался Орлов. – Почему сразу не позвонил, как только завершилась операция, почему, в самом деле, единолично решил судьбу мальчика?
– Отвечу. – Гуров встал с кресла. – Только давайте без эмоций, и прошу не перебивать. Мы вообще-то сегодня кого спасали? Ребенка, которому еще только двенадцать. Но за эти дни он испытал такой стресс, что и иному взрослому перенести не под силу. Мальчику сейчас требуется только одно – поскорее вернуться в привычную обстановку. А это тот дом, в котором он вырос. Да, рано или поздно решать проблему родительских прав придется, и Лещевы это понимают. Но не сегодня же! Вы себе можете представить состояние Вити, если бы я вдруг привез его сюда и объявил ему, что вот это и есть его законные мама и папа, а те, кого он до этого считал своими родителями, кого он любит и хочет видеть, – ему вообще никто? Вы что, думаете, что я жестокий, равнодушный, черствый человек? Я вам сочувствую, но в данном случае я исходил из интересов ребенка. Дайте ему прийти в себя!
– Я никогда не соглашусь с тем, что мой сын будет воспитываться чужими людьми! – Глядя в пол, Кулькофф категорично мотнул головой.
– Вынужден напомнить вам библейскую притчу о двух матерях. Не хочу вас обидеть, но вы мне напоминаете именно ту, которая согласилась с предложением царя Соломона разделить мечом спорного младенца. – Гуров грустно усмехнулся. – Вы что думаете, стоит мальчика забрать из его нынешней семьи, привезти в Америку, забросать подарками, свозить в Диснейленд – и он тут же разлюбит своих теперешних родителей? Не думаю. К тому же вы разводитесь, ваша семья распадается. Это что же получается, один мальчик при разделе имущества достанется главе семейства, другой – его супруге? И вы считаете это правильным?
– Нет, мы вчера прекратили бракоразводный процесс. – Кулькофф с вызовом посмотрел на Гурова. – Наша семья не распадается.
– А вы своей супруге уже объяснили суть всей этой истории? – Лев кивнул в сторону Светланы.
– Да, я все ей рассказал. Она меня простила, и мы теперь снова любим друг друга! – с пафосом объявил Кулькофф.
Гуров и Петр переглянулись. В их взглядах читалось одно и то же: как же это у вас все быстро, легко и просто!
– Вообще-то, господин Кулькофф, я бы тоже был не против выяснить кое-какие обстоятельства, – Орлов внимательно посмотрел на банкира, почему-то смешавшегося под его взглядом. – Скажите, что вас связывало с Вилюевым?
– Хорошо… – Кулькофф тягостно вздохнул. – Но лучше расскажу вам все с самого начала. Иначе последующего просто не понять. Ну, то, что у меня была другая жена, коренная американка, вы, я думаю, уже знаете. Дороти была достойной женщиной, но из-за своей болезни не могла иметь детей. В ту пору я начал работать с российскими фирмами и в девяносто третьем в Москве познакомился с сотрудницей одной из компаний. У нас сложились близкие отношения… Потом я уехал обратно в Америку и, поскольку понес в России большие убытки, работать здесь перестал и больше сюда уже не ездил. Потом умерла Дороти. И тут я вспомнил о Светлане. Приехав сюда, я начал ее разыскивать, и когда нашел, то был очень рад, что у нее есть наш общий ребенок. Мы поженились и уехали в Штаты. Наш брак мог бы быть самым счастливым, если бы не периодические расстройства психики моей супруги. Случалось, она по целому месяцу пребывала в меланхолии и депрессии. Она без конца находила у Алекса несуществующие проблемы и болезни… Я выложил кучу денег психиатрам и психоаналитикам, но ей лучше не становилось. Последние три года между нами вообще прекратились супружеские отношения. И тогда я, уже будучи не в силах переносить все это, предложил развестись. Но мне не хотелось потерять сына, и ради этого я придумал, как оставить его при себе, не занимаясь судебными дрязгами.
– Для этого вы решили объявить его без вести пропавшим… – Петр понимающе качнул головой.
– Да. Я приехал в Россию и разыскал своего старого знакомого, Геннадия Вилюева. Он около десяти лет работал следователем прокуратуры, а потом ушел в частный охранный бизнес. Я попросил его мне помочь, и он разработал схему подмены Алекса похожим на него мальчиком. Эта мысль пришла ему в голову после того, как он увидел фото Алекса. По его словам, у себя в Подольске однажды он случайно встретил очень похожего. У него была феноменальная зрительная память. Но ему еще были нужны помощники. И он их нашел среди сотрудников своей охранной фирмы, откуда незадолго до этого уволился.
– Так, так, так… – Гуров повернулся к Петру. – Теперь понятно, откуда Вилюев знал Хаджиняна – как следователь он вел его дело. Так сказать, наставлял на путь истинный. А потом сам же начал подбивать свернуть с этого пути. Ну а когда тот отказался, сам же и убил. Сколько вы ему предложили за эту операцию? – Лев посмотрел на Кулькоффа.
– Пять миллионов российских рублей. Это помимо затрат на помощников и возможные накладные расходы. Сначала все шло, как он и рассчитал. Но потом вдруг начались осложнения. Основной помощник начал его шантажировать, требуя увеличения гонорара. Вообще-то я обещал Геннадию выдать премию той же величины, что и аванс, в случае удачного завершения дела. Но его помощник единолично хотел получить миллион долларов. В противном случае он угрожал убить мальчика. Видит бог, я не хотел, чтобы хоть в какой-то, даже самой малой степени могло произойти нечто подобное. По плану Геннадия, после завершения операции мальчик должен был вернуться к родителям, которым я предполагал заплатить не меньше пары миллионов рублей.
– Но, как говорится, мы – полагаем, а бог – располагает… – незаметно войдя в кабинет и дослушав Кулькоффа, Станислав резюмировал сказанное им. – Дальнейшее понятно. Ситуация и так была как на ходулях, а после того, как Вилюева отравил его помощник по кличке Упырь, вообще вышла из-под контроля. Кстати, сейчас-то как здоровье госпожи Кулькофф?
– Слава богу, наладилось, – за жену ответил Кулькофф. – Правда, неделю назад ночью опять был приступ беспричинного страха. Она проснулась и стала кричать, что Алекса засыпало землей, что он задыхается… Я позвонил знакомым в Австралию, где он в это время был, они сказали, что мой сын здоров и невредим, сидит, смотрит телевизор…
– «Телевизор»… – скривившись, Стас передразнил Кулькоффа. – А знаешь ли ты, великий комбинатор, что именно в этот момент твой второй сын, Витя, полз под землей по тесной, крысиной норе, задыхаясь от ужаса? Ты можешь себе представить, что твоя жена все эти годы на расстоянии чувствовала каждую болячку, каждую неприятность своего второго сына? Что она тосковала по нему, сама этого не понимая? А ты ее – в психушку, разводиться… Ты едва не погубил парня, а теперь собираешься предъявить на него свои права. Как говорили встарь, побойся бога!
Лицо Кулькоффа несколько побагровело и исказилось то ли от растерянности, то ли от осознания своих промахов. Он посмотрел на жену, но тут же опустил глаза и глухо поинтересовался:
– Мы можем быть свободны?
– Да, к вам вопросов больше нет, – кивнул Орлов.
Когда за четой закрылась дверь, Гуров задумчиво заметил:
– Что-то мне подсказывает – наломают они дров, ох, наломают!
– Что ты имеешь в виду? – Петр достал сигарету и неспешно закурил.
– Они от Лещевых не отстанут. Теперь они все пустят в ход, чтобы забрать сына себе. – Гуров потянулся. – Ну, что? Мы свое дело сделали, теперь пусть идут другие и доделывают. Я – домой. А ты? – повернулся он к Стасу.
– А я что, великомученик? Раз нам было обещано, по меньшей мере, два выходных – ставь на бочку! – Крячко залихватски стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Ну, раз обещал, то куда ж денешься? Отдыхайте! – Петр сделал великодушный жест.
Но, как и предполагал Гуров, наступивший день покоя операм не сулил.
Часа два спустя, когда он, прибыв домой, уже начал перебирать и налаживать спиннинги – со Стасом они договорились следующим утром махнуть на рыбалку, – неожиданно ожил сотовый. Гуров сразу же узнал голос Павла Лещева.
– Лев Иванович, – отчего-то сильно волнуясь, торопливо говорил тот, – я не знаю, что делать. Вот, решил обратиться к вам. Извините, если не вовремя.
– Говорите, говорите, что там у вас стряслось? – сказал Лев, уже догадываясь о причинах, побудивших Павла позвонить ему.
– Я не знаю, за что нам все эти беды, я не знаю, кто дал этому америкосу хренову наш адрес и телефон, но он только что позвонил и сказал, что едет к нам решать вопрос насчет нашего Витюшки. Он что, хочет его у нас забрать? Лев Иванович, если он только посмеет ступить на наш порог, я его по лестнице спущу! Скажите, что нам делать?!
