Чарльз Тодд - Крылья огня
Голос в темноте казался странно напряженным.
– Неужели вы намекаете на то, что Оливия всю жизнь манипулировала Николасом… более того, привязывала его к себе… угрожая причинить вред Рейчел?
– Я не могу придумать другой причины, по которой Оливия заставила Николаса выпить лауданум. Если только, конечно, она не обманула его. Не хочу, чтобы Рейчел знала, что я думаю; не хочу, чтобы она испытывала ненужное чувство вины до конца своих дней. Но, если вы копнете поглубже, именно это и произойдет. Вы укажете на убийцу, раскроете дело и заслужите благодарность начальства, а ее сердце будет разбито. Если в вас осталась хоть капля сострадания, отправьте ее домой, в Лондон. Или, еще лучше, увезите ее сами.
– Нет.
– То, что я сказал Рейчел, правда. Я в самом деле собирался пойти по вашу душу и воспользоваться своими связями, чтобы Скотленд-Ярд официально закрыл дело. У меня хватает высокопоставленных знакомых, и я могу добиться, чего хочу. Как и Даньел. Но сейчас, боюсь, прекращение следствия принесет больше вреда, чем пользы. Проклятое дело! Я думаю так и эдак, но никак не получается найти нужный выход!
Ратлидж не ответил; Кормак вынужден был сказать больше, чем собирался вначале.
– Я уже намеревался выяснить, почему вы не в Лондоне и не ищете вместе с остальными коллегами новоявленного потрошителя. Почему вы целую неделю торчите здесь, в Корнуолле, и занимаетесь только измышлениями и догадками; вы всем докучаете, суете нос в чужие дела. Я думал, нам пришлют хорошего, опытного следователя, который знает свое дело, понимает, кто такая Оливия, и потому действует осторожно…
– Если вы ждали человека без собственного мнения, – ответил Ратлидж, – вы плохо знаете Скотленд-Ярд.
– Нет, я не ждал человека без собственного мнения. Я ждал человека, который хорошо знает свое дело. Не совсем понимаю, инспектор, что движет вами. И почему вы так стремитесь расследовать уже закрытое дело… даже если бы Николас на пару с Оливией прикончили полдеревни!
– Имейте терпение, – сказал Ратлидж, открывая дверь гостиницы. – И вы обязательно все выясните.
То же самое ему часто говаривал отец, когда он докучал родителям, спрашивая, что ему подарят на день рождения. Так взрослые отделываются от детей, но лишь усугубляют их любопытство.
Инспектор обрадовался, заметив, что прием отлично сработал и на взрослом человеке.
Утром Кормак уехал, правда, никто не знал куда, в Лондон или в Тревельян-Холл. Ратлиджу не нужно было немедленно возвращаться в Тревельян-Холл, и он не обратил особого внимания на отъезд Кормака.
Рейчел, как обещала, зашла за ним, и они вместе отправились к Сюзанне. Поехали в машине Ратлиджа; солнце ярко светило в окошки. Ветер принес с собой сначала запах моря, а затем запах земли.
– Кормак прав, вы непременно должны сами повидаться с ней, – сказала Рейчел после долгого молчания. – Я имею в виду Сюзанну. С вами очень тяжело иметь дело. Такого, как вы, я прежде не встречала. Сами посмотрите, что вы натворили. Может быть, вам станет стыдно, и вы начнете уважать чувства других людей!
Он видел, что натворил, накануне вечером, хотя Рейчел по неизвестным ему причинам не упомянула об этом. Но Ратлидж, как и сама Рейчел, заметил недоговоренность.
– Не понимаю, от чего меня отвлечет разговор с Сюзанной, – недоумевал Ратлидж. – Кстати, простите меня за вчерашний вечер. И особенно за то, что огорчил вас при вашем кузене. Все вышло… очень неловко. Простите меня.
Его слова разрядили атмосферу. Стало чуть легче дышать.
– Все ваши усилия ни к чему не привели, – тихо напомнила Рейчел.
– Наоборот, – возразил Ратлидж, рискнув посмотреть на нее. – Вчерашние события послужили нескольким целям.
Дорожная сеть в Корнуолле была развита не так хорошо, как в пригородах Лондона. Они ехали извилистыми проселочными дорогами, где ширины едва хватало, чтобы могли разъехаться две телеги. Лужи после дождей скрывали глубокие промоины, а грязь порой была скользкой, как черный лед. Ратлидж вел машину, сосредоточенно глядя перед собой.
– Рейчел, вы сказали, что Николас перед смертью написал вам письмо.
– Неужели?
Он снова покосился на нее и увидел, что она хмурится.
– Не помню, чтобы я это говорила.
Или не хотела помнить. Ратлидж сделал вид, что удовлетворен ее ответом.
Они двигались в сторону противоположную морю. Высокие живые изгороди загораживали обзор; то и дело приходилось круто поворачивать. Узкие дороги приводили к развилкам, где путь ему неожиданно перегораживала тележка или тяжелая подвода. Он чуть не пропустил нужный поворот, но все же нашел ворота, ведущие во владения Битонов в начале небольшой долины.
Вдали возвышалось одно из чудовищных псевдосредневековых строений, какие любили возводить в викторианскую эпоху: с полуразрушенными башнями, амбразурами и даже псевдоготическими воротами. Стены так заросли плющом, что, когда дул ветер, листья шуршали и дрожали и создавалось впечатление, что шевелятся стены и вот-вот рухнут.
– Какой ужас! – воскликнул Ратлидж, резко тормозя.
– Да… мне говорили, что предки нынешних владельцев были знакомы с Дизраэли; им необычайно нравились его романы. Они не могли дождаться, когда можно будет снести старый дом и построить на его месте… вот это. Но учтите: если вы скажете хоть слово, вы оскорбите их в лучших чувствах! Дженни Битон – славная женщина. Не стоит ее огорчать.
– Я ни слова не скажу, – слабым голосом пообещал Ратлидж.
Миссис Битон в самом деле была славной женщиной. Оказалось, что дом, построенный на фундаменте другого, гораздо более старинного здания, имел и свои достоинства, например изысканный потолок в форме веера в парадной столовой. Мастер, трудившийся над потолком, создал настоящее произведение искусства. Гостиная, с кессонным потолком и витражными окнами, напоминала театральную декорацию. Когда у Ратлиджа спросили, какого он мнения о гостиной, он ответил: «Потрясающе!» Хотя Рейчел подозрительно покосилась на него, миссис Битон осталась довольна.
Сюзанна лежала в кресле, положив ноги на низкую скамеечку. Ее колени прикрывала кружевная шаль. Ратлиджу она показалась совершенно здоровой.
– Мне очень жаль; я узнал, что вам приказали лежать. Надеюсь, ни о каких осложнениях речь не идет, – сказал он, здороваясь с ней за руку.
– Нет, – раздраженно ответила Сюзанна, – просто мой муж волнуется, и доктор решил перестраховаться. Я умираю от скуки! – Она покосилась на Дженни Битон.
– Она ужасная пациентка, – согласилась Дженни, миниатюрная красавица брюнетка с маленькими руками и ногами. Дженни ласково улыбнулась подруге. Хэмиш оценил красоту хозяйки дома еще до того, как это сделал Ратлидж. – Мы бы немедленно выкинули ее отсюда, если бы ей было куда поехать… Правда, грустно?
– Даньел сейчас в Лондоне; он разрывается, стараясь оказаться в двух местах одновременно. А мне врач не позволил никуда ехать, – пожаловалась Сюзанна, – даже не спеша. – Она склонила голову набок и посмотрела на Ратлиджа: – Говорят, вы ищете Ричарда на пустоши?
– Сюзанна! – воскликнула пораженная Дженни Битон. – Откуда ты узнала?
– Я беременная, но ведь не глухая! Так это правда?
– Да, правда, – ответил Ратлидж.
– С чего вдруг вы заинтересовались ребенком, который умер больше двадцати лет назад? И неужели трупы в самом деле сохраняются так долго? Не вижу смысла!
– Меня интересует, что с ним стало. – Помолчав, Ратлидж продолжал: – Если он еще жив, он – один из наследников, верно? Он ведь младший брат Николаса.
Рейчел, сидевшая напротив, за инкрустированным столиком, тихо ахнула. Ратлидж не стал оборачиваться к ней. Сейчас его больше интересовала реакция Сюзанны.
– Если он жив, почему до сих пор не объявился? Даже пятилетний ребенок знает, кто он такой и кто его родители. Прошло столько лет… он бы давным-давно так или иначе нашел дорогу домой. – Сюзанна раздраженно теребила бахрому на шали.
– Да, и такую возможность исключать нельзя. Ричард до сих пор не объявился. Просто я стараюсь предусмотреть все, только и всего. Вы когда-нибудь слышали, что произошло тогда на пустоши?
– Нет, такого рода вещи с детьми не обсуждались, а к тому времени, как я подросла и стала задавать вопросы о Ричарде, Анне или даже о моем отце, Розамунда старалась поскорее сменить тему. Отца я помню, но, конечно, не с самого начала – не до того, как он женился на Розамунде.
– Насколько я понимаю, предки вашего отца были католиками. А вы? И Стивен, и Кормак?
– Мы все – приверженцы англиканской веры. То есть Кормак, наверное, в детстве был католиком, но, насколько мне известно, он посещал ту же церковь, что и мы… А какая разница?