Иэн Рэнкин - Черная книга

— Да, и я знаю, кто тебя подпалил.

Зато, окончательно решил Ребус, у Кафферти, как пить дать, нарощенные волосы.

— Но вообще-то, я хотел с тобой поговорить о другом пожаре.

— Неужели?

— «Сентрал» — помнишь?

— В отеле «Сентрал»? — (Ребус с удовольствием отметил, что теперь слова даются Большому Джеру без прежней легкости.) — Это же доисторические времена.

— Для меня нет.

— Но какое это имеет отношение ко мне?

— Двое из твоих людей были там в тот вечер — играли в покер.

Кафферти отрицательно покачал головой:

— Этого не может быть. На меня не работают люди, играющие в азартные игры. Это против моих правил.

— Все, что ты делаешь с утра до вечера, против чьих-то правил, Кафферти.

— Прошу тебя, Стромен, называй меня мистером Кафферти.

— Я тебя буду называть так, как считаю нужным.

— А я тебя Строменом.

Невольно Ребус раздражался каждый раз, когда Кафферти так обращался к нему. Это случилось на процессе в Глазго, представитель обвинения заглянул не в ту строку и перепутал фамилию Ребуса с фамилией единственного другого свидетеля, владельца паба по фамилии Строуман.

«А теперь — инспектор Строуман…» Как Кафферти смеялся над этой оговоркой со скамьи подсудимых, так хохотал, что судья пригрозил ему штрафом. Глаза Кафферти всверлились тогда в глаза Ребуса, словно жирные мебельные жуки-точильщики, и он беззвучно повторил фамилию так, как ее услышал, — Стромен.

— Как я уже сказал, — продолжал Ребус, — там были двое твоих шестерок. Эк и Тэм Робертсоны.

Они только что пробежали паб «Баранья голова», и Ребус с трудом подавил желание заглянуть внутрь.

— Когда вернемся, нам приготовят травяной чай. Осторожнее!

Это предупреждение избавило Ребуса от маленькой неприятности — он чуть было не наступил на собачью какашку.

— Спасибо, — сквозь зубы проговорил Ребус.

— Меня волновали кроссовки, — ответил Кафферти. — Знаешь, что такое «эдинбургские цветы»?

— Рок-группа?

— Фекалии. Раньше дерьмо выбрасывали из окон прямо на улицу. Его столько было вокруг, что жители называли его «эдинбургские цветочки». Я прочел в книге.

Ребус вспомнил еще об одном цветочке — Алистере Флауэре и улыбнулся.

— Можно порадоваться, что мы живем в цивилизованном обществе.

— Ну да, — сказал Кафферти без всякой иронии. — Эк и Тэм Робертсоны, говоришь? Да, Брюголовые братья. Не буду врать — они работали на меня. Тэм всего несколько недель. Эк побольше.

— Не буду спрашивать, чем они занимались.

Кафферти пожал плечами:

— Я их нанял для работы по общим вопросам.

— Это покрывает многие грехи.

— Слушай, я тебя сюда не звал. Но уж если ты здесь, то я отвечаю на твои вопросы, ясно?

— Я тебе за это благодарен. Ты говоришь, их не было в «Сентрале» тем вечером.

— Не было.

— А что с ними случилось после этого, ты знаешь?

— Они перестали на меня работать. Но не одновременно. Сначала, кажется, ушел Тэм. Сначала Тэм, потом Эк. Тэм был тупицей, Стромен. Лузером. Я не выношу лузеров. Я его нанял только потому, что Эк меня попросил. Эк был хорошим работником. — Он на минуту, казалось, погрузился в свои мысли. — Ты их ищешь?

— Ищу.

— К сожалению, ничем не могу помочь.

Ребус между тем спрашивал себя, неужели у Кафферти щеки не покраснели хотя бы наполовину так, как его собственные, потому что его-то щеки, кажется, пылали огнем. У него уже покалывало в боку, и он не представлял, как сможет вернуться назад.

— Ты думаешь, они имеют какое-то отношение к телу?

Ребус в ответ только кивнул.

— С чего это ты так уверен?

— Я не уверен. Но если они и в самом деле имели к этому отношение, то я готов спорить, что и ты от этого места находился не за сотню миль.

— Я? — Кафферти снова рассмеялся, но смех звучал натянуто. — Насколько мне помнится, я тогда отдыхал на Мальте с друзьями.

— Ты, кажется, всегда окружен друзьями, когда что-то случается.

— Я человек общительный. Что я могу сделать, если пользуюсь популярностью. Знаешь, что я еще прочел о Шотландии? Папа римский называл ее «задница Европы». — Кафферти остановился. Они добежали до Даддингстон-Лоха, внизу под ними лежал город. — Надо же додуматься, правда? Задница Европы. Совсем не похоже.

— Ну, не знаю, — сказал Ребус, который стоял, уперев руки в колени. — Если это задница… — он поднял голову, — то я бы хотел знать, куда сунуть клизму.

Кафферти громко рассмеялся. Он глубоко дышал, пытаясь выровнять дыхание. Заговорил он вполголоса, хотя поблизости никого не было и услышать их никто не мог.

— Но вообще мы народ жестокий, Стромен. Все мы — ты и я. Мы трупоеды, гули, упыри. — Его лицо было совсем рядом с лицом Ребуса, оба они стояли, согнувшись в поясе. Ребус на отрывал глаз от травы внизу. — Когда казнили грабителя могил Бурка[54], из его кожи наделали сувениров. У меня в доме есть один. Я тебе покажу. — Его голос звучал словно в голове Ребуса. — Мы любим смотреть на такое, и это правда. Я готов поспорить, что и у тебя есть вкус к боли, Стромен. У тебя все болит, но ты бежишь со мной и не сдаешься. Почему? Потому что тебе нравится боль? Вот что делает тебя кальвинистом.

— Вот что делает тебя угрозой для общества.

— Меня? Да я простой бизнесмен, который сумел пережить болезнь под названием «рецессия».

— Нет, ты кое-что побольше, — сказал Ребус, выпрямляясь. — Ты и есть болезнь.

Глядя на Кафферти, можно было подумать, что он сейчас ударит Ребуса, но он только дружески хлопнул его по спине:

— Идем. Пора.

Ребус чуть было не запросил еще минуту отдыха, но потом увидел, что Кафферти направляется к «ягуару».

— Что, — усмехнулся Кафферти, — ты думал, я и назад побегу? Садись. Травяной чай ждет.

Травяной чай и в самом деле был готов, его подали к бассейну, после того как Ребус помылся и переоделся. У него было такое чувство, что в его отсутствие кто-то шарил в его бумажнике и записной книжке, но он знал, что ничего существенного они там найти не могли. Во-первых, удостоверение и кредитные карточки он засунул в карман беговых трусов. Что касается наличности, то ее едва хватило бы на покупку вечерней газеты и мятных леденцов.

— Жаль, что ничем не смог тебе помочь, — сказал Кафферти, когда Ребус сел.

— А мог бы, если бы захотел, — ответил Ребус. Он старался унять дрожь в ногах. Таких нагрузок у него не было со времени переезда на его квартиру.

Кафферти только пожал плечами. Теперь на нем были мешковатые брюки и ярко раскрашенные плавки — он только что нырял в воду. Вытираясь полотенцем, он демонстрировал немалую часть анальной ложбины — ни дать ни взять строительный рабочий.

Дьявольская собака сидела у бассейна и вылизывала себе ляжку. От кости, которую она грызла прежде, не осталось и следа. И тут вдруг Ребус ее вспомнил.

— У тебя есть внедорожник? — (Кафферти кивнул.) — Я его видел. Он был припаркован напротив магазина Боуна на Южной Кларк-стрит. Эта псина сидела на заднем сиденье.

Кафферти пожал плечами:

— Это машина моей жены.

— И часто она ездит в город с собакой?

— Она там покупает кости для Кайзера. Он дешевле автомобильной сигнализации. — Кафферти любяще улыбнулся собаке. — Я не знаю никого, кто сумел бы прошмыгнуть мимо него.

— Возможно, я бы рискнул, запасшись сосисками.

Кафферти на это не отреагировал. Ребус решил, что ничего таким образом не добьется. Настало время опробовать последнее средство. Он допил чай. Вкус у него был как у мятной жевательной резинки.

— Один мой коллега попытался найти братьев Робертсон. Так кто-то отправил его в больницу.

— Неужели? И что же с ним случилось?

— На него напали сзади за рестораном, который называется «Кафе разбитых сердец».

— Господи! Так он нашел Тэма и Эка?

— Если бы он их нашел, мне не нужно было бы приезжать сюда.

— А я думал, это просто предлог, чтобы поболтать о добрых старых деньках.

— О каких это добрых старых деньках?

— Что говорить, ты выглядишь ничуть не лучше, чем раньше. Я другое дело. Мои буйные денечки позади. — Он пригубил чая в доказательство сказанного. — Я стал другим человеком.

Ребус чуть не рассмеялся:

— Ты так часто повторял мне эти слова в суде, что, кажется, сам в них поверил.

— Это правда.

— Значит, ты не будешь пытаться меня запугать?

Кафферти отрицательно покачал головой. Он сел на корточки рядом с собакой и почесал ей за ухом.

— Нет, Стромен, те дни, когда я приколотил бы тебя шестидюймовыми гвоздями к полу в каком-нибудь заброшенном доме, давно прошли. Или когда стал бы щекотать тебе миндалины проводками, подсоединенными к генератору. — Он почувствовал вкус к этой теме и теперь, казалось, был готов к прыжку, как и его собака.