Убийства в стиле Джуди и Панча - Карр Джон Диксон
– Значит, окно-гильотина, – пробормотал Г. М., – не имеет никакого зловещего смысла, да? Скажи мне, сынок: почему ты говоришь о Кеппеле в прошедшем времени?
Антрим моргнул.
– Неужели? Случайно. Извините.
– Не извиняйся. Ты прав. Кеппель был убит сегодня ночью, сынок.
Легкий ветерок колыхал лавровые деревья за французскими окнами, и несколько капель дождя ударили по стеклу. Антрим откинулся на спинку стула, как человек, у которого в животе спазм и который хочет снять напряжение, но его глаза по-прежнему были прикованы к Г. М.
– Он был отравлен тем же веществом, которое убило Хогенауэра, – добавил Г. М.
– О боже! – тихо произнес Антрим. – Бетти знает? – спросил он после паузы.
– Нет. Я решил, не надо ее тревожить, понимаешь? – Снова Г. М. ткнул в глаза черепа черенком своей трубки. – Эй, не дергайся так! Сиди спокойно. Я не хочу, чтобы ты поднимал тут шум. Строго говоря, я не думаю, что это было убийство. Это была небрежность со стороны Хогенауэра. Я говорю это потому, что у каждого есть алиби на время его смерти. Но, гори все огнем, есть один вопрос, на который ты должен ответить, если хочешь избежать неприятностей, и ответить честно. Ты был в этом доме весь вечер. Ты бродил из комнаты в комнату. Кто пользовался телефоном, одним из телефонов, сегодня в половине второго ночи?
Антрим медленно постучал себя кулаком по лбу.
– В час тридцать, – повторил он. – Телефон. Да. Конечно. Я помню. Я могу сказать. Это был Серпос – свинья Джозеф Серпос. Что он в этот раз натворил?
Глава семнадцатая
Голос в гостиной
Тихо, почти бесшумно, пошел дождь. Легкий дождь, без сильного ветра, начался перед самым рассветом и наполнил мир сонным шелестом. Потом шум дождя усилился, капли застучали по крыше и листьям лавровых деревьев.
– Похоже, этот звонок имеет отношение к делу, – сказал Г. М. и что-то негромко буркнул себе под нос. Я вдруг сообразил, что давно не слышал его обычного ворчания: он был слишком занят. – Расскажи-ка об этом.
Антрим казался встревоженным.
– Рассказывать особо нечего. – Он пожал плечами. – Это было как раз в половине второго. Не спрашивайте меня, почему я это запомнил, но у меня в голове засело, что это было именно тогда. Я вышел из ванной и направлялся в свою берлогу. Это было наверху. Я шел по коридору и зачем-то посмотрел вниз, перегнувшись через перила, – там есть телефон, под лестницей. Так вот, я посмотрел вниз и увидел Серпоса, он стоял с телефонной трубкой в руке. Он вроде как прислонился к лестнице и отдыхал (понимаете?), и казалось, что он разговаривает по телефону вполголоса, поднеся трубку вплотную к лицу. Я не расслышал, что он говорил. Но мне показалось, что он тихо посмеивался. Я подумал, что это, черт возьми, нахальство с его стороны. Я имею в виду то, что он воспользовался моим телефоном. А в столовой, куда его поместили, он пил мой виски. Но я ничего не сказал.
– В холле был кто-нибудь еще?
– Я никого не заметил. Но я не мог видеть весь холл на первом этаже.
– Хм, – проворчал Г. М., – послушай, сержант, а где ты был в половине второго? Ты ведь должен был находиться в холле? Где ты был?
Дэвис встревожился:
– Я не помню, сэр. Я не очень следил за временем. Я заходил и выходил, выполнял какие-то поручения. Но тогда меня не было в холле… Если Серпос – это тот высокомерный молодой джентльмен, который выглядит таким неотесанным в костюме священника, то я ни разу не видел, чтобы он воспользовался телефоном. В основном он сидел в столовой и потягивал виски.
Г. М. махнул рукой в сторону Антрима:
– Ладно, сынок. Вот и все. Иди.
– Но…
– Иди-иди. Не спорь. Вам с женой надо многое обсудить. Тебе лучше подняться и повидаться с ней прямо сейчас.
Когда Антрима в конце концов удалось выдворить из комнаты, Эвелин в волнении повернулась к Г. М.
– Почему бы вам не позвать Серпоса? – воскликнула она. – Почему бы вам, черт возьми, не задержать его и не разобраться с ним, наконец! Он самая важная фигура в этом деле. Старый пройдоха, ведь у вас что-то наверняка припрятано за пазухой! Я знаю, точно припрятано. И это сводит меня с ума. – Она замолчала, погрузившись в раздумье. – Кроме того, есть еще кое-что. Значит, вы не хотели тревожить бедную миссис Антрим известием об ужасном убийстве, не так ли? Что ж, меня вы, черт возьми, не постеснялись потревожить своими трупами! Бедная миссис Антрим…
– Ну-ну, – успокаивающе сказал Г. М., – все в порядке. Вы справляетесь. А вот миссис Антрим нет. Суть вот в чем: вы только что видели допрос второго участника представления и слышали его историю. Вы слышали рассказ Антрима о призрачном грабителе. Вы все слышали, и теперь пришло время вынести свой вердикт. Виновен или не виновен?
Секунду мы стояли, прислушиваясь к шуму дождя, и каждый из нас задавался вопросом, что скажут другие. И наконец Чартерс раздраженно бросил:
– Не виновен.
– Не виновен, – произнесла Эвелин.
– Не виновен, – сказал я.
– Ну что ж, – выдохнул Г. М., вытягивая шею и глядя на нас. Его брови поползли вверх, соединяясь с морщинками на лбу. – Гори все огнем, но я вас не понимаю. Послушайте. Сначала появляется эта девушка, которая рассказывает нам очевидно правдивую историю, а также ведет себя таким образом, что довольно убедительно свидетельствует о ее невиновности, не говоря уже о том, что она сама сообщает нам о том, что взломанное окно – это всего лишь мистификация. Но Кен сомневается, хотя и голосует за ее невиновность, а милая Эвелин оставляет за собой право воздержаться от голосования. Затем появляется человек, который рассказывает нам примерно такую историю. Грабитель снаружи сломал задвижку на окне изнутри, поднял окно, которое обычно заедает так сильно, что они сами его с трудом поднимают, сделал все это без какого-либо шума, за исключением очень слабого треска, и в довершение начал грабить дом почти сразу же, как только Антрим выключил свет наверху. О мой бог! И после этого вы все торжественно поете: «Не виновен». Ну а ты, Чартерс? Наверняка собираешься сослаться на мужскую интуицию…
– Должна же существовать мужская интуиция, – пожал плечами Чартерс, – иначе никто не преуспел бы ни в каком деле. Только об этом не принято говорить. Это считается само собой разумеющимся. Конечно, вид этого молодого человека…
– Вот! Ты же не станешь настаивать на том, что убийца всегда выглядит как убийца?
– Я считаю, – сказал Чартерс, – что, по крайней мере, этот постулат внушает больше доверия, чем тот, что убийца никогда не выглядит как убийца. И об этом не стоит забывать. Да, я понимаю: идеи Ломброзо[17] – это чепуха, и нет такого понятия, как преступный типаж. Вы, или я, или Блейк, или кто угодно может оказаться вором и убийцей. Возможно, нам даже удастся одурачить полицию… Но не стоит разговаривать с полицией так, как Ларри Антрим говорил с нами сегодня.
– Вам всем нравится загонять старика в угол, верно? – ворчливо произнес Г. М. – Ничто так не радует ваши души, как видеть, что я снова повержен. Что ж, тогда помогите отгадать загадку. Доктор Антрим говорит: это взломщик. Миссис Антрим говорит, что это не взломщик. Кто из них солгал?
– Тебе не приходило в голову, – произнес Чартерс, – что ни один из них не солгал? Предположим, грабитель на самом деле проник в дом – через какое-нибудь другое окно, или дверь, или что-то в этом роде – и оставил эти весьма очевидные следы на окне, чтобы бросить подозрение на чету Антрим и заставить нас думать, что они сами оставили эти следы?
Г. М. посмотрел на него с угрюмым удивлением:
– Но ни на одной другой двери или окне в этом доме нет никаких следов взлома. Кстати, есть еще одно объяснение… – Он задумался. – Бауэрс – это тот парень, который нам нужен! Гори все огнем, зачем вы заставляете меня ждать? Приведите Бауэрса, кто-нибудь!
Не было необходимости звать Бауэрса, поскольку в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась коренастая фигура Джонсона Стоуна, а за ним шел Генри Бауэрс с сигарой во рту. Я так и не узнал, где Стоун хранил их в таком количестве, но полагаю, оба кармана его жилета были набиты хорошими гаванскими сигарами. Лицо Бауэрса имело весьма высокомерное выражение; казалось, своим видом он говорил: «Как один светский человек другому, скажите, что вы думаете о вкусе этого табака?»
