Александра Маринина - Посмертный образ
Николай открыл платяной шкаф и стал перебирать висевшие на плечиках вещи Волошина – костюм, полушубок, дубленка, дорогой английский плащ, две пары новых джинсов, несколько хороших сорочек. Проверил на всякий случай карманы – ничего, ни записок, ни забытых писем и телеграмм.
– Раечка, а Виктор книги читал?
– Читал, а как же. У нас тут библиотеки нет, так он в райцентр ездил, покупал. Вот они все стоят.
Она указала на книжную полку, висевшую над изголовьем широкой двуспальной кровати. Николай начал вытаскивать книги по одной и неторопливо листать.
– Что вы ищете-то? – не выдержала Раиса. – Вы скажите, может, я знаю, где лежит.
– Да я сам не знаю, Раечка, – честно признался Селуянов. – Ищу просто так, вдруг что найдется.
– Ну как знаете, – сухо сказала она, поджав губы. – Обедать будете со мной или как?
– Сначала буду, а потом «или как», – весело подмигнул Коля. Он понял, что нечаянно обидел женщину, отвергнув ее помощь, а ведь она так хотела быть полезной тому, кто искал убийцу ее несостоявшегося мужа.
По тому, как держалась Раиса, Николай понял, что она слишком хорошо успела в своей жизни узнать животное породы «мужик». Когда Волошин не вернулся ни через две, ни через четыре, ни через шесть недель и даже не дал о себе знать, она быстро сообразила, что ее и на этот раз «прокатили». Волошин уехал в середине июня, с тех пор прошло уже три месяца, и неунывающая Раечка давно уже вычеркнула странного и диковатого Виктора из своей жизни, перестала его ждать и забыла о намечавшейся свадьбе. Таких несостоявшихся свадеб, наверное, было в ее жизни немало, и она привыкла относиться к ним легко и без истерик. Поэтому известие о гибели Виктора она не восприняла как трагедию, разрушившую ее жизнь, а просто поплакала, по-бабьи горюя о хорошем мужике, прожившем с ней полтора года и вложившем в ее хозяйство три тысячи «зеленых».
Он открыл очередную книгу под названием «1001 вопрос про „это“», и на пол выпал листок. Николай нагнулся и поднял его. Это была сложенная вчетверо половинка обложки журнала «ТV Парк» от 1 июня 1995 года с портретом Алины Вазнис.
– Вы не знаете, зачем Виктор это хранил? – спросил он у хлопотавшей на кухне Раисы.
– Не знаю. – Она пожала крепкими округлыми плечами. – Я это впервые вижу.
Каменская
И снова наступил понедельник. Убийство Алины Вазнис потихоньку отошло на второй план: в Москве продолжали убивать – в том числе банкиров, политиков, журналистов, известных адвокатов, – сотрудники уголовного розыска судорожно метались от одного преступления к другому, делая первые неотложные шаги, ничего не успевали и быстро забывали о том, что произошло неделю назад.
В субботу вернулся Коля Селуянов, привезя с собой новые сведения о Викторе Волошине, шесть корешков от денежных переводов и сложенную вчетверо страницу обложки с портретом кинозвезды. Переводы отправлялись из разных почтовых отделений Москвы, и пришлось слезно умолять шестерых начальников этих отделений, чтобы в воскресенье кто-нибудь из их подчиненных вышел на работу и поднял подшивки квитанций.
Селуянов позвонил Насте поздно вечером. Ничто – ни голод, ни усталость, ни бессонница не могли заставить его перестать балагурить, такой уж у него был нрав.
– Как было сказано в одном похабном анекдоте на историческую тему, «моча герцога Орлеанского, почерк королевы», – заявил он без предисловий.
– А попроще нельзя?
– Можно и попроще. Адрес и фамилия отправителя всюду разные и всюду липовые, а почерк один и тот же.
– Чей?
– Ну, голубушка, это ты хватила, – засмеялся он. – Ты мне образцы дай для сравнения, а потом спрашивай.
В понедельник с утра Настя положила на свой рабочий стол корешки переводов и дневник Алины. Ее версия рушилась на глазах. Деньги Волошину посылала не Вазнис. А ведь такая соблазнительная была версия! Волошин чем-то шантажировал Алину, она решила от него откупиться, договорились, что он уедет, а она будет посылать ему деньги. Потом ему что-то не понравилось, может, сумма маленькой показалась, он вернулся… Может быть даже, это он убил Алину. Словом, если бы оказалось, что деньги посылала она, можно было бы отбросить нелепую фантазию на тему Смулова. И Настя вздохнула бы свободнее. Она никак не могла понять, что могло бы заставить режиссера убить Алину, и от этого казалась сама себе глупой выдумщицей.
За тупым разглядыванием корешков денежных переводов ее и застал Коротков.
– Чего грустишь, старушка? Опять обвал?
– Полный, – грустно подтвердила она. – Знаешь, я в глубине души, наверное, надеялась, что мои домыслы насчет Смулова не подтвердятся. Уж больно он… Не знаю даже, как сказать. Талантливый. Красивый. И причины для убийства нет. Во всяком случае, я ее не вижу.
– А что это он тебе написал?
– Где?
– Да вот же.
Он сделал несколько шагов от порога в сторону стола и наклонился, разглядывая прямоугольники плотной бумаги.
– Это же его почерк. Что за бумажки?
– Корешки переводов Волошину. Коля Селуянов привез из Красноярска. Погоди, погоди, Юрочка, ты уверен, что это рука Смулова?
– Очень похоже.
Он взял два корешка, поднес к самым глазам.
– Очень похоже, – повторил он задумчиво. – Я же отбирал у него объяснение в тот день, когда обнаружили труп Вазнис. Оно у Гмыри в деле лежит, можно отправить экспертам для сравнения. На глазок, конечно, ничего точно не скажешь, но вот эта петелька у букв «д» и «з» очень характерная, я на нее внимание обратил.
Настя быстро набрала номер Гмыри. Тот пообещал вынести постановление о производстве экспертизы и вместе с образцом текста, выполненным рукой Смулова, прислать с нарочным на Петровку.
– Ты свои бумажки в конверт подложишь – и тащи Светке Касьяновой, я ей позвоню, чтобы побыстрее сделала. Да не забудь дневничок туда же сунуть, я насчет Вазнис тоже вопрос поставлю экспертам, пусть посмотрят. Мало ли что. Может, это все-таки она переводы отправляла, а почерк меняла.
– И делала его похожим на почерк Смулова? – недоверчиво переспросила Настя.
– Вот сразу видно, что у тебя детей нет, – хохотнул в трубку следователь. – Закон жизни, знаешь какой? Кого любим, тому и подражаем. Особенно если не только любим, но и восхищаемся.
Настя положила трубку и включила кипятильник.
– Слушай, а у Гмыри есть дети? – спросила она Короткова.
– Пятеро. Он у нас отец-герой. А ты что, не знала? Он потому и ушел из розыска, говорил, что, если с ним что-нибудь случится, жене одной пятерых не поднять.
До конца дня Настя переделала кучу работы, помогая коллегам анализировать собранную по разным убийствам информацию, составляя схемы и просчитывая варианты. Она с ужасом думала о том, что двадцатое число миновало, а она так и не представила начальнику ежемесячную справку о совершенных в Москве убийствах и изнасилованиях. Составление таких справок уже несколько лет было ее обязанностью, и теперь на каждый звонок внутреннего телефона ее сердце отзывалось неприятным сбоем: а вдруг Гордеев вспомнил и сейчас потребует документ?
Конверт от Гмыри она получила около пяти часов и сразу же помчалась к экспертам искать Касьянову. Гмыря по-дружески назвал ее Светкой, но Касьянова на самом деле была вальяжной дамой средних лет, в волосах которой было много незакрашенной седины, а на лице, казалось, навечно застыло выражение брюзгливое и недовольное. Но внешность, к счастью, оказалась обманчивой, улыбалась Светлана Михайловна обаятельно, а хохотала оглушительно.
– Ох, Борька! – приговаривала она, быстро читая постановление. – Забрался на свою многодетную колокольню и считает теперь, что если у кого не пятеро детей, а только двое, то это люди свободные, как птицы в полете. Ладно, ладно, не вздрагивайте, у меня дети, в отличие от Борькиных, уже взрослые, за ними приглядывать не надо, я, между прочим, бабка уже. Вы ждать будете или до завтра потерпите?
– Буду ждать, сколько нужно, – горячо поблагодарила Настя. – У меня все равно работы еще много.
Она вернулась к себе и взялась за справку, не переставая думать о странной связи актрисы Алины Вазнис и разнорабочего Виктора Волошина. Выходит, Алина знала Волошина много лет, и знакомство это не было особенно приятным. Волошин снился ей в тяжелых снах, и после таких снов она впадала в депрессию. Потом, года два назад, Волошин уезжает в Сибирь, и Алина об этом знает, потому что вздыхает свободно и считает, что может больше не бояться. Не бояться… Почему же она его боялась? Он ей угрожал? Шантажировал? Но ведь если они знакомы много лет, еще с тех времен, когда жили на соседних улицах, то почему родственники Алины ничего об этом не знают? А они ведь не знают. Коротков ездил к ним после похорон Алины, называл фамилию Волошин, показывал фотографию. Они не были с ним знакомы и никогда его не видели, во всяком случае, лица его не помнили.
