Фридрих Незнанский - Прощение славянки
Любовь Алексеевна лежала на кровати лицом к стене. Плечи ее содрогались от рыдания. Жить не хотелось. Как она могла это сделать? Как могла решиться? Нет ей теперь прощения, и на Божьем суде придется ей нести ответ…
Перед глазами возникли картины последних дней, которые полностью перевернули ее жизнь. Неделю назад Павлуша, ее пятнадцатилетний сын, вернулся из школы, похлебал наскоро суп и умчался на улицу. Весь вечер он где-то пропадал, она уже начала беспокоиться. И тут ей позвонили из отделения милиции: Павлушу задержали за угон машины.
– Какой угон? Он даже водить не умеет! – выкрикнула она в трубку. Но звонивший, представившийся майором Рыбкиным, назвав адрес отделения милиции, велел немедленно приходить. Павлуша сидел на стуле взъерошенный, на лице следы грязи, и таращил на мать испуганные глаза.
– Павлуша, что случилось? – бросилась она к нему, готовая немедленно встать на защиту невиновного сына. Произошла какая-то ошибка, ее сынок, конечно, шалопай, но машину угнать не мог.
Майор рассказал, при каких обстоятельствах был задержан Павел. В соседнем дворе хозяин машины, некто Хромов Виктор Николаевич, поставил ее у подъезда и поднялся в квартиру. Он собирался вернуться уже минут через десять и не стал включать сигнализацию. Двор был спокойный, окруженный домами, никто из посторонних не заходил. На четверых подростков, которые недалеко гоняли мяч, он не обратил внимания. Когда он вышел, машины уже не было, мальчишки тоже исчезли. Хромов побежал в милицию и написал заявление. В это же время в квартале от дома Хромова милицейский патруль заметил «Опель», за рулем сидел подросток, еще трое весело хохотали, врубив магнитолу на полную мощность. Патрульная машина прижала «Опель» к бордюру, но мальчишки выскочили из машины и бросились врассыпную. Замешкался только Павел, который единственный из всей четверки пристегнулся ремнем и от волнения не сразу с ним справился. Хозяину машины позвонили, он рад был до смерти, что доблестная милиция проявила такую расторопность и вернула ему машину в течение часа. Но потребовал наказать угонщиков, потому что за этот час он здорово перенервничал.
Любовь Алексеевна в ужасе слушала майора. Ее сынок, спокойный мальчик, который знал, что нельзя брать чужое, участвовал в угоне машины?! Майор спокойно разъяснил ей, что на заявление Хромова милиция должна реагировать, а это не сулит Павлу ничего хорошего, поскольку ему уже пятнадцать лет и он несет ответственность за совершенное преступление. Несчастная мать едва не потеряла рассудок. Ее потрясло слово «преступление», и она разрыдалась.
– Кто с тобой был? – Майор продолжал допрашивать Павла, но тот опустил голову и не отвечал. – Не будь дураком. Тебя в колонию отправят, а твои подельники будут на свободе гулять, – вполне миролюбивым тоном убеждал его милиционер. Но парень как воды в рот набрал.
– Сыночек, милый, скажи, кто с тобой был? – уговаривала его мать. Но парнишка упрямо молчал.
– Хорошо. – Милиционер взял ручку и стал лениво составлять протокол допроса. – Напишу, что ты один угнал машину, сам и отвечать будешь. Пока отпускаю, под подписку, но учтите, дело на него завели, – обратился он к матери. А она уже прижала сына к груди, как будто его собирались от нее отрывать.
Начались самые черные дни в ее жизни. Каждый день она с сыном ходила на допросы, а он все молчал. Когда через четыре дня она смогла собраться с мыслями, решила сама вычислить, с кем ее сынок мог угнать эту трижды проклятую машину. В компании Павлуши только один мальчишка умел водить машину – Костик. У его отца была машина, и тот научил Костика в четырнадцать лет водить. Костик хвастался, что на даче уже не раз сам сидел за рулем. Мать приперла сына к стенке, но тот не признавался. Тогда она пошла к родителям Костика. Когда они едва не спустили ее с лестницы, она убедилась, что права. До этого случая родители Костика всегда здоровались с Любовью Алексеевной и вообще производили впечатление приятных людей. На очередном допросе она назвала майору фамилию Костика и по тому, как Павлуша вздрогнул, поняла, что попала в точку. Майор фамилию записал, заодно узнал, с кем еще дружил ее сынок, потом спросил их адреса. Сын затравленно смотрел на мать, впервые за эти пять дней он заплакал.
– Теперь все будут думать, что я стукач. – В его голосе звучало отчаяние.
– А тебе не все равно, что будут думать твои дружбаны? Слишком дорогую цену ты решил заплатить за то, чтобы тебя считали настоящим пацаном. Значит, тебе в тюрьму, а они сухими из воды выйдут? Хорошие же у тебя товарищи! – Майор неодобрительно покачал головой. – Не думаю, что это была твоя идея угнать машину, ты ведь водить не умеешь. Кто был за рулем, тот и ответит. А вы, дурачье, покататься захотели на халяву…
Любовь Алексеевна каждый день ходила на работу, утром стояла часами перед иконами, потом готовила обеды. Наконец не выдержала и обо всем рассказала отцу Николаю. Тот повздыхал, пожурил ее, что плохо воспитала сына, посоветовал не отчаиваться:
– Все образуется, Господь поможет, – и благословил ее.
Два дня их в милицию не вызывали. А когда вызвали и Любовь Алексеевна зашла с сыном в кабинет к майору Рыбкину, тот, пряча глаза, сказал, что доказательства того, что в машине были Костик и его друзья, не подтвердились. Павлуша в замешательстве смотрел на милиционера. У матери в глазах потемнело. «Купили Рыбкина», – подумала она. За угон должен был отвечать один Павлуша. Назначили день суда. Но до него еще нужно было дожить. Вот она и доживала, глаза ее не просыхали от слез. Павлуша ходил совсем убитый и во двор больше не выходил.
Сегодня, когда Любовь Алексеевна готовила обед на кухне храма, в дверях появился незнакомец. Он был немногословен. Его осведомленность удивила ее, а то, что он предложил, поразило и сначала вызвало протест. Но человек знал, как действовать и чем можно сломать упрямство отчаявшейся женщины.
– Ваш сын не выживет на зоне, если вы станете упрямиться, – сказал он. Сделал к ней шаг, и она почувствовала в своей руке маленький пакетик. – Не бойтесь, это не смертельно. Отец Петр просто захочет спать, поспит несколько часов и не явится туда, где он не должен быть. От вас зависит жизнь вашего сына.
Он ушел, а Любовь Алексеевна держала в руке пакетик, пока ладонь у нее не вспотела. Все мысли куда-то ушли, голова была абсолютно пустая. Она все делала машинально: позвала всех обедать, разливала по тарелкам монастырские щи, а когда наливала отцу Петру, загородила спиной столик, где стояла кастрюля со щами, и незаметно высыпала белый порошок. Все встали, отец Николай прочитал молитву, приступили к трапезе. После обеда отцу Петру стало плохо, его забрала «скорая помощь».
Павлуша сидел в своей комнате и пытался читать книгу. Его не удивило, что мать пришла домой раньше обычного, просто не заметил этого. Он был подавлен и обреченно ждал своей участи.
Но вскоре позвонил майор Рыбкин и пригласил к себе Любовь Алексеевну. На этот раз без сына. С самыми плохими предчувствиями она вошла в кабинет. Рыбкин сообщил, что хозяин машины Хромов забрал свое заявление и к юному угонщику претензий не имеет.
– Уголовное дело прекращается в связи с примирением сторон согласно статье двадцать пять, – огорошил он ее неожиданно радостным известием.
– А эта статья не имеет обратного хода? – осторожно спросила мать, боясь верить своему счастью.
– Согласно этой статье следователь с согласия прокурора может прекратить уголовное дело на основании заявления потерпевшего, – терпеливо объяснял Рыбкин. – В данном случае это касается лица, против которого впервые осуществляется уголовное преследование по подозрению или обвинению в совершении преступления небольшой или средней тяжести. Я учел эти обстоятельства. Статья также гласит: «Если это лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред».
Мать непонимающе уставилась на следователя. До сих пор Хромов не шел ни на какие контакты. Ни извинения, ни слезы матери не трогали его душу. Он твердил, что каждый должен отвечать за свои проступки. Будь он даже подростком.
Рыбкин понял ее смятение.
– Идите домой. Потерпевший удовлетворен тем, что обвиняемый загладил причиненный ему вред.
– Как? – совсем растерялась Любовь Алексеевна.
– Вам лучше знать, – жестко ответил Рыбкин и дал понять, что аудиенция закончена.
Женщину пронзила догадка. Это расплата за ее страшный грех. Ценой своего низкого поступка она купила сыну свободу.
Рыбкин позвонил еще раз, уже совсем поздно, и позвал к телефону Павлушу.
– Тебе, Зябцев, дали шанс. Так что воспользуйся им разумно, – посоветовал милиционер Павлу. – И мой совет тебе: гони в шею своих дружков. Они тебя подставили. А Хромову скажи спасибо.
Любовь Алексеевна спасла сына. Но у нее было чувство, что она лишилась чего-то очень важного. И боялась даже думать об этом: она потеряла свою душу. И стала горячо молиться: «Ангел Христов, Хранитель мой святый и покровитель души и тела моего, прости мне все, в чем я согрешила в сегодняшний день, и избавь меня от всякой хитрости злаго моего врага, чтобы я никаким грехом не разгневала Бога моего, но молись за меня грешную…»
