Екатерина Островская - Желать невозможного
Адвокат Иванова, держа в руке свой раскрытый портфель, подошел к Флярковскому вплотную и смотрел ему в лицо не мигая.
– Сейчас вы хотите оформить опекунство на себя, обосновывая это любовью к единственному племяннику. Кроме любви, у вас есть иные мотивы для усыновления?
– А разве одной любви мало?
– Я прошу отвечать мне по существу.
– Цель у меня одна – воссоединение семьи.
– Каков размер вашего личного состояния?
– Вам что, предоставить декларацию?
– Отвечайте по существу.
– Это конфиденциальная информация.
– Сколько на ваших счетах? Десять, двадцать миллионов долларов?
– Гораздо меньше.
– Один-два?
– В этих пределах, – равнодушно соврал Илья.
– А состояние мальчика?
– Я не понимаю.
Адвокат Иванова опять полез в свой портфель и достал из нее пластиковую папочку.
– Позвольте всех присутствующих ознакомить с одним документом, содержание которого хорошо известно уважаемому Илье Евсеевичу. Это текст завещания его старшего брата. Я не поленился и съездил в Москву в нотариальную контору, которая обслуживала покойного Бориса Евсеевича Флярковского.
– Я протестую, – закричал адвокат Акрошкин, – это конфиденциальная информация!
– Однако она напрямую касается несовершеннолетнего Олега Борисовича Игнатьева.
Судья взглянул на Илью Евсеевича и устало произнес:
– Протест отклоняется.
Тогда Геннадий Павлович продолжил:
– В исковом заявлении вы сообщили, что имеете больше возможностей для обеспечения нормальной жизни ребенка. А гражданин Иванов – нищий и является к тому же аморальным типом. Но, как было установлено в процессе судебного заседания, Олег Богумилович – уважаемый обществом человек, прекрасный специалист. Что же касается его доходов, то они наверняка меньше ваших. Но для воспитания ребенка их вполне хватит. Сейчас у него хорошая зарплата, а скоро будет новая должность, и зарплата увеличится значительно. У него есть доставшийся от Игнатьевой дом и ее квартира, отнюдь не тесная. Есть и собственная квартира, которая может приносить определенный доход, если сдавать ее в аренду. Но речь не об этом. Илья Евсеевич, вам знаком текст завещания вашего брата?
Флярковский молчал.
– Так знаком или нет?
– В общих чертах.
– Странно, ведь именно вы и ваша матушка Дина Александровна были на вскрытии завещания и даже получили его копии.
Геннадий Павлович оглядел всех присутствующих и произнес:
– Я не буду зачитывать текст завещания: это действительно конфиденциальная информация.
Он замолчал, а потом посмотрел на Олега. После чего произнес заключительные слова:
– Истцы утверждают, что хотят переоформить на себя опекунство над ребенком ради его собственного блага, исходя из любви к нему и мотивируя тем, что они достаточно богаты, чтобы обеспечить ему достойную жизнь, возможность получения приличного образования. Но сами они прекрасно знают, что мальчик богаче их всех в тысячи раз, следовательно, желание истцов вызвано одной лишь целью – получить в управление его деньги: иначе зачем надо было скрывать текст завещания Бориса Флярковского, который перед самым своим концом понял, кто ему дороже всех на свете… Истцы сокрыли от единственного наследника завещание, рассчитывая бесконечно долго пользоваться уже не принадлежащим им имуществом, присвоив его. А это уже является уголовным преступлением.
Но всего этого Илья Евсеевич уже не слышал, он вышел из зала. Вышел стремительно и, выходя, пнул ногой дверь.
30
Судья вынес решение в пользу Олега. Геннадий Павлович поздравил его, а Иванов стоял оглушенный, понимая, что произошло, но не верил. Перед тем как уйти, адвокат Акрошкин подошел к ним и, не глядя на Олега, обратился к Геннадию Павловичу:
– Доволен, да? Думаешь, всех обдурил? Но ты же понимаешь, что на этом дело не закончилось. Мы подадим апелляцию, будет новое решение, и тогда ты поймешь, кто на этом свете хозяин.
Олег, услышав это, понял: ничего не кончилось. И все же это первая победа.
Они с Геннадием Павловичем остались в зале вдвоем, если не считать судьи, который, открыв окно, курил, смешивая дым с дыханием приближающейся осени. Олег подошел к нему:
– Спасибо вам огромное.
– Мне-то за что? Дело простое. Послезавтра в канцелярии получите решение суда и живите спокойно. Только не забудьте в Москву смотаться: нотариусу отвезти все свои документы и сегодняшнее решение суда обязательно. Через полгода мальчик будет полноправным хозяином состояния.
– Но они же апелляцию подадут.
– Пусть. Из материалов суда ничего выброшено не будет. Любой суд, ознакомившись с протоколами заседания, узнав о подкупленных свидетелях, грязных и подлых, не пойдет истцам навстречу. К тому же они срежутся уже на городском суде.
– Хотелось бы надеяться.
– Надейтесь. Надежда – хорошее чувство.
– Спасибо.
Иванов протянул руку судье. Тот пожал ее и, продолжая удерживать, спросил:
– Вам фамилия Дмитриев ни о чем не говорит?
Олег пожал плечами.
Судья отпустил ладонь Олега и полез за новой сигаретой.
– Вообще-то, Дмитриев – это председатель городского суда, который утвердит решение по вашему делу. Но я спрашиваю об Антоне Дмитриеве. Не помните такого?
Олег опять пожал плечами.
– Семилетний мальчик перебегал по льду Фонтанку и провалился. Двое пацанов увидели и спасли его. Кому-то из них пришлось даже под лед нырять, чтобы достать мальчика.
– Что-то помню, – улыбнулся Олег, – нам с Серегой Васечкиным тогда по двенадцать лет было.
– Антон Дмитриев – сын председателя городского суда. Игорь Сергеевич помнит вас с Васечкиным.
– А как Антон сейчас? – спросил Олег.
– Антон погиб десять лет назад в Чечне. Сразу после училища, первый бой. А вы, ребята, живите подольше и помогайте хорошим людям. Хороших людей достаточно в нашем мире, они должны держаться вместе и помогать друг другу – тогда зла на земле будет меньше.
31
– Ну как? – спросил Менжинский.
Он мог бы и не спрашивать: по каменному лицу Флярковского и так все можно было понять.
Илья Евсеевич молчал и смотрел прямо перед собой. Перед ним стояла чашечка с остывшим кофе.
– Подадим апелляцию, – начал подсказывать Леонид Иванович. – Здесь, потом в Верховный суд. Но мы и здесь добьемся своего.
– Здесь мы не добьемся ничего. Здесь мы уже все проиграли!
Флярковский с размаху хлопнул ладонью по столу. Хлопнул с такой силой, что плоский мобильник, лежащий на столешнице, подпрыгнул и звякнул, ударившись о кофейное блюдечко.
– Понадеялся на идиотов! Обещали надежных свидетелей, а кого привели! Таких же идиотов. Да у них на рожах написано, кто они: один закомплексованный неудачник, другая – алкоголичка и нимфоманка и в придачу продажный участковый, за бутылку пива готовый сдать даже свое начальство. С придурком Акрошкиным, Леня, сам разбирайся – это твой человек, ты его нашел. А дальше будешь действовать так, как я скажу. Каждый шаг согласовывай со мной.
Флярковский поднялся и начал расхаживать по кабинету.
– Как грамотно они нас развели! Какие молодцы эти ребята! Красиво работают.
– Этот их адвокат Худяков Геннадий Павлович – бывший следователь, очень опытный в подобных делах.
– Ты и про Акрошкина говорил, что он опытный, а что вышло? Тут другое, тут поработала хорошая команда… Как, ты говорил, контора детективная называется?
– «Перехват».
– Молодцы ребята! Просто восхищаюсь! Появятся деньги, первым делом перекуплю их, в долю войду, сколько бы это ни стоило! Ты понял, Леня, с кем тебе состязаться в ближайшие дни придется?
– Илья Евсеевич, не стоит беспокоиться: у нас тоже профессионалов хватает. И потом, пути к победе могут быть разные и методы – тоже.
– Начинайте прямо сейчас. Пусть все твои профессионалы вкалывают. Мало людей – из Москвы забери, сколько нужно. Пока я в Питере обитаю, значит, они должны быть рядом!
Менжинский ушел. А Флярковский взял чашечку кофе, глотнул и поморщился. Кофе был холодным. Илья Евсеевич нажал на кнопку селектора:
– Вика, принеси еще кофе. Покрепче и с корицей.
– Да, конечно…
Секретарша не отключилась, и Флярковский понял, что в приемной кто-то есть.
– Ну что еще?
– Илья Евсеевич, тут Афанасьев просит разрешения войти.
– Да пошел он!
Флярковский отключил селектор, вспомнил утреннее заседание суда и хлопнул по столу ладонью, но на этот раз тише.
– Сволочи все!
Он снова включил селектор:
– Ванька там еще?
– Сидит на диване, ждет.
– Пусть зайдет.
Продюсер протиснулся в дверную дверь боком.
– Здрасте, – прошептал он, боясь подходить поближе.
– Чего приперся? – спросил Флярковский и махнул рукой, подзывая к себе.
– Так это… Был я Великих Луках. С матерью Сонькиной встречался, денег ей дал: двести пятьдесят тыщ рублей, портвейном накачал, она дочку и выгнала из дома, а когда портвейн закончился, еще и прокляла на прощанье. Короче, привез я Соню, как вы просили.
