Николай Леонов - Ипподром
– Не говори. – Митрич прихлопнул третью рюмку, повеселел. – Вроде и не виновен и мужик культурненько расспрашивает, все одно оторопь, пить страсть как хочется.
– Пить давали? – задал свой главный вопрос Крошин.
– Обязательно. Обходительный начальник, сам налил, стакан на блюдечке, чистый, сверкает аж, видно, прислуга классная у них, так протереть уметь надо.
Крошин откинулся на спинку стула, выдохнул, словно тяжесть какую тащил и теперь опустил. Отпечатки снимают, точно, вопроса нет.
– А после меня Сеньку вызвали, – Митрич показал на молодого официанта. – Он в тот вечер покойного обслуживал.
Крошин схватился за соломинку.
– Позови его. – Он уже не думал о том, что его заинтересованность может стать известной уголовному розыску. Плевать. Снимают отпечатки или не снимают?
Митрич подвел к столу худенького юношу и деликатно удалился. Крошин, отбросив осторожность, быстро задал несколько вопросов.
Молоденький официант рассказал, что ему тоже давали пить, подносили стакан тоже на блюдечке. Сеня рассказал даже больше. Во время его допроса в кабинет вошел какой-то мужчина с подносом, но на официанта не похож. Начальник, который допрашивал Сеню, сказал вошедшему: «Убери грязную посуду». Сеня еще удивился, так как стаканы были такие чистые, каких в ресторане и в начале смены не бывает.
Среди подгулявшей компании, которая шумно спорила с официантом по поводу счета, находились капитан Свиридов, лейтенанты Люся Калинина и Виктор Болтянский. Завтра фотографии беседующего с официантами преступника окажутся на столе начальства. Сначала разговор хотели записать на пленку, затем отказались. Действеннее заново допросить официантов. Свидетельские показания в суде всего эффективнее.
Глава 15
За Крошиным установили наблюдение и до понедельника объявили перерыв. «Субботу и воскресенье отведем на созревание, – сказал Турилин. – Пусть подумает, взвесит, подождет».
В субботу в двенадцать полковник принял инспектора Гурова, выслушал его доклад.
Турилину понравился стиль работы Гурова. Парень, безусловно, талантлив, может стать асом. Терпения, солидности в работе порой еще не хватает. Ход с признанием, что у уголовного розыска нет пальцевых отпечатков преступника, Гуров провел на высочайшем уровне. Тем более что это был экспромт, а не заготовка. Однако риск.
– А если бы вы все поломали, коллега? – спросил Турилин.
– Невозможно, Константин Константинович, – ответил Лева. – Я понимаю психологию Крошина. Он органически не способен верить людям. Он правду ни выслушать, ни выговорить не может.
– Он же вам поверил?
– Поверил, – подтвердил Лева. – Я мог его оставить ликующим. Но Крошин обязательно встретился бы с официантами. Что сильнее – слова или факты, особенно для человека подозрительного? Снимают негласно пальцевые отпечатки, значит, они нужны. Все ясно, он думает, что я вру и на двери остались отпечатки пальцев.
Полковник слушал внимательно. Персонификация личности преступника, изучение его психологии. Через каких-нибудь десять лет в розыске будут работать одни Гуровы, только меня уже здесь не будет. И хватит, думал Турилин.
Турилин встал, протянул руку. Он впервые так прощался с Гуровым.
– Отдыхайте. Чтобы вы особенно не зазнавались, скажу, – полковник вышел из-за стола, проводил Леву до дверей, хитро улыбнулся и подмигнул, – вы один фактик раскопали, а затем потеряли его. Забыли, коллега.
– Какой фактик? – Лева нахмурился. – О чем вы, Константин Константинович?
– Не скажу. – Турилин подтолкнул Леву к выходу. – У вас два дня. Думайте.
Лева пришел домой прямо к обеду. Из гостиной доносился уверенный голос отца и женский смех. Лева узнал голос Нины, потоптался в передней и наконец вошел. Они не виделись с того вечера, когда Лева пробормотал объяснение в любви, затем больше часа молчал и наконец уехал на работу.
– Всем привет, – Лева поклонился. – Здравствуй, амазонка. – Нине он поклонился отдельно. – Спасибо, отец, что ты выполнил мою просьбу.
– Пустяки, – генерал даже смутился.
Никакой договоренности между отцом и сыном не существовало. Лева ни о чем генерала не просил. По своей инициативе Иван Иванович сел за руль, подъехал на ипподром и пригласил Нину к обеду. Готовил сюрприз, так сказать.
Лева за последние дни осунулся, резче обозначились скулы, под глазами тени, отчего глаза стали еще больше и голубее.
А ведь мой сын умен, подумал генерал. Мальчишка, а голова работает. Почему мальчишка? Сколько ему? Иван Иванович задумался. Двадцать шесть. Я в его возрасте уже прошел войну, учился в академии. Саша этого чертенка родила, когда мне было двадцать шесть. Так ведь я мужиком был, не чета этому глазастому. Женщин завоевать надо, штурмом брать. Какие парни вокруг Саши тогда вились, я чуть ли не из загса, прямо из пламени выхватил. Хватка у меня была, да и сейчас еще. Генерал расправил плечи.
Нину ловкий ход Левы не обманул, но обрадовал. Когда она увидела прохаживающегося между денниками генерала, то огорчилась. Что же, Лев совсем мальчик, действительно Левушка, если все бегает под папиной опекой? Она запуталась. Ей нравился этот дом, нравились люди, живущие здесь. В Леву она была влюблена – влюблена, не больше. При встрече с ним у нее не кружилась голова. Она с удовольствием с ним встречалась, скучала, когда Лева на несколько дней пропадал, однако спала спокойно, не вздрагивала от телефонного звонка. Кстати, Лева до сих пор не знает, что у нее дома есть телефон. Ни разу не зашел, не поинтересовался, как она живет. Как она жила раньше, до встречи с ним? Он вообще никогда не расспрашивает о ее жизни, прошлом. Его не интересует? При первых встречах он смотрел восторженно и вопросительно, теперь же смотрит спокойно, даже холодно. Когда любишь, все иначе. Нина наклонилась над тарелкой, украдкой взглянула на хозяина дома. Будет Лева таким же мужественным, как отец, или останется на всю жизнь Левушкой?
Пробормотав какое-то объяснение, Клава деликатно отправилась на кухню. Лева посмотрел на хозяйничающую за столом маму, поймал ее взгляд и подмигнул. Она ответила улыбкой.
«Кажется, сын умней всех, – довольно подумала она. – Нина с Иваном торопятся, все им надо сейчас, сию минуту. Иван максималист, считает, что только его восприятие жизни идеально. Все одним махом, раз и навсегда. Препятствия сломать, разрушить до основания. Он все еще считает, что украл меня, заставил выйти замуж, покорил, завоевал. Глупый, глупый генерал. Лидер и победитель. Шестой десяток, и все самоутверждается, соревнуется, доказывает. Какое же счастье, что я выбрала тогда именно его, не ошиблась, выстояла. Девчонка тоже из настоящих, торопится только. Как Иван, максималистка. Все ей надо сразу, в готовом виде, только из чистого золота. Возможно, Иван девочке больше Левки нравится. Еще бы! Сколько в этого генерала-победителя сил вложила. Мужчину всю жизнь воспитывать надо, только чтобы он ни в коем случае этого не почувствовал. Он вырастает, крепнет, в трудную минуту это твоя опора. А чтобы не выйти из формы, мужчина время от времени должен совершать подвиги».
Генерал взял графин с настойкой.
– Кто желает?
– Я пас, завтра соревнования, – ответила Нина.
– А у меня в понедельник, – сказал Лева. – Как выразилась бы Нина: по тяжелой дорожке и в незнакомой компании.
– Кто у вас фаворит? – спросила Нина.
Лева замялся, покраснел заранее, но сказал:
– Справедливость. Она должна победить. Я отвечаю за это. Один.
Лева прихвастнул. Отвечал он не один. Турилин из своего кабинета руководил операцией, которая в понедельник вступала в решающую фазу.
Анатолий Птицын направился в университет, его брат улетел в Ленинград, чтобы выяснить ленинградский период жизни Крошина. Ломакин вызвал по телефону родителей Наташи Лихаревой и отправился встречать их на вокзал. Лева привел к Турилину сначала одного «телохранителя», затем другого и уехал на ипподром.
Сделать статую просто, надо «взять кусок мрамора и отколоть все лишнее». Лишнее и откалывали. Крошина оставляли одного.
Все документы поступали на стол к старшему следователю прокуратуры по особо важным делам. Николай Трофимович читал и перечитывал, он не любил при допросе заглядывать в бумаги. Все должно быть в голове.
Так прошли понедельник и вторник. Наступила среда.
Крошин припарковался в излюбленном месте, чуть в стороне от главного входа.
Вчера утром родители Наташи пытались устроить сцену, но Крошин быстро вышел и прикрыл за собой дверь. Вернувшись вечером, он обнаружил ключ в условленном месте. Наташи не было, записки тоже. Девушка не взяла с собой ничего из его подарков. Квартира была вычищена и вымыта до блеска, пол натерт, постельное белье выстирано и отутюжено. Ощущение такое, будто здесь никто никогда не жил, чисто и прохладно, как в склепе. Не вовремя, только и подумал Крошин. Бабы – дуры, всегда все делают не вовремя. Милиция ее в покое оставила. Откуда старики адрес узнали? Крошин не понял причину происшедшего. Он позвонил Анне. Свято место пусто не бывает, решил он. Девушка, с которой уже поговорили в милиции, ответила, что видеть его не желает и просит больше не беспокоить. Он заговорил было о неблагодарности женщин, о короткой памяти. Анна перебила.
