Джеймс Эллрой - Белый Джаз
С уважением, Дэвид Д. Клайн
Раннее утро – трейлеры. Гленда еще спала; Лестер свернулся калачиком возле «космического корабля».
Я вышел – Лестер пошевелился – забулькало дешевое вино. Междусобойчик: режиссер и оператор.
– Ладно тебе, Сид, – на сей раз главный вампир выкалывает глаза тому парню.
– Но Микки опасается, что фильм получится слишком жестоким. Я… я не знаю.
– Господи Иисусе, просто берешь кого-нибудь из массовки и наливаешь ему в глаза фальшивой крови.
– Да ладно тебе, Уайли. Дай хоть кофе попить – а то, знаешь, в шесть сорок девять утра я как-то не особо настроен придумывать кровавые сцены.
Лестер помахал мне – весь в порезах и синяках. «Всегда мечтал стать кинозвездой. Может, поторчу тут пару деньков, побегаю в массовке – каким-нибудь чернокожим вампиром».
– Не стоит. Брюнинг и Карлайл наверняка разыскивают тебя. Уорделла Кнокса, допустим, тебе не пришьют, но что-нибудь да нароют.
– Что-то не особо хочется куда-то смываться, м
– Придется. Я же говорил тебе вчера вечером: позвони Мег и скажи ей, что я велел сохранить за тобой квартиру. Ты что – хочешь, чтобы тебя пристрелили при попытке сопротивления аресту какой-нибудь ночью, когда ты уже решишь, что про тебя забыли?
– Нет, не особо. Слушайте, мистер Клайн, – никогда не думал, что Дадли может дать мне передышку.
Я подмигнул а-ля Дадли. «Ему нравится мой стиль работы, сынок».
Лестер побрел обратно к своей бутылке. Режиссер вытаращил на меня глаза, но я как ни в чем не бывало прошествовал к трейлеру.
Гленда читала мою записку. «Дэвид, это убьет… я хотела сказать, это поставит крест на моей актерской карьере».
– Надо же дать им хоть что-нибудь. Если они поверят, то не станут выдвигать обвинений в краже. И это отвлечет внимание от домиков для гостей.
– Пока ни по телевизору, ни в газетах ничего не сообщали.
– Чем больше времени пройдет, тем лучше. Хьюз может сообщить о его исчезновении, а рано или поздно обнаружится и тело. В любом случае, нас могут допросить, а могут и не допрашивать. У меня были с ним стычки, так что скорее заподозрят меня – хотя бы для проформы. Я справлюсь, и… и я знаю, что ты тоже справишься, ведь мы… вот черт.
– Профессионалы, ты хочешь сказать?
– Не будь так жестока. Пока слишком рано.
Она взяла мои руки в свои. «Когда мы сможем встреться в открытую?»
– Уже можем, наверное. Мне не стоило задержишься так поздно, и, может, стоит повременить, пока то да се.
– Пока что?
– Пока не уляжется история с Мишаком.
– Мы в первый раз упомянули его имя.
– Да мы о нем и не говорили почти.
– Ну да. Мы были слишком заняты раскрытием друг другу секретов. А как насчет алиби?
– Недели две ты была дома, одна. А что было раньше, ты не помнишь – да и кто помнит так долго?
– Но тебя беспокоит и что-то еще – прошлой ночью я догадалась об этом.
Шею защекотало – я и выдал: «Да все это дело Кафесьянов. Я говорил с девушкой, которая знает Томми К., и она мне сообщила, что Люсиль работала девушкой по вызову у Дуга Анселета».
– Не думаю, что мы были знакомы. Девочки редко назывались своим настоящим именем, и, если бы я знала кого-нибудь похожего на то, как ты ее описывал, я бы непременно тебе сказала. Ты собираешься его допросить?
– Ага. Причем сегодня.
– Когда она работала на Дуга?
– Дуга?
Гленда рассмеялась. «Я сама-то на него работала без году неделя – сразу после истории с Жиллеттом, и тебя это беспокоит, потому что ты знаешь, чем я занималась».
– Нет, не потому – я просто не хочу, чтобы все это было связано с тобой.
Наши пальцы сплелись. «А я и не связана – разве только тем, что связана с тобой». Она сжала мои пальцы. «Что ж, иди. Эскортное агентство „Премьер", 481, Саут Родео, возле отеля „Беверли Уилшир"».
Я поцеловал ее. «Сначала ты делаешь совсем плохо, потом – совсем хорошо»…;
– Нет – просто плохое ты предпочитаешь потреблять небольшими порциями.
– И то верно.
– Я бы не стала так уверяться. И – поосторожнее с Дугом – он приплачивает полиции Беверли-Хиллз.
И я ушел – с легким сердцем. Лестер выдавал неполнозубую версию «Огней гавани» столпившимся у «корабля» алкашам.
Новости по телефону:
Вудс напал на след Джуниора в Черном городе – потом тот проскочил на красный свет, и Джек потерял его. Джек, раздраженным голосом: «Такое впечатление, что он живет в своей машине. Жетон у него приколот к пальто, как будто он шериф на хреновом Диком Западе – я раз видел, как он заправлялся бензином, так из штанов у него торчали два здоровенных автоматических пистолета».
Прискорбно, зато:
Ящик 5841 он таки взломал – пошаришь, мол, под ковриком – там найдешь ключ, им откроешь почтовый ящик. «Четыре письма, Дейв. Господи, я-то думал, там брюлики или еще что интересное. Итого с тебя…»
Я повесил трубку и поехал к нему домой. Нашел: ключ, почтовый ящик, четыре письма. Назад, к машине – почта Чампа Динина.
Четыре конверта – два запечатанных, два распечатанных. Первым делом я распечатал непрочитанные – оба оказались от журнала «Замочная скважина» – судя по маркам, отправлены недавно. В каждом конверте содержалась пятидесятидолларовая купюра и приписка: «Спасибо большое, Харрис» или «Чамп – спасибо, старик!»
Два, судя по всему, прочитаны – решил сохранить? – без обратного адреса, рождественские марки 1957 года. Одиннадцать месяцев эти письма хранились в ящике – почему?
17 декабря 1957.
Дорогой сын,
Так грустно, что в эти праздничные дни ты не со мной. Обстоятельства были безжалостны к нам – вот уже несколько лет мы в разлуке. Остальные, конечно, тоже скучают, но не так, как я, и оттого я скучаю гораздо больше – в том числе о тех временах, когда мы были якобы счастливым семейством.
Хотя… странная жизнь, которую ты выбрал для себя, непостижимым образом успокаивает меня. Я не жалею о тех деньгах, которые я тебе высылаю, – даже посмеиваюсь про себя, когда твой отец читает список моих расходов, где встречаются кое-какие траты, которые я не спешу объяснять. Он, разумеется, считает, что ты скрываешься оттого, что боишься тягот реальной жизни. Я знаю, что обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя. Ты не можешь притворяться, как другие, и я люблю тебя за это. Должно быть, твои музыкальные интересы приносят тебе утешение, и я всегда покупаю пластинки, которые ты мне рекомендуешь, хотя это не та музыка, которую я предпочитаю слушать. Твой отец и твои сестры игнорируют эти пластинки, полагая, что я покупаю их лишь для того, чтобы быть поближе к тебе, так как с трудом переношу разлуку, но им невдомек, что я покупаю их, следуя твоему совету! Я слушаю их только тогда, когда никого нет дома и при выключенном свете. Каждый день я караулю почтальона, чтобы перехватить его, пока он не дошел до нашего дома – так, чтобы остальные не узнали, что мы общаемся. Это – наш секрет. Такой способ общения нов для нас с тобой, но, даже если нам и придется прожить так всю жизнь, точно давно потерявшие друг друга из виду приятели по переписке, живущие в одном городе, – я согласна, ведь мне прекрасно известны все те ужасы, что претерпели обе наших семьи за свою долгую безумную историю, равно как и то, что они с тобой сделали. Я понимаю и не осуждаю тебя. Это и есть мой рождественский подарок тебе.
С любовью. Мама
Аккуратный почерк, бумага с шероховатой поверхностью – отпечатков на такой не сохраняется. Никаких упоминаний о Ричи и о прочих именах: «свою долгую безумную историю» – «обе наших семьи». Семья моего вуайериста: мать, отец, сестры. «Обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя».
24 декабря 1957.
Дорогой сын.
Веселого Рождества – пусть настроение у меня совсем не рождественское, и даже те пластинки с рождественскими мелодиями в джазовой обработке, которые ты посоветовал мне купить, не развеселили меня, потому что мелодии показались мне с моими более традиционными вкусами несколько беспорядочными. Я чувствую себя усталой. Может, это оттого, что У меня в крови не хватает железа, как в рекламе геритола, которую показывают по телевизору, но, скорее всего, дело в той постоянной необходимости приспосабливаться – она-то меня и доконала. Я чувствую, что должна положить этому конец. Я абсолютно уверена, что больше не хочу ничего знать. Три месяца назад я сказала, что близка к этому, и это подвигло тебя на опрометчивый поступок. Больше я этого не хочу. Иногда, когда я слушаю самые красивые песни с тех пластинок что ты мне посоветовал, мне думается: вот он, Рай, совсем близко. Твои сестры – слабое утешение. С тех пор, когда твой отец заразил меня тем, что подцепил от той проститутки, я живу с ним только ради денег, и, даже если бы у меня был выбор, я бы все равно отдавала все деньги тебе. Пиши мне. На Рождество с почтой часто бывает неразбериха, но все остальное время я так и буду подкарауливать почтальона.
