Александр Золотько - Игра втемную
Я и телевизор – мы живем в одной комнате. Теща с тестем – в другой, а жена и двое наших сыновей проживают в третьей.
Первоначально все выглядело немного по-другому. Мы с женой спали вместе, а рядом стояла кровать нашего младшего.
Потом, уж и не помню по чьей инициативе, Таня перешла спать к детям, а я был размещен в зале, на диване. Действительно, я мог допоздна читать или писать, смотреть телевизор. А детям нужно было пораньше ложиться спать. Как и моей жене. Все чаще у нее возникала необходимость побыстрее отойти ко сну, заглянув ко мне в комнату и пожелав спокойной ночи. Все реже мы целовались, и все чаще находился повод для того, чтобы испортить друг другу настроение. И это при том, что я продолжал ее любить, да и она, наверное, в то время еще неплохо ко мне относилась. Кризис, однако, назревал, как бы мы не хотели его замечать.
К тому времени, когда Сева пришел требовать порцию утренних мультиков, я уже почти не спал, а находился в блаженном состоянии между пробуждением и тем моментом, когда нужно было открывать глаза. Такие минуты люблю больше, чем процесс погружения в долгожданный сон. Еще когда служил в армии, встав по какой-нибудь причине среди ночи, испытывал просто неземное блаженство, возвращаясь в еще не остывшую постель. А вот чего там не было никогда, так это дремотного утреннего состояния. Такое счастье возможно только на гражданке, да и то тогда, когда никто тебя не зовет в магазин, на огород и в другие места жизненно важных интересов. Я наслаждался остатками ночного покоя, но был уже обречен на быстрое и полное пробуждение. Сразу после визита сына в комнату заглянула Таня и напомнила, что я обещал сходить на базар, а через пять минут зазвонил телефон. Сегодня я на совершенно законных основаниях мог рассчитывать на полный день в семейной обстановке. Завтра праздник, по этому поводу наш «Еженедельник» в свет было решено не выпускать. По этому же поводу Сева не был отправлен в детский сад, а теща не пошла на работу. По этой же причине я не спешил вставать. Был, конечно, шанс, что звонят теще, но когда после обычного «Слушаю» жена сказала: «Здравствуйте, Владимир Александрович!», стало совершенно понятно, что требуют меня.
– Здравствуйте, Владимир Александрович! – достаточно бодро сказал я.
– Доброе утро, Александр Карлович, я вас не разбудил?
– Нет, что вы, – почти не соврал я и подавил зевок, – я уже на ногах, бодр и весел.
Жена, проходившая мимо, хмыкнула.
– Как там в Москве? – спросил Владимир Александрович.
– Стреляют.
– Ну, этого добра и у нас хватает. Я, кстати, по поводу стрельбы и звоню. Помните, я просил вас поинтересоваться, если это будет возможно, обстоятельствами убийства?
– Помню, – снова почти не соврал я. – Это связано с милиционером.
– Да-да, только меня интересует не убийство милиционера, а то, с чего все это началось. На проспекте Ленина, в квартире.
Бот чего я совершенно не хотел, так это обсуждать любые серьезные вопросы по домашнему телефону. Я и до поездки в Москву подозревал, что в моих телефонных переговорах участвует некто в качестве слушателя, а после всех московских приключений мания преследования просто не отпускала меня, временами дружески похлопывая по нервным окончаниям.
– Владимир Александрович! – бодро сказал я. – Вы сейчас очень заняты?
– Да в общем, не очень.
– Тогда давайте с вами встретимся где-нибудь в районе рынка, а потом заедем ко мне в гости. У меня тут где-то завалялась бутылка. Заодно и книги новые покажу.
– Это было бы неплохо, я бы вам ваши книги отдал… Вы во сколько выезжаете?
– Сейчас… Таня, сколько там на часах?
– Десять двадцать пять.
– Сейчас почти половина одиннадцатого. Если все будет нормально – встречаемся в метро, на Центральной в половине двенадцатого.
– Давайте лучше встретимся чуть позже. Вам на базар сколько времени нужно?
– Час – полтора.
– Тогда встретимся в метро, на рынке в час.
– Идет, – согласился я, и тут мне в голову пришла замечательная идея – хорошо бы еще попытаться вызвонить кого-нибудь из клуба.
– Я попробую, – сказал Владимир Александрович. – Ну ладно, не буду вас задерживать, до встречи.
Я положил трубку и, наконец, отошел от холодильника. Телефон у нас стоит на холодильнике в коридоре поэтому всякий говорящий по телефону представляет собой живое препятствие на пути всех идущих из комнат в кухню и туалет.
Несмотря ни на что, я был доволен. Я ведь знаю Владимира Александровича. Он, конечно, позвонит нашим клубменам, и в первую очередь обязательно Ковальчуку. Таким образом, если наш знакомый оперативник сегодня свободен, – а при нашей последней встрече он говорил о том, что собирается в отпуск, – то я смогу увидеться с ним, даже не упоминая его имени по телефону, как бы случайно. Я почувствовал себя просто замечательно.
– Ты что, кого-то пригласил? – спросила Таня, и настроение у меня ухудшилось.
– Владимир Александрович должен заехать, ну, и еще кто-нибудь из клуба… – промямлил я.
Жена некоторое время колебалась в выборе реакции, но неплохое отношение ее к Владимиру Александровичу перевесило-таки нежелание возиться с гостями в предпраздничный день.
– Только тогда ковры тебе придется выбивать завтра, – подвела она итог и убыла на кухню, к маме.
А я собрал сумки и убыл в сторону рынка и на встречу с Петровским. Он действительно редко обращался ко мне с просьбами, а с такими вот, криминального характера, ни разу.
7 марта 1995 года, вторник, 11-05, Подмосковье.
То, что Виктор Николаевич не любил длительные прогулки по мокрой погоде, под моросящим дождем, Миша знал очень хорошо. Работа приучила его к тому, что сложные задания не становятся легче при отличной погоде, а выходные остаются выходными при самых страшных ливнях. Если Виктор Николаевич выбрал эту насквозь промокшую рощицу для прогулки, то это могло значить только одно – это место по какой-то причине на сегодня предпочтительнее. Миша даже догадывался, по какой.
– Миша, вы обратили внимание на то, что в нашей с вами жизни появилось со вчерашнего дня?
– Вы тоже обратили на это внимание? – улыбнулся Миша. – Я-то думал вас сегодня поразить.
– Ну, Миша, это уже почти хамство – напоминать начальству о том, что давненько оно не водило за собой по городу хвосты. И тем не менее, хочу вас поздравить – нам действительно прикрепили наблюдение. Вы когда его обнаружили?
– Затылок у меня начал чесаться часов эдак с семи вечера, а к двадцати одному мы уже этих ребят вычислили.
– У меня практически так же. И вы, Миша, пытались выяснить, от кого посланцы. Какие будут предположения?
– Обижаете, Виктор Николаевич, – Миша широко улыбнулся, – какие могут быть в нашем деле предположения? Только твердая, подкрепленная фактами, уверенность.
– Миша, насколько я вас знаю, вы никак не можете обойтись без эффектных пауз. Вам бы на сцене работать. Жечь сердца глаголом. И никогда не высказывайтесь пренебрежительно о предположениях. Особенно в присутствии начальства, склонного к теоретизированию. Вы вчера посвятили время проверке, а я – размышлениям. Сверим результаты?
– Пожалейте, Виктор Николаевич, – Миша поднял руки, – я больше не буду.
Виктор Николаевич похлопал собеседника по плечу. Оба великолепно знали друг другу цену, и такие шутки стали своеобразной разминкой перед серьезными разговорами.
– Наши коллеги перешли к следующей фазе взаимоотношений с нами. Нас стали жать совершенно откровенно. В лучших традициях. И с соблюдением внешней логики. Начальство просто обязано остро реагировать на такие проколы, как в Сараево. И реагирует.
– Оно должно было начать реагировать еще месяц назад, когда мы начали плутать в Чечне.
– Тогда еще полагались на правильность наших решений. А вот теперь лопнуло терпение. Начали подключать дополнительные силы. Мне приказано перебросить на Балканы дополнительную группу.
– А нашим орлам – контрразведчикам – приказано искать утечку. Все очень логично. Мы оказываемся под колпаком совершенно официально, а ребята из контрразведки вынуждены терять время и силы на слежку за нами.
Виктор Николаевич кивнул. Где-то вдалеке прогудела электричка, и снова стало тихо. Только ветер и капли дождя нарушали покой.
– Какие из всего этого мы можем сделать выводы? Сразу же и однозначно – нас хотят обескровить во всех этих операциях. Заодно засветить все наши кадры. Так?
– Одновременно устроить головную боль контрразведчикам с теми же результатами.
– В Чечне наши уважаемые оппоненты ограничивались тем, что подбрасывали нам дезинформацию и ориентировали нас на Балканы. Официально мы все свои силы на Северном Кавказе уже засветили. Плюс неожиданно большие потери. Перебросить людей из Чечни в Боснию мы так просто не сможем. Значит, нужно посылать тех, кого мы держим в резерве. А если у нас уже все лимиты исчерпаны? Может, просить у отца родного подмоги? Не сможет же он отказать в такой ответственный момент.
