Андрей Кивинов - Лазурный берег
— Господа, я с детства боюсь уколов… — заверещал Перес.
«Я уколов не боюсь, если надо — уколюсь», — всплыли в голове Егорова детские стишки. А потом другие: что-то про белую палату и крашеную дверь.
Дверь, правда, тоже была белая. И у сестры и доктора — белые халаты. И еще у сестры — большой красивый шприц.
— Как вы себя чувствуете?
Вопроса врача Егоров не понял. Стал бешено озираться:
— Где я? Мне нужно позвонить…
— Все ясно: русский турист. Напился и поплыл. Как обычно. На всякий случай свяжись с консульством, — велел врач сестре.
Знай Егоров язык и статистику, он мог возмутиться предвзятым отношением к русским туристам. Среди «напившихся и поплывших» за последний год не было зафиксировано ни одного русского. Финны были, немцы были, и вот сейчас, на фестивале, дважды был Тарантино. А русские не плавали.
— Хорошо, — кивнула сестра.
— Мне надо позвонить в полицию! Быстрее! Дайте телефон! Французский полицейский в лапах русской мафии! — нервничал Сергей Аркадьевич.
— Говорит, что он из русской мафии, — перевел врач. — Это они все так говорят, чтобы врачей запугать. Ему надо успокоиться.
— Может, укол сделать? — предложила сестра.
— Пожалуй. Русским это никогда не повредит.
Теряя сознание, Сергей Аркадьевич в ужасе думал о несчастном агенте Анри Пересе, который, конечно, мужик вредный, но, в общем, неплохой. А теперь страшный Троицкий пытает его раскаленным паяльником, вгоняет ему под ногти колючие иглы и…
За секунду до полной отключки Егоров успокоился. Нет, не лекарство подействовало. Просто именно в этот момент Плахов дозвонился до полиции.
Сработала тайная ментальная связь, соединяющая людей, подчас чуждых друг другу, но связанных общим важным — и, главное, хорошим — делом…
Перес сидел в кресле и плавно раскачивался из стороны в сторону, как какой-нибудь суфийский монах. Будто внутри у него звучала мистическая музыка. На вопросы он реагировал, но все как-то невпопад.
— Кто Демьяныча Хомяку заказал? — зло рычал Серов, схватив Переса за переносицу средним и указательным пальцем. — Витя-Кашалот?!
Сам Троицкий в версию про Кашалота не верил, но Серов ненавидел Витю пуще других врагов Демьяныча и был бы рад, если бы Кашалоту заслали «ответку».
— Да, у меня в детстве был хомяк… — Лысяк расплылся в заторможенной улыбке. — Белый, маленький, а ел много.
Николай влепил Лысяку легкий подзатыльник, чтобы тот «не кривлялся».
— Может, его на якорь и в воду?
— И окажется, что он тоже Ихтиандр, — мрачно пошутил Серов. — Банда киллеров-ихтиандров.
— А кашалота у меня не было-о-о, — мечтательно тянул Перес, не обратив внимания на подзатыльник. — Он бы в ванну не поместился.
Амплитуда и скорость раскачиваний вдруг резко увеличились, и Лысяк запел:
— Он бы-ы в ванну не по-о-мести-ился-я…
В каюте появился Троицкий. Тяжело посмотрел на распластанного в кресле клиента.
— Поет, значит?.. Дайте-ка я с ним потолкую. У меня после этого прованского корня прилив сил.
— Что, с вечера прет? — удивился Николай. — Или вы уже сегодня…
— Какое сегодня… Вчерашний еще тащит. Словно двадцать лет скинул… — Троицкий взял Лысяка за гладкий подбородок. — Кто, сволочь, гексоген привез? Кто этот Армен? Где его найти?
— А я вас знаю… — губы Переса расплылись в улыбке. — Вы Троицкий. Известный русский бандит.
— Что?! — поперхнулся Троицкий.
«Известный русский бандит» — круто!.. Стоило огород городить: церкви строить, фильм продюсировать…
— Ага, узнал, — обрадовался Николай. — Говорю же, прикидывается.
Очередной подзатыльник Лысяку отвесил Серов:
— Давай про Хомяка вспоминай!
— А хомяк сдох… — хихикнул Анри.
— Ну ладно, сучара, — резюмировал Троицкий, закатывая рукава рубашки, — я тебя за язык не тянул…
Дима ждал результатов допроса на палубе. Кто-то должен был следить за обстановкой в заливе. Диме тоже очень хотелось принять участие. Он бы этому Лысяку — раз так правой снизу в челюсть, а с другой стороны тут — бац ладонью по уху, а потом бы еще раз — бац в челюсть…
Долго они что-то возятся, а результата нет.
Рекламный дирижабль над заливом сегодня выглядел скромно и гордо: ослепительно белым. Без малейшего текста и флажков. Плавал среди облаков таким же клубящимся облаком, только волнующе правильной формы.
Нынче ожидали премьеру фильма «Снег», про который не было известно ничего, кроме названия.
У берега взревела сирена, и катер с синей мигалкой и надписью «Полиция» появился на глади залива. Дима схватил бинокль: копов на катере — как семян в огурце. И направление он выбрал ровно на яхту «Мрия»…
Дима рванул в каюту, где Троицкий только-только собрался сделать Лысяку по-настоящему больно:
— Демьяныч, там менты французские. На катере! Сто пудов — к нам. Толпа целая…
— Черт… — плюнул Троицкий. Как глупо-то все. — Эй, спрячьте этого.
Он оглядел себя в зеркале, поправил ворот рубашки и по-хозяйски шагнул на палубу. Полицейские уже поднимались по трапу. Троицкий сделал сигнал Диме, который бросился было навстречу гостям, чтобы тот не вмешивался. Встретил их с решительным спокойным лицом:
— Господа, что, вашу мать, происходит?! Это частная собственность! Я — Михаил Троицкий, официальный гость фестиваля! У вас могут быть проблемы.
Комиссар сдержался и сухо ответил:
— Господин Троицкий, это у вас могут быть проблемы. Вы подозреваетесь в захвате офицера полиции. — Он повернулся к подчиненным: — Осмотрите яхту.
На лбу Троицкого выступили капли пота. Логические цепочки еще не замкнулись в его умной голове, но в общих чертах он уже понял, что произошло.
Значит, правда полицейский.
Надо было не прятать, а утопить. Как бы доказали, что его отсюда сбросили? Эх…
Рулон брезента, в который завернули Лысяка, нашли через две минуты. Увидев своего коллегу спеленутым и с кляпом во рту, полицейские мрачно повернулись к стоявшим рядом Диме и Николаю.
— А это… — натянуто улыбнулся Николай. — Это шкипер наш. Перебрал немножко… Сами понимаете.
Продолжая улыбаться, он щелкнул себя по горлу, подмигнул полицейским и добавил на ломаном русском:
— Водка-селиодка!
Две увесистых затрещины Николай с Димой получили одновременно. Французы взметнули руки синхронно, словно в танцевальном кружке.
Когда его грузили в катер, Троицкий для порядку шумел:
— Беспредел!.. Я — Троицкий! Гость фестиваля! Гражданин России. Меня хотели убить! Вы за это ответите!..
И сам чувствовал, как неубедительно звучат его угрозы. Стало стыдно. Умолк. Смотрел, как уменьшается в размере покачивающаяся на волнах «Мрия». Когда он теперь увидит в следующий раз свою красавицу-яхту?..
На парус села чайка. Бессмысленно повертела клювом. Чайке наплевать, что станет с яхтой. Затони она сейчас, чайка равнодушно проводит ее в пучину и полетит дальше…
На окраине Канн Плахов набрел на небольшой рыночек, где торговала семенами пожилая арабка. Покупателей, впрочем, не было, и арабка громко тараторила по-своему с более молодой соплеменницей.
Укутанные в черные платки, обе они были похожи на больших нахохленных птиц.
Плахов попытался обратиться по-английски — арабки не поняли и знаками предложили самому порыться в лотке. Игорь присел на корточки, стал перебирать пакетики. С одной стороны, удобно: на каждом пакетике нарисовано то, что в результате из семян вырастет. Наглядная картинка. С другой стороны, поди пойми без опыта, что именно нарисовано. Как выглядит та же валериана, которую нашел в основе питерского бальзама Жора Любимов? Или корень петрушки?.. Кому-то, может быть, и известно, но Игорю — точно нет.
Одно растение показалось, впрочем, знакомым. Кажется, это был хрен. Что ж, это был не самый плохой вариант.
— Хрен? — зачем-то спросил Плахов у арабки, понимая, что она его не поймет.
Та рассеянно кивнула, не прерывая разговора.
Плахов взял пару пакетиков, а мобильный телефон Троицкого аккуратно засунул в глубь лотка.
Операция завершена — больше спецсвязь не понадобится.
Больше всего снега было разложено на площади в старом городе. И фонтан был задрапирован в белоснежную ткань. «Деда Мороза не хватает, — подумал Игорь. — Что же, надо найти Рогова, порадовать семенами…» Подумав, Плахов оторвал от пакетиков этикетку с изображением хрена.
Подтверждая свою мысль, что Канны — большая деревня, Рогов на пару с Вазгеном тотчас появился из дверей парфюмерного магазина.
В руке он держал флакончик духов. Еще раз открыл, понюхал. Обеспокоенно повернулся к Вазгену:
— А это точно Франция? — Заметил Плахова: — Глянь, духи дорогие жене купил, думаю — а не подстава?
