Луиз Пенни - Жестокие слова
Эту проблему нужно было решить поскорее, иначе он рисковал проглотить всю порцию.
— Я, — вызвалась Лакост.
Принесли печенье с начинкой из мороженого и в оболочке из теплого шоколада. Гамаш пожалел, что и себе не заказал такого. Он как зачарованный смотрел на Бовуара и Лакост, которые подбирали ложками тающее мороженое в смеси с тестом и теплым темным шоколадом.
— Значит, отец Оливье никогда здесь не был, — сказал Бовуар, вытирая губы салфеткой. — Он не имеет ни малейшего представления о том, где живет Оливье и чем занимается. Он даже не знает, что его сын гей.
— Наверное, Оливье не единственный сын, который боится сообщить об этом отцу, — подумала вслух Лакост.
— Тайны, — сказал Бовуар. — Новые тайны.
Гамаш заметил, как изменилось выражение лица Морена, когда тот посмотрел в окно. Затем гул разговора в бистро стих. Старший инспектор проследил за направлением взгляда своего агента.
По рю Дю-Мулен в деревню прыжками спускался лось. Когда он приблизился, Гамаш поднялся из-за стола. Кто-то сидел на спине лося, цепляясь за его толстую шею.
— Оставайся здесь. Охраняй дверь, — сказал он агенту Морену. — А вы — со мной, — обратился он к остальным.
Прежде чем другие успели как-то прореагировать, Гамаш и его команда вышли за дверь. А когда кто-то еще пожелал последовать за ними, агент Морен уже стоял у дверей. Невысокий, щуплый, но решительный. Никто не смог бы пройти мимо него.
Сквозь окна они видели, как это существо скачет вниз, как двигаются его длинные ноги — неуклюже и дергано. Гамаш пошел ему навстречу, но животное не замедлило бега, его наездник уже не контролировал скакуна. Старший инспектор расставил руки, чтобы остановить его, и когда тот приблизился, они узнали в нем одно из животных Жильберов. Предположительно лошадь. Глаза у нее были белые и безумные, ноги двигались судорожно, неуверенно. Бовуар и Лакост стояли по обе стороны своего шефа, тоже вытянув руки.
Со своего места у дверей агент Морен не мог видеть, что происходит снаружи. Он видел только лица клиентов заведения, наблюдающих за происходящим. По своему опыту пребывания на местах несчастных случаев он знал, что, когда дело плохо, люди начинают кричать. Но когда дело совсем плохо, они молчат.
В бистро царило молчание.
Трое полицейских стояли на месте, а лошадь неслась на них, потом резко поменяла направление, издала вопль, словно одержимая бесом. Наездник упал в траву, а агент Лакост сумела ухватить поводья, хотя лошадь ушла в сторону и крутанулась. Гамаш тоже ухватил поводья, и вдвоем они сумели остановить скакуна.
Инспектор Бовуар стоял на коленях рядом с упавшим наездником.
— Как вы? Лежите, не двигайтесь.
Но, как и большинство людей, получающих советы, наездник сел и снял шлем. Оказалось, что это Доминик Жильбер. Она посмотрела на Бовуара широко раскрытыми глазами, такими же безумными, как у лошади. Оставив Лакост успокаивать норовистое животное, Гамаш опустился на колени рядом с Бовуаром.
— Что случилось? — спросил он.
— В лесу, — выдохнула Доминик Жильбер. — Хижина. Я заглянула внутрь. Там кровь. Много крови.
Глава восемнадцатая
Юноша, еще почти мальчик, услышал вой ветра. До него донесся стон, и мальчик прислушался. Он остался. День спустя его семья, страшась того, что они могут найти, отправилась на поиски и нашла его на склоне ужасной горы. Живым. В одиночестве. Они умоляли его спуститься, но он, как это ни невероятно, отказался.
— Его опоили, — сказала мать.
— Он был проклят, — сказала его сестра.
— Его зачаровали, — сказал, отпрянув, его отец.
Но они все ошибались. На самом деле его просто соблазнили. И сделала это брошенная всеми гора. И его собственное одиночество. И крохотные зеленые побеги под его ногами.
Он сделал это. Он снова оживил великую гору. Он был нужен.
И поэтому мальчик остался. И тепло медленно вернулось к горе. Снова появились деревья и душистые цветы. Лисы, зайцы и пчелы. Там, где проходил мальчик, появлялись родники свежей воды, а где он садился — образовывались пруды.
Мальчик нес горе жизнь. И гора за это любила его. И мальчик тоже любил за это гору.
Прошли годы — и страшная гора стала прекрасной, слухи об этом пошли по миру. Слухи о том, что нечто ужасное превратилось в нечто мирное. И безопасное. Люди стали медленно возвращаться. Вернулась и семья мальчика.
На горе выросла деревня, и Король Горы, который был так долго одинок, защищал их всех. И каждый вечер, когда остальные отдыхали, мальчик, который стал теперь молодым человеком, поднимался на самую вершину, ложился на мягкий зеленый мох и слушал голос изнутри.
И вот, лежа там однажды вечером, он услышал нечто неожиданное. Король Горы сообщил ему тайну.
Оливье вместе со всеми посетителями бистро смотрел на безумную лошадь и упавшего наездника. Мурашки бежали по его коже, и ему хотелось броситься прочь, закричать, протиснуться сквозь толпу. И бежать, бежать, бежать. Пока ноги не откажут и он не упадет.
Потому что в отличие от остальных он понимал, что это означает.
Но он просто стоял и смотрел, словно был одним из них. Однако теперь Оливье знал, что никогда уже не будет таким, как прежде.
Арман Гамаш вернулся в кафе, обвел взглядом лица.
— Рора Парры здесь нет?
— Я здесь, — раздался голос из дальнего угла бистро.
Толпа раздалась, и появился этот коренастый человек.
— Мадам Жильбер обнаружила в лесу домик. Вам о нем ничего не известно?
Парра вместе со всеми остальными задумался. Потом он и все клиенты бистро покачали головой.
— Никогда не слышал ни про какой домик в лесу.
Гамаш задумался на несколько секунд, потом выглянул в окно: на деревенском лугу в траве Доминик приходила в себя.
— Стакан воды, пожалуйста, — попросил он, и Габри принес ему стакан воды. — Идемте со мной, — сказал старший инспектор Рору Парре. — Как далеко эта хижина? — спросил он у Доминик, когда та выпила воды. — Мы сможем проехать туда на мотовездеходе?
Доминик помотала головой:
— Нет, лес слишком густой.
— Как же вы туда попали? — спросил Бовуар.
— Макарони меня привез. — Она погладила лошадь по потной шее. — После всех происшествий сегодняшнего утра мне нужно было какое-то время побыть одной. И я оседлала коня и решила отыскать в лесу старые конные тропы.
— Не очень умный поступок, — сказал Парра. — Вы могли потеряться.
— Я и потерялась. Так я и нашла хижину. Я была на одной из расчищенных вами тропинок, потом она закончилась, но старая тропинка еще была видна, поэтому я продолжила движение. Вот тогда-то я и наткнулась на этот домик.
Мысли Доминик полнились образами темной хижины, темных пятен на полу. Она вспоминала о том, как снова вскочила в седло и пыталась найти дорогу назад, стараясь не поддаться панике. Каждый канадец с детства слышит предостережения: никогда, ни при каких обстоятельствах не ходи в лес один.
— Вы сумеете найти дорогу к тому домику? — спросил Гамаш.
Сумеет ли она? Доминик подумала и кивнула:
— Да.
— Хорошо. Хотите отдохнуть?
— Я бы хотела побыстрее покончить с этим.
Гамаш кивнул, потом повернулся к Рору Парре:
— Будьте добры, проводите нас.
Они поднимались по склону холма. Доминик вела Макарони, Парра шел рядом с ней, а полицейские чуть позади. Бовуар прошептал своему шефу:
— Если туда не проехать на мотовездеходе, то как мы доберемся?
— Ты умеешь говорить «гоп-гоп»?
— Я умею говорить «ой-ля-ля». — Бовуар посмотрел так, будто Гамаш предложил что-то неприличное.
— Тогда я советую тебе попрактиковаться.
* * *Через полчаса Рор оседлал Ромашку и Честера. Коня Марка нигде не было видно, но из сарая появился Марк-муж, на голове которого был ездовой шлем.
— Я с вами.
— Боюсь, что нет, месье Жильбер, — сказал Гамаш. — Математика тут простая. У нас три лошади. На одну сядет ваша жена, а мы с инспектором Бовуаром должны ее сопровождать.
Бовуар посмотрел на Честера, который переминался с ноги на ногу, словно у него в голове играл диксиленд. Инспектор никогда прежде не сидел в седле и до последнего был уверен, что и теперь сумеет этого избежать.
Они тронулись. Доминик впереди, Гамаш — следом с рулоном ярко-розовой ленты, чтобы по ней найти обратную дорогу, Бовуар — в хвосте, хотя Гамаш предпочел выразиться об этом другими словами. Старший инспектор не раз сидел в седле. Когда он начал встречаться с Рейн-Мари, они катались на лошадях на горе Мон-Руаяль. Они брали с собой еду и по тропинкам доезжали до самого центра Монреаля, останавливаясь на полянке, где можно было привязать лошадей и откуда открывался вид на город. Там они потягивали холодное вино и ели сэндвичи. Конюшни на Мон-Руаяль теперь были закрыты, но время от времени они с Рейн-Мари выезжали в воскресенье куда-нибудь, где можно покататься на лошадях.
