Александр Золотько - Игра втемную
Лейтенант Антуан Тома был сильно удивлен, когда, после доклада полковнику о прибытии корреспондента, тот отложил в сторону бумаги и приказал пригласить капитана Шарля Рено из разведки, а потом встал, поправил ремень и сам вышел встречать русского в приемную. Мгновение рассматривал пришедшего, и вдруг неожиданно шагнул вперед и обнял русского. Тома, шедший за капитаном Рено, готов был поклясться, что полковник назвал русского по имени. И это было не русское имя. Хосе. «У русских не бывает такого имени», – подумал Тома. По дороге в кабинет Рено и тогда, когда вместе с капитаном шли к кабинету полковника, Тома раздумывал над всем тем странным, что окружало русского. Некоммуникабельность, во всяком случае, так показалось лейтенанту и так ему продолжает казаться, неплохая осведомленность в местных делах, но, что самое странное – полковник для встречи корреспондента не только решил потратить свое личное время, но и вызвал разведчика. Тома хорошо запомнил: его должность придумана для того, чтобы держать прессу подальше от командования. Впервые на его памяти полковник отказался от услуг Тома как буфера между собой и представителем средств массовой информации.
Изумление лейтенанта стало еще большим, когда в кабинете полковника он обнаружил, кроме русского корреспондента, старшего сержанта Франсуа Лану. Старший сержант стоял и что-то тихо говорил, показывая объекты на карте. Русский внимательно слушал, иногда уточняя детали. Полковник не вмешивался.
Лейтенант и капитан остановились в дверях. Полковник жестом пригласил их пройти и указал на стулья.
Тома, как зачарованный, смотрел на старшего сержанта – одного из самых крепких орешков в четвертом батальоне. Несмотря на прекрасный послужной список и боевой опыт, неуживчивый характер Лану делал его малоприятным собеседником для большинства офицеров. Только полковник был для него непререкаемым авторитетом, да еще два-три офицера во всем полку могли рассчитывать на уважение старшего сержанта. Но то, как Лану говорил со штатским, – не лезло ни в какие рамки его обычного поведения. Он не просто внимательно выслушивал замечания корреспондента, но делал это с таким неподдельным уважением, что Тома не знал, что и думать. Наконец, обсуждение было закончено, старший сержант выпрямился и отошел от стола.
– Вы закончили? – спросил полковник.
– Да, – подтвердил русский, – все более или менее ясно.
– Тогда лейтенант Тома проводит вас в вашу комнату.
– Я схожу за вещами, – сказал Лану, чем поверг Тома в состояние шока. Непримиримый сержант в роли носильщика – такого на памяти Тома не было ни разу.
– Спасибо, – сказал русский, – я схожу сам.
В приемной Тома тронул идущего впереди сержанта и тихо спросил:
– Откуда такая любовь к штатскому? Решили прославиться в прессе, Лану?
Лану с высоты своего роста окинул лейтенанта взглядом и, наклонившись, тихо сказал:
– За отдельных штатских можно отдать дюжину иных лейтенантов. Вы у нас недавно, а те, кто был в Чаде, хорошо помнят Хосе… Я хотел сказать, русского корреспондента, очень хорошо. Если он попросит, чтобы я отнес не его вещи, а его самого – я это сделаю с удовольствием. И не рекомендую вам шутить по этому поводу. При всем должном уважении, мой лейтенант!
Сержант вышел из приемной, оставив лейтенанта переваривать услышанное.
Глава 2
Из выступления президента России Бориса Ельцина на вечере памяти Влада Листьева в Останкино. 2 марта 1995 года.
Произошла трагедия, трагедия для всего «Останкино», для всех журналистов России, для всей России. Трагедия бандитского убийства, трусливого, злобного убийства одного из талантливейших телевизионщиков. Я не мог не прийти к вам в эту минуту и склоняю голову как один из виновников – руководителей, которые недостаточно приняли мер для борьбы с бандитизмом, коррупцией, взяточничеством и преступностью.
Из интервью Андрея Макаревича информационному телевизионному агентству России. 2 марта 1995 года.
Каждый раз после очередного убийства – набившая оскомину фраза: «По мнению экспертов, здесь работали профессионалы». Ну, хорошо, они – профессионалы, а вы кто? Я не знаю, что делать, – ощущения два: надо нормальным людям отсюда бежать, или вместо того, чтобы платить налоги, надо на эти деньги купить стволы и начать стрелять первыми. Может, нас тогда больше окажется.
3 марта 1995 года, пятница, 11-00, Москва.
– Чуть свет я на ногах, и я у ваших ног, – вместо приветствия сказал Михаил и протянул руку Виктору Николаевичу. Тот ответил на рукопожатие и предложил стул.
– Как съездили, Миша? Что нового в свете?
– В свете вот такое диво! – начал Миша, но был прерван Виктором Николаевичем.
– Миша, несмотря на всю мою загруженность, я иногда перечитываю «Сказку о царе Салтане» и могу вам сказать, что цитируете вы ее с большими погрешностями. Давайте будем краткими.
– Я могу просто подготовить доклад в письменном виде, если необходимо.
Виктор Николаевич недовольно поморщился.
– Извините, Миша, я не по вашему поводу выражаю недовольство. Это я по своему поводу злюсь. Еще раз извините.
– Какие-то проблемы в Чечне?
– В Чечне у нас больше нет проблем. Нет Центра – нет проблем.
– Вы хотите сказать, что Центр мы уничтожили?
– Я хочу сказать, что в результате операции выяснилось, что никакого Центра и никаких лабораторий там не было. Был просто базовый лагерь. И его благополучно уничтожили.
Миша присвистнул. Ему казалось, что он готов к любому развитию сюжета, но этот финал застал его врасплох.
– Это, судя по всему, сказано в официальных сводках? А что по этому поводу сказал Александр Павлович?
– Александр Павлович по этому поводу сказал, что весьма недоволен нашей работой и собранной нами информацией. По нашей милости дезинформация была принята как святая правда. Заодно выяснилось, зачем наши братья по крови так усиленно прятали от всех пакет Тупчинского. Он и сам не знал, что все это было заварено только с одной целью – всучить нам совершенно точную информацию на совершенно поддельных носителях. А мы еще голову ломали – зачем. Вот такие вот пироги. Но что самое странное, по нашим сведениям, никакой задержки операции по «Союзу» не предвидится. Такое чувство, что и не было разгрома Чеченского центра. Не было, и все. Те же самые сроки акции, что и месяц назад.
Михаил полез в карман за сигаретой, но потом вспомнил, что Виктор Николаевич не любит табачного дыма, передумал.
– Куда же, в таком случае, делся научный персонал и подопытные? Или их тоже списали в расход?
– И меня этот вопрос заинтересовал. Оказывается, пленных россиян, освобожденных в ходе операции, направили в самые разные госпитали для реабилитации. А потом – неизвестно, кого куда. Боевиков пока держат в лагере для пленных, но вчера произошел небольшой инцидент и несколько десятков захваченных чеченцев были освобождены их отрядом при транспортировке. Красиво?
– Просто сказочно. Чем Александр Павлович объяснил такую торопливость в проведении операции?
– Желанием наших политиков продемонстрировать всему миру, какая угроза для безопасности многих стран вызревала на территории всеми любимой Чечни.
– А после проведения операции такая необходимость, естественно, отпала. А ведь очень красиво получается – мы тщательно наблюдаем за всеми передвижениями возможных пациентов Центра, следим, чтобы обработанные люди не просочились на нашу территорию, а наши коллеги их транспортировку на себя берут. Случайно?
– Тогда совершенно необъяснимо, как это на эвакопункте не записали тщательно фамилий, имен и адресов большинства освобожденных. Общее число освобожденных составило двести пятнадцать человек. Сколько Из них могут составлять потенциальную угрозу, я подсчитывать не берусь. И похоже на то, что узнать, «кто из них есть кто», кто на самом деле, будет очень и очень трудно. А официально мы не можем этого выяснить, так как не было Центра и лаборатории. Не было. Остается только центр в Боснии. Гипотетический центр. И нас всячески нацеливают на его поиски. А потом вдруг произойдет нечто подобное тому, что произошло в Чечне. А нам, пока, совершенно не понятно, что именно происходит вокруг «Союза» и вокруг останков «Сверхрежима». Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Что в Украине?
Миша набрал воздуха и медленно выдохнул. Последняя информация несколько отвлекла его от мыслей о своей командировке. Еще несколько минут назад они казались ему столь важными.
– В Украине происходят события интересные и странные. Мне не удалось даже предположительно установить, откуда именно он мог получить информацию о том, что действительно произошло в поезде. Я начинаю склоняться к мысли, что это он действительно все сам вычислил. В этом случае наша паника несколько безосновательна. Есть пара нюансов, правда, но в общем…
