Николай Иванов - Наружка
Борис оглянулся на остающуюся в одиночестве Катю. Она улыбнулась ему, соединила ладошки, подчеркивая, что они вместе. А под конец молчаливого сеанса связи на пальцах передала последнее сообщение: ты — меня — два — раза — поцеловать.
Замотал головой — не согласен! Выбросил, часто-часто разжимая кулаки, гроздь пальцев. И это вне зависимости от того, как у него сложатся отношения с Людой.
Катя, не зная про соперницу, счастливо улыбнулась.
Оставшись одна, Катя быстро обежала по кругу стоянку, исследуя подходы, выезды, укрытия. Перегнала машину под разлапистую лиственницу, набросала на капот и багажник валежника. Поблагодарила тех, кто подбирал для красноярской «наружки» машину такого грязноватого цвета: как будто специально для этого дня.
О маскировке подумала не зря: в истонченной сетке деревьев — там, где проходит, разреживая лес, дорога, мелькнула красная черта. Объект проехал дальше? Тотчас же в шум тайги со своей характерной хрипотцой вклинились звуки и шум эфира.
— Да, — подтвердила слышимость Катя.
— Возьми, — приказал Лагута.
— Хорошо.
Даже если кто и поймает их частоту, что-либо понять окажется сложно.
Машину — из только что оборудованного укрытия. Вроде зря старалась с маскировкой, но кто отделит в «наружке» нужное от лишнего?
Мчаться на скорости боялась: видимой связи с объектом нет, а вдруг он притормозил, перегородил дорогу, сам свернул в чащу? Кате приходилось заглядывать, насколько возможно, за повороты и одновременно смотреть на съезды. Километров двадцать она, конечно, проедет, но если машина не проявится, придется возвращаться: оставлять группу без колес и оружия да еще терять с ней связь — этих жертв объект не стоил.
И вновь подвел противника красный цвет, мелькнувший средь зелени лиственниц и голых сучьев выбежавших из бурелома на окраину берез. Выдал его и ручеек у трассы: на песке и гальке остался мокрый след.
Стараясь не газовать, не скрежетать и не трещать сучьями, метров через восемьдесят Катя осторожненько спустила вниз и свою машину. Замерла за первыми же деревьями.
В открытое окно угрюмо, но спокойно шумела тайга. Слух Кати не уловил ни одного постороннего звука. Возможно, приехавшие тоже замерли, вслушиваясь. Это не освобождало от того, чтобы идти навстречу противнику: наблюдение имеет смысл, когда видишь объект.
Подняла стекло, бесшумно закрыла дверцу. Повязала через плечо, под руку, кобуру. Приглушая звук, зажала меж колен пистолет, оттянула затвор. В металлических недрах оружия зашевелились пружины, выдавливая из магазина крутолобенький золотистый патрон. Возвращающаяся затворная рама подхватила его, задвинула в ствол: к стрельбе готов.
«Не надо пока», — уняла прыть оружия Катя. Подняла пальцем ушко предохранителя, блокируя дальнейшие действия. Упрятала остренькую настырную мордочку пистолета в тесноту кобуры, перехватила рукоятку ремешком: сиди дворовой собачонкой в наморднике и молчи. Хозяин скажет, когда стать овчаркой.
Поглядела на купленные перед выездом в Красноярск кроссовки — сейчас обновит их. Заправила внутрь слишком длинные бантики шнурков. Осторожно тронулась в сторону мелькнувшего красного пятна: взгляд под ноги, шаг, взгляд вперед. Взгляд под ноги, шаг, взгляд вперед. Взгляд под ноги, шаг, взгляд вперед…
Перевела дыхание, лишь увидев на земле след от протектор ров. Тайга — не то место, где можно разгуливать на машине. Значит, она где-то совсем близко. Надо смотреть, очень внимательно смотреть.
Внимания особо не потребовалось: красной ли ягоде прятаться в пожухлой листве?
Спортивная машина точно так же, как и ее, оказалась забросана валежником. Несколько минут Катя пролежала в укрытии, наблюдая за схроном, но никаких подозрительных шевелений не обнаружила.
И тут вспомнила о железной дороге. И, не удержав эмоций, стукнула себя по лбу. Сразу соединились концы всех нитей, расставились все точки и запятые: объект пришел к «железке»! Она, только она может интересовать клиентов в той глуши.
Поняв смысл поездки и догадавшись, что теперь необходимо искать, смело взяла в сторону и намного быстрее пошла вперед. И вскоре почуяла запах железной дороги — ни с чем не сравнимый запах пропитанных шпал, все нынешнее жаркое лето пузырящихся черной смолой и настоявших воздух во всей округе.
— Чудненько, — прошептала Катя, высвобождая из ремневых пут оружие.
Чем же могла их завлечь железная дорога? Борис предположил, что она ведет к леспромхозам. Леспромхозы в Сибири — это зеки, колонии и поселения. Второй вариант — прииски. Если они, то на главные роли выходит золото. Байкалов — тоже золото…
Они хотят устроить диверсию или налет? На этот раз вниз отошел и язычок предохранителя. Рельсы открылись сразу. Положив свои длинные блестяще спины на черную, бесконечную лестницу из шпал, они загорали, зеркально отсвечивая, под скупым осенним солнцем.
Сверяя часы и карту, на этой же никогда не поднимавшей вверх лестнице стояли два парня и девушка. Да, это она, из автобуса, ошибки нет. Становилось даже забавным и неприличным: столько времени знакомы, ходят по пятам друг за другом, а кто, откуда, зачем — не знают. Интеллигентные люди так не поступают. Пора и познакомиться.
«Мы не против», — словно бы согласилась троица, двинувшись в ее сторону.
Кате, не готовой к беседе, пришлось отступить за деревья. Рука потянулась к вновь упрятанному в намордник пистолету. Парни с девушкой прошли мимо. Удобно, по спортивному одеты. В руках карта, две сумки и металлическая трость. Дойдя до светофора, равнодушно глядевшего на них зеленым глазом, положили трость на рельсы. Видать от удивления и возмущения светофор, тут же забыв о своем недавнем равнодушии, налился кровью.
Прогнать гостей, конечно, не прогнал, но попугал изрядно. Палка тут же убралась, и светофор, добрая душа, сразу простил их, открывая путь дальше. Но они не пошли. Посмотрев на часы, присели на рельсы. Повели неторопливую беседу. Светофор, годами одиноко стоящий средь тайги, похоже, не прочь был бы присесть с неожиданными гостями рядом, но, вкопанный единственной ногой в землю, вынужденно довольствовался лишь взглядом со стороны.
Не приглашалась к беседе и Катя, замершая средь деревьев. То, что эту троицу заинтересовал светофор и они таким неожиданно простым способом подчиняли его себе, раскрыло их карты окончательно: приехавших наверняка интересует поезд, который должен здесь пройти. Если из леспромхоза, то, может быть, готовится побег из зоны. Если с приисков, что более вероятно, то завязка, конечно же, на золото.
Но в первом случае здесь должны сидеть милиционеры, а во втором — Федор, Степан и Борис, три фээсбэшных брата, ФСБ. Где они?
Катя огляделась, будто в самом деле искала тех, кому надлежало передать наблюдение. Таковых не оказалось, зато, похлеще лупоглазого светофора, уставилась на Костю Моряшина. Тот, присев за кусты, дружески помахал ей рукой. Однако вместо радости пробежал озноб: а если бы шла подмога не к ней, а к троице? Они бы так помахали ей ручкой…
— Привет, — лучезарно улыбнулся Костя, подкатываясь под бочок.
— Ты откуда? Как меня нашел?
— Всевышний и Лагута направили мои стопы в этом направлении, а сердце указало конкретное место.
— Ко-остя! Как я рада!
— А про меня и не спрашивай.
— Да ну тебя. Что у вас?
— Сидят, чего-то ждут.
— Мои тоже; Но скорее всего, ждут поезда.
— Ковбои. Лошадей только не хватает.
— Зато у них металлический прут. Укладывают на рельсы и имитируют, как я поняла, подошедший поезд. Светофор, соответственно, включает красный.
Оказывается, хорошо, когда рядом враг. Нужно шептаться, касаясь губами уха, щекотать себе лицо завитком волос…
Не удержавшись, понимая, что второго случая оказаться с ней вдвоем Лагута может и не предоставить, Костя несмело уткнулся губами в щеку девушки. Та не отпрянула, не возмутилась, но, когда ободренный Моряшин попытался проделать это снова, Катя выставила навстречу пальчик. Причина оказалась уважительной: парни встали, подхватили сумки и быстро пошли по шпалам дальше, куда давно уже звал их светофор. Девушка, нервничая, смотрела вслед, постукивая прутом по шпалам.
— Я за ними, — обойдя преграду из пальчика, добрался-таки Костя до ушка Ракитиной.
— Возьми пистолет, — спохватилась та. Костя с улыбкой остановил ее руку.
— Возьми, — попросила Катя. — Их же двое.
Моряшин все с той же улыбкой отрицательно тряхнул кудрями — хоть сотня! Забрать оружие у любимой девушки, подвергая ее дополнительной опасности? Плохо знаете Кота Матроскина, господа. Самое сильное его оружие — любовь к Кате Ракитиной. А это уже не пистолет, это — гранатомет, ракетная установка «Град», дивизия спецназа…
— Я люблю тебя, — сказал об этом же вслух.
