Нина Дитинич - Тайна великого живописца
– Кто?
– Если б знать, – хмыкнул Михаил.
– Ваше заведение частное?
– Частное, – вздохнул Данила. – Хозяин сам Чарущев.
– А как же вы теперь без него работать будете? Кто вам зарплату платит? – заволновалась Лялька.
– Мы уже думали на эту тему, – рассудительно протянул Михаил. – Я даже с отцом советовался.
– И что? – полюбопытствовала Лялька.
– Так или иначе, фирма прекратит свое существование и станет банкротом, и тогда мы создадим с ребятами товарищество, арендуем помещение и будем продолжать работать там, но уже сами, – мечтательно вздохнул Дроздовский.
– Идея неплохая, – подхватила Лялька. – А искусствоведы вам, случайно, не будут нужны? – кокетливо прощебетала она.
– Еще как будут! – в тон ей ответил Миша.
Маргарита зевнула:
– Вы как хотите, я спать хочу.
– Да, мы пойдем, уже поздно, – спохватилась Лялька.
Проводив девушек, парни взяли такси и поехали в общежитие к Даниле.
В комнате, которую Данила делил с Маратом Гареевым на двоих, раскинулось пиршество. За столом сидели фотограф Слава Огородников, Марат Гареев, Верочка и какая-то молодая незнакомая шатенка. Перед ними стояли несколько бутылок пива, ополовиненная бутылка водки, пара тарелок с бутербродами, нарезанная ветчина, остывшая вареная картошка и селедка.
– Представляешь, – замахала руками хорошо набравшаяся Верочка. – Оказывается, у Арсения есть жена и даже ребенок, а я его так любила, – икнула она. – И Ира тоже.
Данила опустился на стул:
– Какая Ира, ты о ком сейчас говоришь?
Верочка положила руку на плечо шатенки и мотнулась в ее сторону.
– Ира, жена Чарущева…
– Да вроде не было у него никакой жены, – заерзал Михаил. – По крайней мере он об этом не говорил никогда.
– Могу документ показать, – подала голос шатенка. – Правда, мы с ним развелись, но ребенок-то его.
– Так вы жена Чарущева? А почему вы сейчас не в больнице? – насмешливо скривился Дроздовский.
Шатенка вдруг зарыдала в голос:
– Нет больше Арсения, умер он.
– Как умер? – растерялся Дроздовский.
– Вот так умер, не приходя в сознание, – подтвердила Верочка, обреченно тряхнув головой.
Все планы Дроздовского рухнули в один момент. «Неизвестно, что у этой девицы в голове, – мрачно думал он. – Оформит наследство на своего ребенка и будет рулить вместо Чарущева, и не пойдут художники в товарищество».
– Надо помянуть вашего мужа и нашего шефа, – потянулся Михаил за бутылкой, разлил водку и произнес речь, достойную Цицерона, и выпил. Другие последовали его примеру. Растроганная словами художника вдова тоже опустошила свою рюмку.
Закусив холодной картошкой, Дроздовский начал коварно выпытывать у вдовы ее планы в отношении фотостудии.
– Конечно, это хорошо, что есть постоянный доход от фотостудии, – разоткровенничалась вдова. – Я и сама могу руководить, что там особенного.
– Не скажите, – аккуратно начал Михаил. – Такого, как ваш муж, трудно найти, он был ас и смог дело поставить «на ура». Ведь этих фотоателье – пруд пруди, а он один сделал так, что студия славилась, клиенты шли к нам, и приносила большой доход.
– Я продолжу его дело, – уперлась вдова. – Все как он буду делать.
– А если у вас не получится, как у него? – со злым лицом доказывал ей Дроздовский. – Он подобрал такого художника, который сделал студии имидж, и клиенты шли к нему.
– Вот он и будет у меня работать, а остальных я уволю.
– Не будет, – сердито буркнул Михаил.
– Это еще почему? – возмутилась вдова Чарущева.
– Потому что этого художника убили, – тоже повысил тон Дроздовский.
Подвыпившая женщина разошлась не на шутку.
– Кто убил? Как они посмели?
С любопытством наблюдавшие за их разговором художники и Верочка переглянулись. Им не понравились намерения вдовы.
– Кто убил и зачем, мы не знаем, – икнула Верочка. – Но студия сейчас работает с убытками, и нужно выплачивать долги.
– Какие еще долги? – возмутилась женщина. – Вы чего там творите без хозяев? Вот я сейчас приду, быстро порядок наведу!
– Сейчас не придешь, – пьяно рассмеялась Верочка. – Я законы знаю, только через полгода можно вступить в права на наследство, а за это время долги знаешь какие вырастут, у тебя денег никаких не хватит!
Вдова рассердилась и встала из-за стола.
– Мы еще посмотрим, чья возьмет! – заявила она и направилась к двери.
– Марат, проводи ее, а то она еще разнесет пол-общежития, – усмехнулся Дроздовский.
Гареев пошел провожать гостью, а оставшиеся принялись горячо обсуждать последние события.
– Оказывается, у Арсения сынок имеется, – ядовито пропел Михаил. – Никогда бы не подумал!
– А может, эта дамочка муженька ухлопала, чтобы наследство получить? – хохотнул Огородников.
– Эта может, – часто закивала головой Верочка. – Злыдня! Ишь, что захотела, нас всех уволить, мы еще ей покажем!..
Глава 42
Поиски похитителя музейных картин
Бричкин разыскал адрес настоящего Аникушкина Юрия Семеновича и приехал к нему домой.
Дверь открыл помятый, опустившийся мужичок неопределенного возраста. Ему можно было смело дать и сорок лет, и семьдесят.
– Юрий Семенович Аникушкин? – раскрыл перед ним свое удостоверение Бричкин.
– Юрий Семенович – я! – прошамкал беззубым ртом мужик. – Чего надо?
Помощник Суржикова понял, что приехал зря: стоявший перед ним алкоголик не вспомнит, что было час назад, а тут надо вспомнить, как он три года назад паспорт потерял.
И тем не менее Бричкин ему этот вопрос задал.
Удивительное дело, но Аникушкин поскреб грязные замусоленные волосы и выдал:
– Мне за пенсией по инвалидности идти, а у меня паспорта на месте нет, я документы под скатеркой держал, дык украли у меня паспорт, а кто, не скажу, не знаю, у меня ведь даже замка на двери нет, сломан. Но теперь я прячу так, что не найдешь, – ухмыльнулся он.
Бричкин показал старику рисунок реставраторов.
– Вот этого человека знаете?
Взяв рисунок грязными, заскорузлыми пальцами, Аникушкин поднес его близко к глазам. Изучив, он медленно замотал головой.
– Не помню, может, и видал, но не помню.
Рисунок – портрет электрика, Бричкин показал соседям по дому, но никто этого мужчину не опознал.
Когда он вернулся в отдел, Суржиков был уже на месте и с кем-то оживленно беседовал по телефону.
Увидев Бричкина, Суржиков закончил разговор и махнул ему рукой, подзывая.
– Тут столько новостей появилось, пока тебя не было.
– А я к Аникушкину ездил, вспомнил он, как паспорт у него три года назад украли, он, бедняга, пенсию по инвалидности не мог получить, вот ему и пришлось побегать тогда, чтобы новый получить, теперь паспорт бережет как зеницу ока. Портрет лжеэлектрика ему показывал, не помнит такого, соседи тоже его не признали, а что у вас?
– Вчера умер Чарущев.
– Да что вы, так быстро?
– Ранение-то тяжелое было. Но у нашего владельца фотоателье объявились наследники.
– И кто это?
– Бывшая жена, у нее с Чарущевым общий ребенок – сын.
– Как интересно, так, может, она его подстрелила? Ну не сама, киллера наняла?..
Суржиков усмехнулся:
– Вряд ли, хотя, судя по характеру выстрела, стрелял далеко не профессионал.
– Вот видите, – удовлетворенно пропел Бричкин, – может, и сама.
– Теперь, что касается огнестрелов: пуля, убившая Жаркова, выпущена из того же оружия, что и пуля, которую мы нашли в доме Лилии Стасовой…
– То есть вы хотите сказать, что в Маргариту Вишневскую и в Жаркова стреляли из одного и того же оружия?
– Именно это я тебе и говорю, – сердито выдал Суржиков. – А вот оружие, из которого стреляли в Чарущева, нигде не засвечено…
– Хорошо бы знать, из какого оружия застрелили Башлыкова, и тогда бы можно было сравнить.
– Узнаем.
– Так что же, Егор Иванович, получается, что Вишневская и Жарков мешали одному и тому же человеку? Может, Чарущеву?
Повеселев, Суржиков заулыбался:
– Сразу видно, мой помощник, меня тоже такие мысли посещают.
– Но доказать-то мы все равно не можем, – вздохнул Бричкин.
– Это как сказать, – Суржиков встрепенулся. – Слушай, а у Чарущева работал художник Михаил Дроздовский? Он, случаем, не сын директора музея Дроздовского? Выясни, пожалуйста.
– Вы думаете, это недостающее звено в цепи Чарущева? – просветлел обрадованный Бричкин.
– Все может быть, не торопи события, а проверь.
Бричкин поплелся к компьютеру, а Суржиков положил на стол свою заветную кожаную папку и, вытащив оттуда бумаги, принялся скрупулезно изучать.
Стрелки часов бежали по кругу. В отделе стояла удивительная тишина, которую взорвал счастливый голос Бричкина.
– Егор Иванович, Михаил Дроздовский – сын заместителя директора Третьяковской галереи Дроздовского Павла Михайловича.
– Интересно, – задумался Суржиков. – Сегодня уже поздно, а завтра с утра придется опять ехать в фотостудию. А ты поезжай с утра к вдовушке, пообщайся с ней, может, что интересное узнаешь…
