Фридрих Незнанский - Кровавый чернозем
— Ничего, я их утюгом проглажу. Для дезинфекции.
Пузырь протянул сотенную:
— Столько хватит?
— Мы милостыню не принимаем, — гордо заявила старуха. — Толька, у тебя сдача есть?
— А сколько надо? — Толька посмотрел на бабушку через центральное зеркало.
— Рубликов восемьдесят. Или семьдесят, — глядя на Пузыря, поправилась жадная старуха.
— Оставьте. На подарок для малыша, — Пузырь хлопнул дверцей и зашагал в переулок.
— Как знаешь! — крикнула ему вслед бабушка.
Машина уехала, и стало тихо.
Сонная вечерняя улица прямиком тянулась до самого горизонта, до едва светлеющей закатной полоски. В ветвях старых лип вокруг редких фонарей клубились мошки.
В небогатых деревенских домах редко где еще светились окна.
Вдалеке мелькнул одинокий торопливый прохожий.
— А всего-то половина десятого, — отметил Пузырь. — Напились мои дорогие земляки небось и уже дрыхнут. Как в мирное время.
Калитка родительского дома, как всегда, распахнута настежь.
Николай прошел под жасминовыми кустами, поднялся по шатким ступенькам крыльца, постучал в оконце:
— Ма, это я! Отворяй!
Раздалось шарканье старых башмаков, мама выглянула, улыбнулась.
— Кушать будешь? — вместо приветствия спросила она.
— Давай, — Николай прошел в дом.
Отец дремал на диване перед работающим телевизором.
— Не дергай его, — мать прижала палец к губам, — он очень устал. На работе не платят. Вот и приходится ему подрабатывать в санатории. Ну его… Пусть хоть сейчас подремлет. Он и по ночам почти совсем не спит. Прошлую ночь до рассвета просидел в сарае, на твою новую машину любовался. И так понюхает, и так посмотрит. На всех сиденьях пересидел, даже в багажнике повалялся. Капот откроет — ахает, что и так, мол, здорово, и тут замечательно! Очень она ему понравилась. Прямо влюбился. Как малолетний дурачок. Название ее выучил, пишет везде, на каждой бумажке. Иностранными буквами.
— Я оставлю вам денег. Нам премию выписали, — Николай сел за стол под оранжевым абажуром, вытащил бумажник. Хотел дать пятисотенными, но постеснялся, подумал, что, наверное, слесаря столько не получают. Нарочно отсчитал тысячу мятыми сотнями и полусотенными.
— Большую премию заработали, — обрадовалась мама. — А сами-то начальники небось себе еще больше захапали. У нас всегда так. Кто работает, тому поменьше. А у начальства руки загребущие. Ты сам-то как? Тебе хватает?
— Я как-нибудь перекручусь. Скоро зарплата.
— Хорошие деньги платят? — Мать поманила сына на кухню. — Я тебя там покормлю.
— Деньги маленькие, но хорошие. Трудовые, — успокоил ее сын. — Честные.
Он встал и пошел за матерью на кухню.
— Молодец! — Мать прижалась к его широкой груди. — Когда ты за ум взялся, все не нахвалятся на тебя. Мне так приятно. Отец беспокоится: сколько лет ты за такую машину будешь выплачивать? Может, мы дом продадим? Пока у сестры поживем, а? Или на квартирку поменяем с доплатой. Зачем нам такое хозяйство? Сил нет тянуть эту лямку.
— Ма, не волнуйся! — Николай занервничал. — Я же говорил — не моя это машина. Меня товарищ попросил. Ему некуда ставить. А он боится, что угонят. Я сейчас за ней пришел. Он гараж купил, просил меня вернуть машину.
— Какой же ты у меня дурачок! — разогревала на плите борщ в кастрюльке. — Вечно ты у всех на побегушках. Кто-то попросил посторожить машину… Теперь он приказал тебе эту машину пригнать. А ты и разбежался! Пусть сам приедет и заберет! Не пущу я тебя по ночам ездить. Оставайся ночевать здесь. Поешь и спать ложись! Не пущу!
— Ма, я же обещал. Это мой начальник цеха! Как я перед ним буду?
— Он своих подчиненных в холуев превращает? Хорошие у вас порядки.
— Какие есть. Мне не приходится выбирать.
— Ничего, сынок, ты сможешь. Ты выстоишь. Будет трудно только первое время. Через пару лет все уже будет по-другому. Ты у меня трудолюбивый, руки у тебя золотые. Сам в начальники выбьешься. Бригадиром станешь. Женить тебя надо. Ты еще никого не присмотрел?
— Отстань, ма!
— Что значит — отстань? Ты у меня больной? Или дурак? Почему без женщины живешь? Или у тебя случайные связи?
— Разные бывают. И случайные тоже.
— Нельзя так, сынок. Ты уже, можно сказать, совсем пожилой. Через год за тебя никакая приличная девушка не пойдет.
— Побежит! — рассмеялся Николай. — Только пальцем поманю.
— Значит, все-таки есть? — обрадовалась мать. — Ты, Коленька, береги себя. Тебе много горя испытать пришлось. Много тяжких испытаний. А жизнь впереди долгая, трудная. Ты же молодость свою упустил, протратил на…
— Не грузи меня, ма.
Мать поставила перед ним тарелку:
— Не горячо? В заводской столовой хорошо кормят?
— Нормально. Дай сметаны.
— Без сметаны обойдешься. Майонез в пакетике.
Николай из сморщенного пакетика выдавил тонкую струйку, размешал.
— Чего это вы тут без меня шушукаетесь? — На кухню зашел отец. — Здорово, брехло! — поприветствовал он великовозрастного сына.
— Зачем ты так, отец? — Мать обиделась за чадо. — Прямо с порога… ни за что.
— Как это — ни за что? То говорит, что машину новую прикупил, то вдруг машина оказывается начальникова. Я спрошу на заводе, как начальник цеха такую драгоценность купил? На какие трудовые сбережения?
— Тебе это надо? — Николай подвинулся, давая отцу место рядом. — Тоже мне правдоискатель.
— Ты ему жизнь испортишь! — накинулась мать. — Он только стал подниматься. Работает, живет спокойно. А ты со своими подозрениями… Мало тебе нашего горя?
— Ладно, ладно, — пошел на попятную отец. — Не буду я проверять его начальника. Пусть себе ворует пока. Судить будут, я тогда и выступлю. Как свидетель обвинения.
— Договорились, — кивнул Николай, поднимаясь из-за стола. — Спасибо, ма. Лучше тебя никто борщ не варит! В целом мире!
— Ты куда? — расстроился отец. — Даже поговорить не хочешь?
— Начальник его с машиной ждет. Ему в темноте ехать, — объяснила мать. — Он же не остается у нас ночевать.
— Да слышал уже, — поднялся отец вслед за сыном. — Хорошая машинка. Добротно сделана. Каждая мелочь с умом! Жаль расставаться.
— Ничего, отец, — сказал Николай, выходя на крыльцо, — мы себе другую купим. Не хуже.
— Ты по городу на какой-то иномарке гоняешь? — спросил отец.
— Да, товарищ один дал свою развалюху. Я ее понемножку ремонтирую, а он мне кататься разрешает, — врал без зазрения совести Николай родителю.
Они прошли между огородных грядок к дальнему сараю.
Этот сарай особенно нравился Николаю не только тем, что здесь всегда располагалась домашняя мастерская, еще со времен деда и прадеда, но и своим особым устройством. Вход в сарай был с жилого двора — обычная дверь, засов. А задняя стенка — ворота! С выездом на совсем другую улицу! Очень удобно. Особенно тогда, когда нужно остаться незамеченным даже ближайшими соседями, как теперь.
— Попроси у своего начальника описание этой модели, хорошо? — попросил отец. — Я хочу подробнее… познакомиться.
— Договорились, — Николай залез на водительское место. Из бардачка в подлокотнике достал ключи.
— Я тут прибрался в салоне, — похвастался отец. — Думал, что твоя… Так бы не стал.
— Да я заметил. Даже в бардачке весь мусор убрал.
— Там какие-то бумажки мятые были с телефонами, цифрами. Я подумал, что это от старого хозяина осталось. И не выбросил.
— Спасибо. Где они?
— Сейчас принесу.
Николай не стал заводить мотор. В тесном помещении сразу набралось бы выхлопных газов, да и соседи могут услышать. Тут такая тишина! Даже соседский храп ночью слышно из дома с противоположной стороны улицы.
Но Пузыря сейчас гораздо больше беспокоило то, что отец наследил по всей машине. Протирать ее целиком — безумие. Да и где это делать? Придется жечь. Пузырь покопался в карманах, нашел зажигалку.
— Не знаю, что и делать, — задумался Николай и проговорил вполголоса: — Начальник МУРа… Они там все вычислят. И тогда погорим все. А так — только тачка…
— Жаль, конечно, — сказал отец, заходя в сарай. — Я к ней привык уже. К хорошему быстро привыкаешь. Обещал дяде Жене покататься. — Он положил на сиденье рядом с сыном полиэтиленовый пакет, в котором виднелась небольшая пачка разрозненных мятых обрывков, разглаженных бумажек.
— Ты никому не показывал машину?
— Разве от такой радости удержишься? — смущенно пожал плечами отец. — Кум заходил, с ним поглядели. Он мужик толковый. Сразу оценил!
— Еще кто?
— Да мало ли…
— Теперь весь город будет знать, что я подхалимничаю перед начальником цеха, — сокрушенно покачал головой сын. — А мне как работать потом? Хоть из города беги!
— Ничего страшного. Я их предупреждал — молчать! Сказал, что мы еще думаем, брать или не брать. Соврал, что твой дружок из Москвы предлагает купить. Номера-то московские.
