Иэн Рэнкин - Водопад

Иэн Рэнкин

Водопад

Аллану и Юэну, с которых все началось…

Дело не в акценте, который я не просто утратил, а отряс как прах от своих ног, когда переехал в Англию; дело скорее в исконно шотландских чертах характера — ершистости, напористости, неуживчивости, мрачности и в моем неискоренимом, хоть и честно мною искореняемом, деизме. Таким образом, я был и всегда буду отвратительным экспонатом, сбежавшим из музея неестественной истории…

Подавление сексуальности и склонность к истерии — вот что такое Эдинбург.

1

— Вы думаете, я ее убил?…

Он сидел на самом краю дивана, наклонившись вперед и свесив голову на грудь. Длинные прямые волосы упали ему на лицо, а колени так и ходили ходуном.

— Ты принял какое-то лекарство, Дэвид? — спросил Ребус.

Молодой человек поднял голову. Глаза у него были красными, под ними залегли темные тени. Лицо худое, угловатое, подбородок зарос неопрятной щетиной. Звали его Дэвид Костелло. Не Дэйв, не Дэви, а именно Дэвид — он дал это понять совершенно ясно. Похоже, парень придавал большое значение ярлыкам, этикеткам и вообще правильной классификации. Его самого пресса классифицировала с возмутительной небрежностью. Он был и «бойфрендом», и «безутешным бойфрендом», и «бойфрендом пропавшей студентки», и «Дэвидом Костелло, двадцати двух лет», и просто «студентом того же университета», который «жил вместе с мисс Бальфур» или — по другой версии — «часто бывал» в «квартире, где проживала загадочно исчезнувшая девушка».

Квартира тоже была не просто квартирой. В зависимости от вкуса репортера она оказывалась то «уютной квартирой в Нью-Тауне, фешенебельном районе Эдинбурга», то «скромным студенческим гнездышком стоимостью в четверть миллиона фунтов, купленным Джоном и Жаклин Бальфур для своей единственной дочери». Джон и Жаклин, в свою очередь, были либо «убитыми горем родителями», либо «повергнутыми в шок банкиром и его супругой». Их двадцатилетнюю дочь Филиппу Бальфур, студентку искусствоведческого факультета Эдинбургского университета, пресса называла «очаровательной», «энергичной», «жизнелюбивой» и «беспечной».

Филиппа пропала без вести.

Детектив-инспектор Джон Ребус, до сих пор стоявший перед большим мраморным камином, отошел к его краю. Дэвид Костелло, не поворачивая головы, следил за ним.

— Врач дал мне какие-то таблетки, — сказал он.

— И ты их принял? — уточнил Ребус.

Молодой человек качнул головой, не сводя глаз с инспектора.

— На твоем месте я, наверное, поступил бы так же, — сказал Ребус, засовывая руки глубоко в карманы. — Таблетки могут только отключить на несколько часов, но ничего не изменят.

Прошло два дня с тех пор, как Филиппа Бальфур, которую родители и друзья звали просто Флип, пропала. Два дня — срок небольшой, но исчезновение ее было очень странным. В тот день друзья позвонили Флип домой около семи вечера, чтобы уточнить, сможет ли она встретиться с ними через час в студенческом квартале Саут-Сайд в одном из небольших, ультрамодных баров, которые в годы недавнего экономического роста во множестве появились в окрестностях университета. Основой их процветания служили скудное освещение и непомерные цены на ароматизированную водку. Ребус знал это, так как несколько раз проходил мимо этого бара по дороге на службу и обратно. Практически рядом с баром находился старомодный паб с водочными коктейлями всего по полтора фунта за порцию, зато там не было таких красивых стульев в стиле «техно-модерн», да и персонал, способный квалифицированно разнять пьяную драку, почти не ориентировался в коктейль-меню.

Примерно между семью и семью пятнадцатью Флип вышла из дому. В это время Тина, Трист, Камилла и Альби пили уже по второму коктейлю. Ребус заглянул в досье, чтобы освежить память: Трист — это Тристрам, а Альби — Альберт. Трист был с Тиной, а Альби с Камиллой. По идее, Флип должна была появиться в баре с Дэвидом, но, как она сказала друзьям по телефону, ждать его не стоило. «Мы опять поцапались», — объяснила Филиппа, причем, по свидетельству тех же друзей, по ее голосу нельзя было сказать, чтобы она была очень сильно расстроена.

Выходя из квартиры, Филиппа включила сигнализацию. Для Ребуса это было внове — ему еще не приходилось сталкиваться с сигнализацией в студенческих квартирах. Затем она тщательно заперла не только автоматический накладной, но и врезной замки и, спустившись со своего второго этажа вниз, вышла из подъезда и растворилась в теплых вечерних сумерках. От Принсес-стрит ее отделял довольно крутой холм. Еще один холм ей нужно было преодолеть, чтобы попасть в Старый город — в студенческий квартал Саут-Сайд. Вряд ли Филиппа отправилась туда пешком, однако среди звонков с ее домашнего и мобильного телефонов не было ни одного номера, который соответствовал бы номеру городской службы вызова такси. Следовательно, если она и взяла машину, то, скорее всего, остановила ее прямо на улице.

Если, конечно, успела остановить.

— Так вот, сэр, я этого не делал, — сказал Дэвид Костелло.

— Чего именно? — не понял Ребус.

— Не убивал ее.

— Никто и не говорит, что ты убил…

— Не говорит?… — Молодой человек снова поднял голову и посмотрел Ребусу в глаза.

— Нет, — уверил его Ребус. В конце концов, успокаивать подозреваемых было частью его работы.

— Но ордер на обыск… — начал Костелло.

— В таких делах это обычная процедура, — объяснил Ребус. И еще: в случае исчезновения при подозрительных обстоятельствах полиция обязана проверить все места, где мог находиться пропавший. Все по инструкции: бумажка к бумажке, документ к документу. Первым делом обыскивается квартира дружка. Мы поступаем так потому, мог бы добавить Ребус, что в девяти случаях из десяти виновен кто-то из окружения жертвы. Не посторонний, который вдруг выскакивает из темноты, чтобы убить, нет!.. Убивает супруг или супруга, любовник или любовница, сын или дочь. Убивает родной дядя, ближайший друг, словом, тот, кому жертва полностью доверяет. Причина… Ты изменил, тебе изменили, ты что-то узнал или чем-то владел, тебя приревновали, ты кого-то обидел и так далее. Наконец, кому-то могли срочно понадобиться деньги, а у тебя они, на беду, имелись…

Если Филиппа Бальфур погибла, ее тело будет найдено, скорее всего, в ближайшие дни. Если же она жива и по каким-то причинам не хочет, чтобы ее нашли, задача будет намного сложнее. «Убитый горем банкир» уже выступил по телевидению, умоляя дочь подать о себе весточку. В настоящий момент полицейская оперативная группа находилась в загородной усадьбе Бальфуров на тот случай, если позвонит похититель с требованием выкупа. Еще одна группа, в надежде отыскать возможный след, прочесывала квартиру Дэвида Костелло на Кенонгет. И третья группа была здесь — в квартире самой Филиппы. Она сторожила Дэвида Костелло, чтобы его не взяла в оборот вездесущая пресса. Так объяснили ситуацию молодому человеку, и отчасти это было правдой.

Квартиру Флип обыскали накануне. У Костелло оказался полный комплект ключей, и он даже знал, как вырубать сигнализацию. Трист позвонил ему домой в десять часов того злополучного вечера. Он интересовался, куда подевалась Флип. Сам он знал только то, что она отправилась к «Шапиро», но в баре так и не появилась.

«Разве она не с тобой?» — спросил Трист.

«Теперь она ко мне и на пушечный выстрел не подойдет», — пожаловался Костелло.

«Да, я слышал — вы опять полаялись. Из-за чего на этот раз?…» — Язык у Триста заплетался, но в голосе слышалось легкое злорадство. Костелло ничего не ответил. Положив трубку, он стал звонить Филиппе на мобильник, но ответа не получил и оставил на автоответчике сообщение с просьбой перезвонить ему как можно скорее. Полиция несколько раз прослушала эту запись, уделяя особое внимание малейшим изменениям в интонации и пытаясь выявить фальшь в каждом сказанном слове, в каждой фразе. В полночь Трист позвонил Костелло еще раз. Оказывается, вся четверка приехала к Филиппе домой, но в квартире царило безмолвие. Общие знакомые, которых они обзвонили, тоже не знали, где может быть девушка. Трист и компания настояли, чтобы Костелло приехал и отпер им дверь, но и внутри Филиппы не оказалось.

Как выяснилось впоследствии, молодые люди уже тогда решили, что их подруга пропала (в полиции таких называли «БВП» или «без вести пропавший»), однако ее родителям, жившим в Восточном Лотиане, они позвонили только утром. Миссис Бальфур, не тратя времени даром, практически сразу перезвонила по номеру 999[1], но ответ дежурного на коммутаторе ее не удовлетворил. Сочтя его обычной полицейской отговоркой, она позвонила мужу в Лондон. Джон Бальфур был главой солидного частного банка, и если начальник полиции графства Лотиан и Пограничного края не входил в число его клиентов, то кто-то из вышестоящих полицейских шишек, несомненно, входил. В течение часа по приказу из Большого Дома, то есть из штаб-квартиры Управления полиции на Феттс-авеню, была создана группа по расследованию дела об исчезновении Филиппы Бальфур.