Андрей Константинов - Внедрение
– «Стильно» – это как в гангстерских фильмах? – поинтересовался Мулла.
Денис ответить не успел. Лифт остановился, и в тот же момент началась пальба. Штукину показалось, что стреляют на лестничной площадке. Через бесконечно долгую секунду Мулла навалился на него. Вместо глаза у Муллы была какая-то черно-малиновая слизь. Ухарь навалился на Осю и задергался в конвульсиях. Умерев, Ухарь высунул язык. Только после этого Денис, Ося и Штукин опомнились и резко присели на корточки. Мулла и Ухарь мягко, словно матрасы, сползли на них. В кабине лифта стоял дым от выстрелов. Грохота самих выстрелов Штукин уже не слышал, он слышал гул и звон, словно кто-то что-то отбивал азбукой Морзе. В замкнутом пространстве начали летать какие-то щепки и куски пластмассы от обшивки. Ося сидел на заднице, неудобно скрестив ноги, и двумя ладонями держал голову Ухаря. Мертвая голова колотилась в его руках под градом пуль, впивавшихся Ухарю в спину. Штукин в коматозном состоянии смотрел на потолок кабины сквозь пыль и медленно, даже лениво как-то, думал о том, что ему страшно опустить взгляд. Потом он начал думать о том, вытащил ли бы он свой ПМ, если бы оружие было при нем. Мысль не переваривалась, она тянулась, как патока. Время словно остановилось. Денис осторожно взял за плечи Муллу и нырнул ему под грудь, практически обернув тело вокруг себя. До Штукина очень медленно дошло, что бьют из двух «калашей». Про такие варианты он только слышал, а еще видел в кино. Никто не считал выстрелы, но, когда все стихло, было ясно, что в кабину влетело шестьдесят пуль – по тридцать из каждого ствола. В наступившей тишине явно слышалось потрескивание в стенках кабины.
Мулла и Ухарь лили кровь на пол. У Муллы из-под рубахи вывалились кишки. Ухо Ухаря лежало на плече Штукина, но Валерка об этом не знал. Денис медленно повернул голову к Осе, потом с трудом выпростал правую руку и приложил палец к губам. Палец был весь в крови. В этот момент с лестницы донеслись два характерных щелчка, потом – звуки передергиваемых затворов. Не надо было быть кадровыми офицерами, чтобы понять – стрелки вставили новые рожки. Трое живых в тесной кабине лифта сжались одновременно в инстинктивном желании стать меньше. Пауза дала им возможность понять, что их сейчас будут добивать. Штукин успел подумать о том, что Ухарь и Мулла умерли, даже не застонав и не вскрикнув. Они оба ушли на тот свет стоя, практически мгновенно.
Выстрелы загрохотали снова, на этот раз пули летели кучнее. Ося сидел между Валеркой и Денисом, его развернуло пулей в плечо, потом еще несколько попали в бок и в голову. Ося тоже не вскрикнул. Штукину что-то слегка обожгло щеку – и это были все его потери. Денис же остался абсолютно невредим. По каким траекториям летели пули, какие силы ими управляли – об этом не знали даже стрелки. Выстрелы снова смолкли, на этот раз окончательно. Валера подумал, что вот такое не снимали в кино даже и за океаном. Он услышал быстрые шаги по ступенькам вниз. Еще, еще… Звуки шагов затухали, а потом хлопнула дверь парадной. Через секунду после этого завозился Денис, пытаясь отвалить от себя то, что осталось от Муллы. Мулла от этих движений распался на части. Денис поскользнулся в кровавой жиже и ударил рукой по кнопке своего этажа. Двери лифта и не подумали открыться. Денис шумно выдохнул и снова сел, точнее, упал на корточки.
– Я… один? – спросил он треснувшим голосом.
– Нет, – отозвался Штукин.
Денис повернулся к оперу, и они встретились глазами в полумраке – электрический свет в кабине погас еще на первых обоймах, но лучики из десятков пробоин разгоняли темноту.
– А-а, – захрипел Денис, которого, видимо, вдруг охватило чувство вины. – Клянусь, я не знаю, что это было.
– Верю, – еле шевельнул губами в ответ Штукин.
В этот момент мобильный телефон Дениса начал играть мелодию из «Крестного отца». Волков, матерясь, вытащил трубку и нажал кнопку приема:
– Да!
Валера услышал, как в мобильнике застрекотал женский голос:
– Денис, привет, тут в этом Тунисе ничего хорошего нет! Море холодное еще…
– Это кто? – шумно сглотнул Денис.
В трубке явно заплескалось обиженное удивление:
– Ты что, Денис? Это же я, Эльмира!
– Так, Эльмира… Все потом. Не до тебя. Все. Потом, я сказал!
Денис нажал на кнопку отбоя и чуть ли не простонал:
– Дура… Море, понимаешь, холодное у нее.
Штукин и Волков завозились, стараясь отвернуться от кусков мяса и одежды, свисавших со всех сторон, потом снова обмякли.
– Так, – сказал Денис. – Спокойно. Я сейчас отзвонюсь шефу, и все будет… Скоро приедут. Милиция заставит нас быстро вытащить. Ты закрой глаза – отдохни.
Валерка послушно закрыл глаза и слушал, как Волков четко и собранно докладывает по телефону, судя по всему, самому Юнгерову. Денис сказал, что он в лифте с тремя мертвецами и одним живым малознакомым опером. Юнгеров что-то забасил в ответ, но слов Штукин разобрать не мог. Разговор не занял много времени.
– За что я бесконечно уважаю шефа, – сказал Волков, убирая трубку, – так это за то, что он всегда мгновенно все просчитывает, при любом форс-мажоре. У него как раз в экстремальных ситуациях мозг работает без эмоций. Работает только на то, чтобы тушить пожар. И только потом – на выяснение, кто поджег. Слышишь, опер?
– Слышу.
– Шеф сейчас пришлет двух адвокатов, водителя и распоряженцев. Врачам тут делать нечего, а хоронить уже надо начинать…
Штукин осторожно пошевелил руками и ногами, он вдруг подумал, что просто может не чувствовать боли ранения от шока. Потом Валерка ощупал себя – нет, вроде все-таки цел. Неужели цел?
– А зачем… два адвоката? – с трудом сформулировал вопрос Штукин. Он спросил, просто чтобы не молчать.
– Один – мне, другой – тебе. Будет масса вопросов от ментов.
– Это точно.
Денис вздохнул и сказал через паузу:
– У тебя могут быть… неприятности.
– Могут. Даже наверняка будут.
– Извини.
– За что?
Ответить Денис не успел – зазвонил телефон Штукина. Это звонила Снежанна:
– Привет.
– Привет.
– Мы сегодня встречаемся? Чтобы дружить?
Валерка обвел взглядом кабину и подумал о том, что почти незнакомой девушке из Таллинна ничего не объяснишь, тем более по телефону. Как такое объяснить?
– Я… У меня проблемы. Серьезные. Я не знаю еще, когда освобожусь.
– Жаль, – сказала Снежанна. – Я ночью уезжаю к себе обратно. Счастливо тебе. Если еще раз приеду в Петербург – я тебе позвоню. Если только…
– Если номер телефона не забудешь?
– Нет, если… неважно. Ну, пока.
И прежде чем Валерка успел хоть что-то сказать, в трубке запиликали гудки отбоя.
– Понятно, – вздохнул Денис. – Это та, в которой ты еще не разобрался? Из Эстонии?
– Да, – кивнул Валера.
Волков усмехнулся:
– Она не спросила, что у тебя случилось, не надо ли чем-то помочь?
– Нет. Мы только вчера познакомились.
– А какая разница: вчера, не вчера. Она себя этим сдала. Ты сказал – проблемы, и ей сразу почуялась опасность – для нее. Женщины… Не бери в голову, считай, что тебе еще раз сегодня повезло. Естественная проверка на вшивость. И она ее не прошла. Хорошо, что ты узнал об этом сразу.
– Да уж, – отозвался Штукин. – Просто замечательно. – И тут его неожиданно быстро и очень гулко вырвало. Валерка даже удивился – ему ведь приходилось выезжать на разные трупы: на гнилостные, на расчлененные, один раз даже на пролежавший больше недели в ванной…
– Ничего, – сказал Денис. – Это нормально. Это нормальная реакция нормального организма.
Штукин отплевался от блевотины, отдышался и тихо пробормотал:
– Нормально. Так нормально, что и в Господа нашего уверовать можно.
– А вот этого не надо! – скривился Денис. – Он-то тут точно ни при чем. И вообще, должен тебе сказать, что народ у нас не религиозен, а чудовищно, дико суеверен. Как в средневековье. Даже хуже. Гороскопы в модных журналах наголову разбили Библию. У меня много знакомых, которые носят кресты и ходят в церковь. Гороскопы они читают, а Библию – нет. Ничего удивительного – гороскопы ближе, понятнее, простым языком написаны… Серость выдается за набожность. А я вот – крест не ношу, но к Христу ближе… Врубаешься?
– Угу, – кивнул Валера. – Я тоже по церквам не хожу. А сейчас вот как-то потянуло.
– Это эмоция. «Бессилие и страх человека перед дикой природой…»
Их начавшийся было богословский спор прервали шаги на лестнице. Они замолчали, а через несколько секунд голос с характерным вологодским говорком спросил:
– Живые есть?
– Есть, товарищ сержант, – отозвался Штукин, узнавший по голосу сотрудника из своего родного 16-го отдела.
– А кто это говорит? – удивленно спросили с лестницы.
– Говорит Москва! – рявкнул Денис, пытаясь очистить руки от липкой засыхающей крови. – Открывай быстрее, а то мы закапризничаем!
Сержант что-то буркнул в ответ, но что именно, разобрать было трудно, так как на лестнице сделалось вдруг как-то сразу очень шумно от топота множества ног, шума открывающихся дверей в квартирах соседей Дениса, каких-то женских причитаний, трезвона мобильных телефонов, ругани и множества других звуков, сопровождающих в таких случаях появление сотрудников милиции. Штукин не чувствовал даже раздражения. На него навалилось тупое равнодушие, он встал, стараясь не наступать на тех, с кем еще совсем недавно разговаривал и смеялся. Зашатавшись на одной ноге, Валера уперся в стенку лифта рукой – и в ладонь впился острый кусочек пластмассы, торчавший из пулевого отверстия.
