Анджей Выджинский - Время останавливается для умерших

— У вас жар, — забеспокоилась она, дотрагиваясь до моего лба. — Я, наверное, мешаю, вы себя плохо чувствуете…

— Вы не дадите мне чаю?

Галина взглянула на столик.

— Чаю нет, стакан пуст.

— Ах, да! Его выпил сержант.

— Какой сержант?

— Не напоминайте мне об этом сержанте. Я в нем разочаровался.

Она снова склонилась надо мной.

— Скажите мне… Может у вас кто-то есть… Ну, вы с кем-нибудь встречаетесь?

— Последний раз я встречался восемь месяцев назад. Но об этом прошу не напоминать.

— Вы ее уже не любите?

— Если бы я ее любил, мы бы не расстались. Вы хотите еще о чем-то спросить?

Лицо Галины просветлело.

— Теперь уже больше ни о чем. Я буду вас ждать. И вам не надо мне ничего обещать. Совсем ничего. Спасибо.

Она еще ниже склонила голову и поцеловала меня в губы.

Когда я открыл глаза, то увидел, как Галина выбегает из палаты.

На столе лежало несколько красных гвоздик. Впервые в жизни мне подарили цветы.

Сержант Клос останавливает машину перед слабо освещенной проходной завода «Протон». Он в форме. При виде его вахтер поднимается со стула. Где-то далеко слышатся раскаты грома.

— Откройте ворота, — говорит сержант вахтеру.

— Ага, — зевает сонный вахтер, — это, значит, вас кто-то дожидается…

— Мы должны кое-что осмотреть, — отвечает сержант.

— Понимаю, — кивает вахтер. — Дело в этом кассире, да? Добрый был человек, тихий, никто даже не замечал, что он здесь работает.

Он отпирает ворота. За стеклом автомобиля замечает силуэт еще какого-то человека.

— Так вас здесь много?

— Много, — отвечает сержант, — А охраны нет?

— Да нет, — говорит вахтер, отпихивая тяжелое железное крыло ворот, — Нового охранника директор сегодня уволил — тот вынес с завода колесо для машины. Это я доложил в дирекцию. Не люблю воров. А нового должны прислать только утром. Но у нас и так спокойно, сами справляемся, без охраны.

Ворота открыты. Сержант подходит к машине.

— Жаль Броняка, — добавляет вахтер. — Хороший охранник был. Второго такого уже не найти.

— Да, — отзывается сержант, — второго такого вам, конечно, уже не найти.

Машина медленно въезжает во двор и останавливается перед административным корпусом.

Сержант выходит, открывает дверцу и выводит Броняка. В свете молнии, пронзившей небо, на скрещенных запястьях бывшего охранника блестят наручники.

Сержант ведет Броняка впереди себя. Они поднимаются на второй этаж. В конце коридора у окна ждет капитан Вуйчик в наброшенном на плечи плаще. Он стоит возле железной двери, из которой ацетиленовым пламенем вырезан кусок металла. Сейчас отверстие забито толстыми досками.

— Я знал, что ты придешь, — улыбается он сержанту.

— И я знал, что ты будешь ждать.

Сержант встревоженно смотрит на забинтованное плечо капитана, на его правую руку, висящую на перевязи.

— А дверь все так же распорота, никак не могут заменить, — говорит он.

— Они к ней уже привыкли, — отвечает капитан, — Или в годовом бюджете этот расход не предусмотрен.

— Ну конечно, — соглашается сержант, — Если будут грабить, они услышат крик и позовут милицию. Зачем же вставлять новую дверь?

Войдя в комнату кассира, я зажег свет. Потом вложил нужный ключ в замок пустого сейфа, вынул из него три полки и прислонил их к боковой стенке ящика.

— Откуда у тебя ключи? — спросил сержант, — Ты же хотел говорить о них с Колажем.

— Попросил, чтобы он оставил их в проходной. Франек, останься с Броняком в коридоре. Мы ему покажем все с самого начала. Ты когда-нибудь играл в театре?

— Хотел записаться однажды в наш драматический кружок, но там сказали, что у меня голос пропитой.

— А я тебя принимаю и с пропитым голосом. Сейчас мы разыграем представление специально для этого типа. Ты сыграешь Броняка, а я — Эмиля Зомбека. Возьми это, — я подал сержанту сложенный вдвое заклеенный чистый конверт. Потом обернулся к Броняку, который тупо смотрел перед собой и делал вид, что все это его не касается, — Этот конверт я нашел в твоей квартире на Дешчовой. Заклеенный, сложенный пополам конверт, в котором ничего не было. Кроме следов, свидетельствующих, что ты носил его в кармане.

Броняк пожал плечами.

— Мало ли у людей конвертов?

— Таких, как этот, ни у кого нет, — сказал я. И сержанту: — Франек, сыграй свою роль хорошо, чтобы я мог тебе поверить.

Я запер дверь. Уселся за стол и крикнул:

— Начинай!

Сержант постучал. Я спросил — кто там, и он ответил:

— Броняк.

Я отказался его впустить, проворчав: «О чем ты там думаешь, я ведь считаю деньги».

Он снова принялся стучать и требовать, чтобы его впустили.

— Мне нужно подготовиться к зарплате, — сказал я, — Уйди.

Сержант понизил голос.

— Есть срочное сообщение из Колюшек.

— Из Колюшек? — переспросил я тревожно.

— Шыдло разрешает тебе выйти из игры.

Я накрыл стол листами газет, как это сделал когда-то Эмиль Зомбек, пряча от посторонних глаз миллион семьсот тысяч злотых.

— Тише! С ума сошел!

— Здесь никого нет, — проникновенно убеждал сержант. — Открой. Шыдло передал для тебя важное письмо.

— Отдашь его мне потом, в проходной.

— Если не откроешь, брошу его перед твоей дверью!

Я встал. Оттянул язычки замков, откинул задвижку.

Приоткрыл дверь и спросил:

— Где письмо? Давай.

Сержант махнул перед моими глазами сложенным конвертом. Другой рукой он сильно толкнул дверь и вошел в комнату.

— Занавес, — сказал я. — И антракт. Ты сыграл отлично, Франек. Руководитель драмкружка, который тебя не принял, много потерял.

— Тебе, правда, понравилось?

— Ты был великолепен. Говорил так, что я просто не мог не открыть. Именно так и нужно.

Марчук смотрел на мое забинтованное плечо.

Душно, чертовски душно было в этой унылой комнате, но открывать окно мне не хотелось. Приближалась гроза, молнии сновали в небе и отражались в запыленных стеклах, словно вспышки магния.

…С быстрого крещендо стук Марчука перешел в медленный ритм тамтама. Удары слабели.

Не задохся ли он там? Как будто нет. Эта крепкая скотина умирала бы в сейфе в два раза дольше, чем кассир Зомбек, вопреки мнению наших экспертов, утверждавших, что запаса воздуха хватит на час, на два.

Я достал магнитофон, посмотрел, правильно ли установлены кассеты с пленкой. Проверил соединение аппарата с часами, в которые был вмонтирован микрофончик.

Еще три слабых удара, затем только два. Марчук начал бороться за жизнь. Знал, что каждое сильное движение требует и большого количества воздуха, приближает конец. Он подумал, наверное, что я решил отомстить ему за все неудачи и унижения, с которыми столкнулся, ведя его дело.

И снова удар, но такой слабый, что в шуме дождя, бьющего по стеклу, сержант не мог услышать этого звука.

Я открыл сейф.

Задыхаясь и глотая воздух, словно воду, из него на четвереньках выполз позеленевший, покрытый потом Марчук.

Наконец-то он был у меня в руках!

Мне не нужно было ничего делать или говорить; я ждал только, пока он поднимется и немного придет в себя. Никогда бы я не смог решиться на такой убийственный прием — запереть человека в сейф, даже самого страшного преступника, — если бы не знал, что Марчук поступил точно так же с другим человеком, Эмилем Зомбеком. Я действовал, как он, потому что только таким способом мог заставить его признаться.

Марчук поднял голову, присел на корточки. Он все еще жадно пил воздух и, похоже, ничего не видел и даже не соображал. Потом начал тихо бормотать, выдавливать из себя отдельные слова, несвязные фразы.

Неожиданно я почувствовал себя лучше. Откатилась назад волна жара, стихла боль под правой ключицей. Я подумал, что это результат действия психодрина, однако это мог быть и подъем, вызванный результатами моего замысла.

Я широко расставил ноги, чтобы чувствовать себя увереннее. Марчук заметил перед собой мои ботинки. Он поднял голову выше, посмотрел мне в лицо. Точно так же, как и я, он пропотел насквозь, с волос, слипшихся в космы, пот стекал ему на лоб и щеки.

Зрачки его были расширены, выражение глаз — безумное, но дышал он уже легче. Наконец он поднялся.

— Я! — крикнул он, судорожно вцепляясь в отвороты моего пиджака. — Я убил Эмиля! Эту вошь нужно было убить!

Влажным носом он почти касался моего лица. Я почувствовал его кислое дыхание и содрогнулся от омерзения.

— Я, — повторил Марчук, — я удушил в сейфе этого паршивого труса… здесь… в сейфе… Я, — прошептал он тише, — такой же трус, как и он, ваш Эмиль.

И вдруг снова заорал:

— Слышишь? Это я! Я!

Он схватил меня за лацканы, и я на секунду потерял равновесие. Но тут же уперся ладонью в его подбородок и с силой оттолкнул. Марчук покачнулся, ухватился за сейф. Но тут же отпрянул. Марчук боялся этого железного ящика.