Джерри Остер - Клуб смерти
Ли Коблен покачала головой:
— Мы провели вторую половину семьдесят первого года и первую половину следующего в Лос-Анджелесе. У нас тогда был дом в Николс-Каньон. Мы жили там всей семьей. Ал, я и мальчики. Ал писал сценарий по «Испорченному маю». Продюсеры изменили название, сделали «В кровавом месяце мае». И вообще, все изменили, что Ал написал. Но мы — Ал и я — прекрасно загорели и накачали сильные плечи, плавая круглые сутки. Сильные бедра тоже. Мы немало трахались в то время, гораздо чаще, чем когда-либо на восточном побережье. Я вспоминаю те дни как время идиллии в нашем браке, который знал достаточно периодов дерьмовых. Я отрицаю то, что эта сука заявляет: мол, она держала за яйца моего мужа в то время. Пусть не подкапывается под наше тогдашнее счастье.
Милнер и Ньюмен поверили ей и поняли друг друга с полувзгляда по причине непреходящего восхищения на основе взаимного уважения и одобрения морали и методов действий напарника. Им теперь вовсе не обязательно было прибегать к словам для взаимопонимания.
— Прошу извинить нас, — сказал Ньюмен.
— Я тоже, — присоединился Милнер, — мы очень сожалеем.
— Копы, — она не выплюнула, а словно бы выдохнула, как в том случае, когда волос прилипает к языку или губе, чертовски раздражает, и никак от него не отделаться простым дутьем.
Пуф-ф.
* * *Долгая дорога по Нью-Йорку до больничного городка.
— Я — доктор Пигнатано. Это вы — полицейские бляхи, которые интересуются Майклом Корри?
Он выглядел как Граучо Маркс: густые брови, большой нос, большие очки. Из нагрудного кармана лабораторного костюма торчал кончик большой сигары, которую он время от времени ощупывал, как турист ощупывает драгоценный бумажник.
— Я — лейтенант Милнер. Это — лейтенант Ньюмен. С вами мы не будем ходить вокруг да около. Мы ни хрена не знаем ни о докторе Корри, ни об этом месте, ни о том, что он здесь делал. Мы даже не занимаемся расследованием его убийства. Но имя человека, в чьей смерти мы разбираемся, встречается в ежедневнике Корри. Они однажды вместе провели ленч, где-то в сентябре. Имя Корри значится в записной книжке нашего объекта. Смерть, которую мы расследуем, может быть, связана со смертью Корри, но совсем не обязательно. Вы следуете за моей мыслью?
Доктор Пигнатано смущенно улыбнулся:
— Процентов на сорок.
Они снова переглянулись, осуждая его за то, что он снисходительно относится к их манере вести беседу.
— Вы сказали детективам Мак-Иверу и Блумфилду, что не можете найти объяснения, откуда у Корри сумка с двадцатью тысячами долларов, которую нашли у него в шкафу…
Доктор Пигнатано перебил:
— Ни попкорновой коробке, которую убийца надел на голову, как вы выражаетесь, «объекта» после того, как грохнул его.
— Верно, но…
Доктор Пигнатано приложил палец к губам и страшно завращал глазами, давая понять, что медсестра подслушивает их разговор, притворяясь, что сортирует папки. Он втиснулся между Ньюменом и Милнером, подтолкнул их ладонями к выходу из медсестринской комнаты. Потом открыл дверь на лестничную площадку и направил полицейских туда. Подвернув полы лабораторного халата, сел на лестницу, как концертный пианист за инструмент, и заиграл:
— Майкл Корри был кокаиновым мальчишкой. Другим парням с золотыми значками я этого не сказал, потому что они не спрашивали. Им нужен был официальный отчет, почему Корри дал дуба в этом месте. Реальные обстоятельства не попали в официальный отчет, их нет в характеристике, о них знают только его коллеги и сослуживцы.
Институты «Литтл Ред», Св. Хильды, Св. Хью, «Андровер», Принстон, Медицинский Гарвард, Рокфеллеровский. Майк Корри являет собой классический пример задницы, очень образованной в ограниченной сфере жизни и неимеющей представления о способах существования реального мира. Когда Корри сталкивался с представителями этого мира, он всегда перебарщивал. Он не просто бегал на свидания, а женился. Последний раз я насчитал — трижды, ему исполнилось только тридцать семь или тридцать восемь. Он не просто занимался спортом, а участвовал в триатлонах до того, как ими увлеклись яппи из-за красивой спортивной одежды. Он не просто готовил обед, а был настоящим поваром-гурманом, окружив себя электрическим просеивателем муки, макаронной машиной и аппаратом для варки рыбы. Этакий кухонный солдафон, который практически жует за вас и надзирает за тем, чтобы вы, не дай Бог, не вздумали смешать вкусовые ощущения, когда он отвернется к плите. Корри не просто вдыхал полграмма «соды» изредка по выходным, он отрывался каждый день, иногда по два, по три раза в сутки. Я не удивился бы, если бы узнал, что он еще и кололся. А если вскрытие не обнаружило характерных следов на венах, это означает, что он очень умело кололся.
— А они, наверное, и не искали меток, — вставил Ньюмен, — они обычно находят только то, что ищут, да и мы тоже.
Пигнатано кивнул:
— Я видел несколько фильмов о копах и несколько шоу по ящику и знаю, как это делается.
— Мы могли бы оценить ваши знания с обратной стороны луны, — съязвил Милнер, — но мне хочется узнать, какого черта вы нам плетете и что тут к чему? По-вашему, Корри торговал наркотиками, отсюда и появились эти чертовы двадцать тысяч?
Ньюмен взглянул на Милнера, и не просто так, вскользь. Некоторые детали они еще не отработали, одного взгляда здесь недостаточно, надо посоветоваться и еще поговорить, пока нельзя будет с уверенностью разделять взаимное восхищение по отношению к морали и методам напарника. Один из существенных вопросов — кому играть «хорошего», а кому «плохого» полицейского. Несмотря на то, что эта тема заиграна до невозможности в фильмах и книгах. И у Ала Коблена, наверное, тоже. И скалолаз Мак-Нэлли тоже что-то соображает, не похоже, чтобы он часто смотрел телефильмы, карабкаясь на горы и демонтируя их. Но все-таки для эффективной работы пары детективов важно, чтобы один из них казался добрым мистером Копом, сочувствующим и дружелюбным, официально приветливым и приятным. А другой — злым тираном-садистом, тра-та-та, а почему вы так сделали, и что это означает, как это там сказал Клингер?
«Поделл составил программу, которая подбирает детективов по навыкам, квалификации, происхождению и внеслужебным интересам. Партнерство не постоянное, а для каждого конкретного расследования, Джейк».
Так что, когда закончится это дело, чем бы оно ни завершилось, они с Милнером снова станут одинокими ребятами, которые едят по отдельности сальными ложками, разговаривают сами с собой в служебных машинах с неисправным отоплением, приемниками, которые настроены только на волну какого-то таксопарка, где работает множество иностранцев. Они будут грезить наяву, как хорошо было бы в отделе краж художественных ценностей, попивать винцо с владельцами галерей, коллекционерами и знаменитыми художниками, подавать руку топ-моделям и кинозвездочкам, спасая их от толп поклонников, которые мешают хорошо рассмотреть Бакста (Бакст — художник или композитор?), раскатывать в лимузинах, и это тебе не фигли-мигли, говорить по сотовому телефону с коллегами из Парижа, Рима, Лондона и Гонконга: «Mais certainement, Henri u Tut, tut, Nigel, u Prego, ciao, basta, tuigi, u Kung fu, Wi».[7]
Кто из них был плохим, а кто хорошим, все равно, у доктора Пигнатано концертный запал кончился.
— Он не торговал зельем, спрос на него непредсказуем, это текучая игра с дерьмом. Майк ничего не смыслил в экономике, но довольно много знал о наркомании, понимал, что на торчка нельзя рассчитывать в дальней перспективе.
Дальняя перспектива, кстати, замечательное выражение для описания исследований Майка. Майк был спецом по демографии хронических заболеваний. Джентльмены, вы понимаете этот термин?
— Мы знаем, что такое «хроник», — ухмыльнулся Ньюмен.
— Это, когда… — Милнер не закончил.
Они снова переглянулись, пожали плечами и захихикали.
— Острое заболевание вы подхватываете, а потом выздоравливаете, — сказал доктор Пигнатано, — а хроническое тянется месяцами, годами, всю жизнь, если повезет.
Милнер глянул на Ньюмена, который передернулся и сказал:
— Ну, скажем, СПИД, это будет…
— Острое, — отрезал Пигнатано.
— Значит, Корри не отслеживал, м-м, людей со СПИДом?
— Нет.
— А за кем же он наблюдал? За какой такой особенной хронической болезнью, как вы утверждаете?
— Ну, к примеру, типичной в Новом Орлеане? — уточнил Милнер.
Доктор Пигнатано посмотрел на Милнера, потом на Ньюмена, и снова перевел взгляд на Милнера. Улыбнулся.
Полицейские переглянулись и тоже улыбнулись друг другу.
— В точку, да? В Новом Орлеане?
— Близко, — согласился Пигнатано.
— Близко? Как близко? Близко к чему?
Доктор Пигнатано пощупал сигару, поправил усы и подвинул очки на носу.
— На этом заканчиваются мои поблажки. Мне бы сейчас отвести вас в библиотеку и показать некоторые опубликованные работы доктора Корри, но я понимаю, что у вас, джентльмены, нет лишнего времени болтаться по библиотеке, я с вами играть не буду. Просто сразу подведу вас к цели. Выводы прошу сделать самостоятельно.
