Новогодний сюрприз - Рудольф Васильевич Ложнов

— От родителей они должны ехать в Москву. Дней на десять, а может, больше. Когда вернутся, затрудняюсь вам ответить. У них отпуск почти тридцать дней.

— Жаль, очень жаль и не вовремя, — проговорил Бобов с расстроенным видом.

— Николай Никифорович, успокойся. Не переживай. Не всё потеряно. — Закончив говорить, я свой взгляд обратил на Ирину.

— Ирина, Вы, может, знаете фамилию подруги сестры? — на всякий случай спросил я, не надеясь получить положительного ответа. Но я ошибся.

Ирина не совсем уверенно ответила:

— Фамилия… Сестра как-то называла… Кажется, Лопатина.

— Постойте, постойте! Как Вы сказали, Лопатина? Я не ослышался? — переспросил я, а у самого вдруг кровь стукнула в голову.

«Лопатин! — повторил я в мозгу. — Лопатин — канавный! Отпросился с работы по случаю рождения ребёнка», — вдруг вспомнил я рассказ сменного инженера Скиднова.

— Вера Лопатина. Рудольф Васильевич, я что-то не так сказала? — услышал я голос Ирины. — Вы задали вопрос, асами о чём-то задумались. Вы даже изменились в лице. Что с Вами? Вы её знаете?

— Нет. Я не расслышал. Я её не знаю, — уклончиво ответил я, а сам мельком взглянул на Бобова. Бобов как будто ждал моего взгляда и положительно кивнул головой. Не дожидаясь меня, он быстро задал вопрос Ирине:

— Скажите, Ирина, муж Веры случайно не на металлургическом заводе работает?

Удивлённые глаза Ирины забегали по нашим физиономиям.

— Да. В каком цехе он работает, не могу сказать. Но точно знаю, что он работает на заводе. Почему вы расспрашиваете о нём, что — вы его подозреваете?

— У нас работа такая, — сказал Бобов. — Проверяем. Подозреваем.

— Ирина, Вы должны помочь нам, — спокойно спросил я.

— Что я должна делать, Рудольф Васильевич? — совсем растерявшись, спросила Ирина.

— Ирина, Вы успокойтесь, — сказал я. — Сейчас всё объясню. Нам на неопределённое время нужно будет Ваше платье. Ещё раз повторяю, на неопределённое время. Может, всего на несколько дней, всё зависит от обстоятельств. Мы должны его предъявить на опознание швеям мастерской и одной женщине. В случае, если платье не опознают, то мы его вернём Вам.

— А если опознают платье? — поспешила задать вопрос Ирина.

— Ну… — я сделал секундную паузу. — В случае опознания, Вы уж нас извините, мы должны изъять его в качестве вещественного доказательства. Так трактует уголовнопроцессуальный кодекс.

— Если это необходимо для вашей работы, то я не возражаю. Пожалуйста, возьмите. Только вот как быть моей сестре? Вдруг Вера потребует вернуть платье. Мы ведь его взяли как бы для временного пользования, денег за платье не платили. Не совсем будет прилично. Не хорошо будет с нашей стороны.

— Ирина, Вы вроде бы сказали, что Ваша сестра нескоро вернётся домой, так ведь? — как бы успокаивая её, спросил я.

— Да.

— Прекрасно! Я думаю, к возвращению Вашей сестры всё разрешится. Так что будьте спокойны и не переживайте. Да, что я хотел сказать напоследок. Ирина, на какое-то время сохраните тайну о сегодняшней нашей встрече и особенно ничего не говорите Лопатиным. Договорились?

— Если это так важно для следствия, то будьте уверены, я умею держать язык за зубами.

Мы поблагодарили её за угощение, за оказанную помощь и покинули квартиру.

* * *

На следующий день утром, придя на работу, я не успел толком настроиться на работу, как неожиданно, без разрешения, без стука, не зашёл спокойно, как положено, а стремительно ворвался в кабинет воинственно настроенный, возбуждённый и весь сияющий, торжествующий Бобов. Толком не успев за собой закрыть дверь, сделав на лице многозначительный, геройский вид, выкрикнул на весь кабинет:

— Ну, Рудольф Васильевич, сейчас же, не мешкая ни минуты, будем брать Лопатина! — Сказав, победоносно вскинул свой радостный, довольный взгляд на меня.

Я ошарашенно уставился на геройского вида опера, и лёгкая усмешка пробежала по моим губам.

— Наконец-то мы знаем, кто именно совершил кражу! — продолжал неугомонный Бобов. — Честно признаюсь, не ночь была для меня, а какой-то кошмар. Почти не спал. Всё ждал, когда же наступит утро.

Я, продолжая смотреть на него, слегка ухмыльнулся и задал вопрос:

— А что мешало, Николай?

— Как что? Всё думал, как будем брать Лопатина, тёпленького. Я, знаешь, — продолжая вдохновлённо восхищаться, продолжил Бобов, — всю ночь думал, как мы поедем к Лопатину, сделаем обыск, найдём ещё похищенных вещей и растерянного, сникшего вора заберём с собой. Как мы удачно и умно провернули это дело. Нужно уметь работать! Не так ли, Рудольф? Чего время тратить впустую, и так всё ясно — кражу совершил Лопатин! Ты же видел, как вчера швея и заказчица сразу же, как только увидели платье, взятое у Ирины, опознали его. Как обрадовалась сама заказчица, увидев своё платье. Ты, Рудольф, не представляешь, как у нас с тобой отлично получилось, а? Улика железная, неопровержимая! Доказательства есть. Прямой свидетель — сестра Ирины, Люба. Что ещё надо? Комплекс доказательств и улик! Вещи похищенные нашли, вещественные доказательства налицо, куда он теперь денется. Никуда! Увидев всё это своими глазами, Лопатин на первом же допросе расколется, как пить дать. Ты согласен со мной, Рудольф Васильевич? Давай, выписывай постановление на обыск в его доме, и поедем к нему. Вот так, мы враз с тобой раскрыли такое преступление, а! Теперь, теперь мы точно получим награду! — Бобов весь сиял, торжествовал. Радость была у него бесконечная.

Я со смешанными чувствами удивления и смущения смотрел на торжествующего Бобова, тараторившего без меры, восхвалявшего себя и меня без ограничения приличия и совести, мысленно подумал: «Опер с шестилетним стажем, к тому же опыта набирался, работая участковым, и возраст уже не мальчишеский, взрослый, а ведёт себя в данный момент, как мальчишка. Ну, точно, как мальчишка! Только чересчур уж хвастливый. Хороший оперативник, честный, старательный, исполнительный, и что главное — есть желание работать, но, как все молодые, я имею в виду не возраст, а стаж работы, не хотят, не стремятся использовать свой аналитический ум, то есть размышлять — применять дедуктивный метод мышления. Вот налицо пример к вышесказанному».

Я пристально посмотрел на расхрабрившегося Бобова и не спеша, вдумчиво, с расстановкой проговорил:

— Слушай, Николай Никифорович, не пора ли тебе сбавить свои, без меры, сильно раскрученные обороты, а? Иначе, не приведи Господь, чтобы самому не оказаться в этих оборотах и сломать себе шею. Я хотел бы знать, кто это тебя так накачал? Ты случаем, прости, конечно, не хватил лишку сегодня пораньше? Ты из дома пришёл такой накрученный, накачанный и вдобавок взбудораженный или…?

Глаза Бобова неожиданно округлились от удивления, и он в спешке, не понимая меня, выпалил:

— Ничего подобного, Рудольф. Я нормальный. Во рту — ни