Максим Есаулов - Недетские игры
Пять лет назад они случайно встретились в Москве и поняли, что могут быть полезны друг другу. Несколько совместных операций принесли обоим какую-то прибыль, а главное, укрепили во взаимном доверии. Захват тысячи килограммов таджикского героина должен был стать главным делом их жизни. После этого оба собирались податься в теплые страны и зажить в свое удовольствие.
Подключив ФСБ, Кальян обеспечил беспрепятственный транзит груза через Россию. На последнем этапе планировалось пустить госбезопасность по ложному следу, а героин отбить у охраны и погрузить не на голландский корабль, а на другой, названия которого никто, кроме Кальяна, не знал. Прибытие корабля в нужный порт, разгрузку и сбыт героина контролировал уже англичанин. Кальяну не было смысла обманывать Джонни, потому что без его помощи он бы не смог продать такое количество героина. Англичанин же знал, что если он кинет русского друга, тот немедленно сообщит таджикам с голландцами, кто завладел ценным грузом. После этого если и удастся пожить в теплых странах, то очень недолго. Найдут, где бы ни спрятался.
***
Шилов вышел из подъезда, посмотрел вверх. Юли у окна не было. Она давно перестала его провожать, даже если не спала, когда он уходил на работу. Сегодня и дверь не пошла закрывать. Устроилась на диване с телефоном и, набирая чей-то номер, только помахала рукой. Так прощаются в конце рабочего дня коллеги в каком-нибудь офисе.
Ну и ладно…
Направляясь к «Фольксвагену», Шилов достал ключи и нажал кнопочку на брелоке. Выключаясь, сигнализация пискнула четыре раза, а не два – значит, ночью срабатывала. Случайно, или кто-то пытался залезть? Двери как будто целые, колеса на месте…
В машине кто-то был. Кто-то крупный полулежал на заднем сиденье и зашевелился при приближении Шилова. Ни хрена себе! Рука потянулась за пистолетом, но в этот момент сидевший в «Фольксвагене» человек распахнул дверь и высунулся наружу.
Это был Джексон. Видок у него был еще тот…
– Ну у тебя и рожа, Шарапов! Тебя что, всю ночь убивали?
– Поговорить надо. – Джексон подвинулся, и Роман сел рядом с ним.
– Это не меня убивали. Это я убивал. И это не смешно.
– Спокойно, Женя. Рассказывай.
– Мне бы сперва кофейку. Или водки.
Шилов пересел за руль. Выехал со двора, через два квартала остановился у круглосуточного бистро.
– Пошли?
Джексон кивнул и тяжело выбрался из «Фольксвагена».
– Как ты его, кстати, открыл? – спросил Шилов, запирая двери.
– Молча, Рома, молча. По сравнению с мировой революцией это такая херня…
Шилов мысленно матюгнулся. Вопрос про машину был действительно не самый своевременный и удачный.
В бистро они взяли кофе, двести граммов водки и пиво. Кофе пил Шилов. Джексон – вперемешку все остальное.
Рассказ не был долгим.
– Рома, понимаешь, у меня выхода другого не было!
– Не переживай. Кальян просто так убирать не будет. Наверняка урода какого-то замочил.
– Ствол у него был. В руке держал.
– Вот видишь, считай, самозащита. Злодея завалил.
– Узнать бы, кого.
– Будет сводка – узнаем. Кальян прибираться не будет, ему для шантажа нужен труп и уголовное дело. Адрес помнишь?
– Примерно. Может, найду, может, нет. Темно было. Да и я…
– Не нравишься ты мне, Жека. Давай, бери себя в руки. О деле думай.
Джексон поднял кружку с пивом, сделал несколько смачных глотков.
– Думать не могу. Ты скажи, я сделаю.
– Ждать ценных указаний от Кальяна. И продолжать запой.
– С запоем проблем не возникнет… А вот Кальян – хрен его поймешь, Рома. Он не так прост, каким кажется. Он на два фронта играет. И нигде правил не соблюдает.
Джексон допил пиво и раздраженно отодвинул пустую кружку:
– Знаешь, Рома, все-таки тошно у меня на душе…
– Это потому, что душа есть. Не боись, Жека. Помнишь, как в песне: «Бог обещал нам простить все сполна, когда закончится война».
– А она, ты думаешь, кончится?
Приехав на работу, Роман быстро провел совещание и остался в кабинете один. Сидел, курил. Иногда смотрел на портрет Соловьева в траурной рамке. Иногда брал чистый лист и принимался рисовать какие-то схемы, обозначая взаимоотношения фигурантов, имеющиеся доказательства и возможные мероприятия. Схемы оставались незавершенными. Шилов рвал бумагу и снова задумывался.
Вошел Громов:
– Здорово. Дай закурить.
– Вы же бросили, Юрий Сергеевич.
– Бросишь тут с вами… Ага, спасибо.
– Как там с моей «наружкой»?
– Уже работают. Установят твою дамочку, так что не переживай. Доложат лично мне. Ну а ты давай выкладывай.
– Про что?
– Про военных, про Кальяна, про Василевского. Про все.
– Мне б кто доложил. Одни осколки. – Шилов потер подбородок. – Вы же письмо Ремезова читали…
– Хочешь сказать, что, кроме того письма, у тебя ничего больше нет?
– Я же говорю, одни осколки. Получается так, что эти трое ребят сбежали из части, не желая выполнять приказы командиров, которые поставили «мокрухи» на поток. Их убивают, причем в случае со «скорой» работает взрывник, который работал еще с Карташовым. Умеет же эта паскуда машины взрывать… – Шилов посмотрел на фотографию Соловьева.
– А Бажанов здесь при чем?
– Полагаю, что покойный Карташов замыкался на него в Москве. К тому же Бажанов бывший гэрэушник и может быть связан с военными.
– Подробнее, Рома, подробнее.
– Юрий Сергеич, я, и правда еще не во всем разобрался. – Шилов невольно покосился на горку разорванных бумаг с незавершенными схемами. – Чувств много, а ясной картины никакой.
– Я тут в Москву еду, на доклад к замминистра. Постарайся перед этим перейти от чувств к мыслям. Ты же, в конце концов, руководитель.
– Это-то и мешает, – вздохнул Роман.
Только Громов ушел, как появился Егоров. На «сходке» его не было, он прямо из дома поехал в больницу навестить Василевского.
– Ну чего, как там Ленька?
– Получше. Коньяку требует.
– Значит, скоро поправится. Он ничего нового не вспомнил? Может, эта баба ему все-таки что-то сказала?
Егоров отрицательно покачал головой:
– Никакой конкретики. Все то же самое, что мы от местных пьяниц узнали. Но, я думаю, она могла что-то сказать. Поэтому ее и спровадили на Урал. Только зачем было на Леньку нападать? Хотели нас предупредить, чтоб не совались?
– Вряд ли. Узнали, что он мент, и психанули. Эксцесс исполнителя. Может, этих «разбойников» командиры сами уже наказали. Не удивлюсь, если ствол и ксиву подкинут.
– Хорошо бы, если б так…
***
Деревянный дом Прапора занимал участок возле дороги на самой окраине Гатчины. Дом не отличался архитектурным изяществом, но был, что называется, справным – каким и положено быть у хозяина, много лет отслужившего на тыловых и хозяйственных должностях.
Доедая завтрак, Прапор привычно грызся с женой. Повод для ругани был, правда, нетипичным – за десять лет супружеской жизни им еще не доводилось попадать в такой переплет между бандитами и ментами. Зато все остальное – аргументы, оскорбления и угрозы – использовались многократно.
– Зря мы во все это ввязались.
– Лучше бы я сидел, да?
– Лучше бы я тебя вообще никогда не встречала.
– Это уж точно. И где тогда мои глаза были?
– Олеженьку жалко. За что ему достался такой отец?
– Молчи, дура.
– Нет, ты мне скажи, ты о сыне подумал, когда…
– Нина, ради бога, не выводи. Вот чего ты от меня сейчас хочешь услышать?
– Хочу услышать, как мы жить дальше будем. Со службы уволили, под статьей ходишь…
– Из этого дурдома давно пора было увольняться. Что я, места на гражданке не найду?
– А что ты делать умеешь?
– Федор обещал пристроить.
– Да у него таких придурков, как ты, пруд пруди. Очень ему еще один нужен! Вот получим деньги, я Олега заберу и уеду.
– Ну-ну… Куда ты, на хрен, денешься?
Ругань могла бы продолжаться и дальше, но поджимало время: Нине пора было вести сына в садик, а потом ехать на работу. С гордо поднятой головой она вышла из кухни, позвала Олега и вскоре хлопнула дверью, не попрощавшись с супругом.
Прапор усмехнулся, достал из кармана засаленную бумажку с номером телефона и, вслух проговаривая цифры, позвонил:
– Алло, Федор? Здравия желаю, это Михаил. – Прапор сделал короткую паузу и откашлялся – как ему казалось, солидно, а на самом деле до неприличия подобострастно. – Как там насчет денег? А если на очной ставке он меня застрелит? Ладно, только все бабки мне. С женой я сам разберусь.
Не успел он положить трубку, как в дверь позвонили.
– Опять, что ли, ключи забыла? – Прапор допил чай и пошел открывать.
Открыл и сразу получил удар в глаз, от которого пролетел половину прихожей и шлепнулся на пол.
