Чарльз Тодд - Крылья огня
– Что-нибудь не так с завещаниями? Есть ли там какие-либо особые условия, оговорки, которые вызывают у вас сомнения? – Ратлидж как будто намеренно истолковывал иначе слова своего собеседника, выбивая из-под его ног почву и уверенно беря руководство разговором в свои руки. Он вовсе не питал к адвокату недобрых чувств; просто так ему проще казалось достичь цели.
Чемберс посмотрел на Ратлиджа в упор. Оценил болезненную худобу, мрачное лицо, морщины, преждевременно состарившие человека более молодого, чем ему показалось вначале. И не удержался от небольшого выпада:
– Вы ведь воевали?
Ратлидж кивнул.
– Были ранены?
Ратлидж помедлил, а затем сухо ответил:
– Да.
– Так я и думал! Так же выглядел Стивен, когда вернулся с войны. От него осталась одна оболочка. И в конце концов проклятая нога его совсем прикончила.
Слушая грубые замечания Хэмиша, Ратлидж поспешил перейти в наступление:
– А вы чем занимались во время войны?
– Меня на фронт не взяли, – раздраженно ответил Чемберс. – Сказали, что я уже старый. Хотя Францию я знал куда лучше наших генералов! Оттуда родом моя бабка по материнской линии. Должен сказать, что места для сражений выбирались бездарно! Там у нас не было преимущества с географической точки зрения. Я сказал им: вот увидите, войска завязнут и будут нести колоссальные потери… Никто не выйдет оттуда победителем. Американцы, конечно, изменили соотношение сил… Американцы и танки. А все-таки лучше перемирия так ничего и не сумели придумать! – Сообразив, что оседлал своего любимого конька, Чемберс замолчал. Он понял, что Ратлидж захватил преимущество. Вдруг он расплылся в улыбке. – По-моему, теперь ваша очередь.
Ратлидж неожиданно для себя улыбнулся в ответ. Чемберс ему понравился. Он понял, что привлекло к нему Розамунду Фицхью.
– Кто послал за вами? – спросил Ратлидж. – Сюзанна Харгроув?
– Даньел Харгроув. Он очень встревожен. Видите ли, его жена в интересном положении, и ей нельзя волноваться. Он намекнул, что врачи подозревают у нее двойню. Ничего удивительного; в их семье часто рождались близнецы.
Они по-прежнему стояли: Ратлидж у камина, Чемберс в противоположной стороне комнаты. Он нарочно выбрал такое место, чтобы Ратлидж подошел к нему, а не наоборот. Ратлидж досадливо поморщился и сказал:
– Садитесь, старина!
Он снова уловил запах мокрой шерсти, но решил не обращать на это внимания. Хэмиш, что неудивительно, решительно возражал.
Спустя какое-то время Чемберс сел в кресло у камина. В комнате было влажно, сыро; испарения словно исходили от самих стен, поднимались от земли, которой не терпелось поглотить камень, когда он наконец просядет под собственным весом.
Ратлидж сел напротив адвоката и признался:
– Вообще-то я даже рад, что вы приехали; я сам собирался отправиться к вам в Плимут.
– Надеюсь, не для того, чтобы спрашивать меня о завещаниях? – удивился Чемберс.
– Завещания меня тоже интересуют. Я знаю, что Оливия Марлоу сделала своим душеприказчиком сводного брата Стивена Фицхью. Но Стивен умер вскоре после нее. А ее архив я так и не сумел разыскать. Он у вас?
– Нет. Насколько я понял, Стивен знал содержание завещания и начал действовать еще до того, как его огласили… Если бы Николас остался жив, душеприказчиком стал бы он.
– А кто станет душеприказчиком после смерти Стивена?
– Очень интересный вопрос. По-моему, обязанность переходит к Сюзанне, то есть к миссис Харгроув. Стивен не назначил ее душеприказчицей, как вы понимаете. Его завещание я составлял еще при жизни Оливии; тогда было бы преждевременно включать такую оговорку. Но все остальное Стивен завещал именно Сюзанне, и суд, по-моему, согласится с тем, что в наследственное имущество необходимо включить и литературное наследие Оливии.
– Значит, душеприказчиком становится не Кормак Фицхью?
Чемберс нахмурился:
– Нет. Между ними была… определенная холодность. Я имею в виду – между Кормаком и Оливией. При составлении завещания Оливия недвусмысленно сказала: она не хочет, чтобы Кормак имел какое-то отношение к ее делам. Стивен тогда был еще очень молод; поэтому я и предложил, чтобы ее архивом занимался более взрослый и мудрый человек.
– В чем причина их взаимной холодности?
– Я об этом так и не узнал, но Роза… – Чемберс покраснел и быстро исправился: – Миссис Фицхью однажды призналась, что даже ей причина неизвестна.
– Насколько я понимаю, вы были хорошо знакомы с миссис Фицхью?
– Да. – Чемберс опустил голову, посмотрел на свои руки, повертел кольцо на мизинце и нехотя признался: – Я надеялся на ней жениться.
– Значит, она бы наверняка объяснила вам, в чем дело, если бы знала сама? Ее слова не были вежливой ложью, какой отвечают человеку постороннему?
– По-моему, она была искренней со мной, – медленно ответил Чемберс. – Только под конец, когда она выглядела такой расстроенной… Я умолял ее рассказать, что случилось, почему она так переживала. Но она молчала. Доктор говорил, что у нее депрессия. Но, по-моему, дело вовсе не в депрессии. Розамунда… то есть миссис Фицхью… вовсе не любила жалеть себя и не зацикливалась на своих горестях. Бог свидетель, ей в жизни хватало страданий и горя, но она храбро со всем справлялась…
От волнения у Чемберса сел голос. Он не сразу продолжил, с трудом заставляя себя говорить спокойно:
– Я так и не понял, почему она покончила с собой. Ее поступок оставил в моей душе незаживающую рану… Меня до сих пор мучает не только сама ее смерть, но и то, что она не обратилась за помощью ко мне…
Ратлидж смерил его задумчивым взглядом. Густые седые волосы, еще черные брови, лицо сильное, почти красивое. Широкие плечи, прямая спина. Рядом с таким товарищем хорошо находиться в окопах перед началом очередной атаки; такой не сломается; на него можно положиться…
Неожиданно подал голос Хэмиш: «И он защитил бы ее, да? Он не стал бы передавать то, что узнал от нее по секрету, чужаку, который приехал мутить воду!»
Ратлидж решил, что Хэмиш совершенно прав, и резко сменил тему:
– Кто из них был убийцей?
Впервые он застиг Чемберса врасплох; адвокат раскрылся, лицо его избавилось от маски, какую наложили на него профессия и прожитые годы.
Но и Ратлидж оказался прав в своем суждении о нем. Несмотря на то что Чемберс испытал потрясение и был ошеломлен, он не сломался.
– Убийцей?! Боже мой, о чем вы?
– Я говорю о хладнокровном, жестоком убийце, который по причинам нам неведомым методично и искусно истреблял членов семьи Тревельян. Убийца… непременно кто-то из домашних. Хотя я занимаюсь их делом недавно, кое-что мне уже ясно. Правда, пока я ничего не могу доказать.
Чемберс смотрел на него в упор; когда прошел первый шок, логика постепенно возобладала.
– Я вам не верю! Чтобы кто-то из близких Розамунды… Нет, невозможно, вы хватаетесь за соломинки и ищете предлог, чтобы оправдать свой приезд сюда! Надеетесь на повышение по службе за счет тех, кто не сумеет ничего сказать в свою защиту!
Ратлидж холодно улыбнулся одними губами.
– Будь ваши слова правдой, я в самом деле мог бы причинить кое-кому крупные неприятности. Но в конце концов, самый большой вред я нанесу самому себе. Пойдемте со мной, мистер Чемберс.
Он встал и, не оглядываясь, чтобы убедиться, что Чемберс следует за ним, вышел в коридор, взял с вешалки пальто и уже потянулся к зонтику, когда Чемберс медленно вышел за ним.
– Куда мы?
– В Тревельян-Холл, – ответил Ратлидж. – Вы против?
– Я не… мне не хотелось бы идти туда!
– Почему?
– Вас не касается, черт побери! – воскликнул Чемберс, словно защищаясь. – Я не обязан отчитываться ни перед вами, ни перед Скотленд-Ярдом. Я в ответе только перед моими клиентами. И я не обязан и не должен сотрудничать с полицией, не зная, кого она подозревает!
– Если ваша совесть чиста, не вижу причины, по которой вы отказываетесь пойти со мной в Тревельян-Холл. Сегодня или в любой другой день.
– Нет, – решительно повторил Чемберс.
Ратлидж поставил зонтик обратно в высокую медную стойку и вернулся в гостиную, где повесил пальто на спинку ближайшего кресла. Спустя какое-то время Чемберс последовал за ним и громко захлопнул дверь.
– Чего вы от меня хотите? – спросил адвокат, перегораживая выход. – И чего вы ждете от своего расследования? Помимо нелепого заявления, что якобы в Тревельян-Холле жил убийца!
– Вам известно, что в их доме что-то было не так! Вот Рейчел, например, кое-что чувствовала, потому что… была особенно восприимчива к настроениям людей, которые там жили. – Он не мог себя заставить, даже в интересах объективности, выдать особое отношение Рейчел к Николасу. – Да и вы тоже не посторонний человек. Вы любили Розамунду и точно знаете: она не могла покончить с собой. Если мысль о Розамунде для вас невыносима, давайте поговорим о Николасе. По-вашему, он похож на самоубийцу? На человека, который предпочел тихо умереть вместе со сводной сестрой, а не продолжать жить самому? Сентиментальный поступок при лунном свете мирной субботней ночью! А может быть, Николас много лет тащил тяжкое бремя?
