Фридрих Незнанский - Прощение славянки
Утром Александр Борисович поднялся рано, не спалось. Рука сама потянулась к телефонной трубке. Уж утром его девчонки должны быть дома. Ирке надо на работу, Нинка, между прочим, школьница, не пропускает же она школу, сроду за ней такое не водилось. Трубку подняли сразу, сонный голос жены хрипло спросил:
– Алло, кто это спозаранку?
– Наконец-то, а где вы вчера ночью шлялись? – возмущенно поинтересовался Турецкий.
– Дома сидели. Ниночка уроки делала, я фильм смотрела.
– А трубку почему никто не брал?
– А неохота было, – нагло ответила жена. – Мы на всех обиделись. Нинуля с Димкой поссорились. А я с тобой.
– Когда это ты со мной поссорилась? Когда успела? Я с тобой не ссорился!
– Позавчера я с тобой поссорилась. Когда ты сказал, что с бабами развлекался.
– Ирка, ты что, обалдела? Я не мог такого сказать! Мне голову некогда поднять, не то что с бабами развлекаться. Я даже не смотрю на них. Тут и смотреть-то не на кого!
– Что, неужели нет ни одной, достойной тебя? – ехидно спросила жена.
– Ириш, нет ни одной, которая могла бы с тобой сравниться, – нежным голосом заверил ее Турецкий. А сам подумал, что с ним, наверное, не все в порядке. Не бывало еще такого случая, чтобы он действительно ни на одну женщину на обратил внимания. Вот что значит работа, совсем его заела!
– Ну если так, то ладно. Тогда дальше буду спать. Мне на работу к двенадцати. Звони вечером, подниму трубку, – милостиво позволила Ирина.
Турецкий успокоился. Слава богу, дома все в порядке. А то уже всякие страшные мысли в голову полезли. А Ирка, паршивка, вместо того чтобы обеспечить мужу надежный тыл, только и знает, что нервирует его. Вот приедет – всыпет ей. И Нинуле заодно. Нет чтобы отца поддержать, потакает всяким материным глупостям. Бедный Дима! И как он ее терпит?
Несостоявшаяся встреча
Список свидетелей все расширялся, как выразился Яковлев, допросы вели в поте лица. Галю отрядили на встречу с Зорге в Музей истории нефтяных промыслов, и она радостно убежала, посоветовав на прощание Яковлеву прижать всех свидетелей к ногтю. Не фига вводить следствие в заблуждение своими фантазиями и ложными выводами.
В назначенное время Турецкий уже принимал Сатановского, Самарина и Певцева. Все они прибыли друг за другом, с небольшим интервалом. Если бы у Турецкого были свои прослушки в кабинете Сатановского, он узнал бы много чего интересного из вчерашнего их разговора. Даже не разговора, а настоящего заговора.
Александр Борисович изучающе разглядывал каждого. Сатановский – крупный вальяжный мужчина, с барскими манерами – свободно расположился на диване. Красивое лицо, черные волнистые волосы – блестящие и густые, прямо киноактер, герой-любовник. Его карие с поволокой глаза немного насмешливо наблюдали за прокурором, в то время как холеные крупные руки жили своей жизнью: они беспрерывно перебирали четки.
Самарин – узколицый, с впалыми щеками и выпяченным подбородком – смотрел на Турецкого настороженно. Время от времени веко правого глаза подрагивало от нервного тика. На обоих были дорогие костюмы. «Дипломаты», тоже явно из самых дорогих, они поставили на пол у своих ног. Если бы Турецкий был обладателем такого «дипломата», он его на пол никогда бы не поставил. А держал бы бережно на коленях.
Внешность Певцева произвела на Турецкого неприятное, отталкивающее впечатление. Грубые черты его лица как будто были слеплены на скорую руку. Тяжелый взгляд желто-зеленых глаз не отрывался от Александра Борисовича, неожиданно тонкие для его крупного лица губы были сомкнуты в узкую щель. «К такому спиной лучше не поворачиваться», – подумал Турецкий. Гости вели между собой светскую беседу, делясь впечатлением о вчерашнем концерте в филармонии, куда приехал на гастроли всего на два дня питерский симфонический оркестр. Видимо, у местных олигархов считалось хорошим тоном посещать концерты известных музыкантов. Показать, что они люди образованные и являются тонкими ценителями мировой музыкальной культуры, а не только умеют грести деньги лопатой.
– А вы, господин Турецкий, любите симфоническую музыку? – спросил снисходительным тоном Сатановский, вероятно ожидая услышать в ответ, что следователь в ней не разбирается.
– Я люблю старинную музыку, особенно лютню, – неожиданно услышал в ответ Сатановский. Турецкий ответил сухо, ему совсем не хотелось поддерживать с гостями светскую беседу. Отец Петр все не появлялся, и он начал беспокоиться. Прошло уже пятнадцать минут сверх назначенного времени.
– Что-то наш батюшка не очень торопится. Сразу видно, человек далек от светской жизни и не понимает, что у деловых людей время – деньги, – съязвил Самарин.
– Подождем еще немного, – попросил Турецкий и стал набирать номер телефона храма. Женский голос взволнованно ответил, что отец Петр почувствовал себя очень плохо, пришлось вызывать «скорую», и его забрали в больницу. Турецкий на мгновение растерялся. Гости выжидательно смотрели на него.
– К сожалению, наше мероприятие отменяется. – Турецкий постарался придать своему голосу металлический оттенок, чтобы приглашенные не почувствовали его замешательства.
– А что, собственно, произошло? – надменно спросил Самарин. – Нас оторвали от дел, мне пришлось перенести важную встречу. И оказывается, все напрасно.
– Петр Артемьев неожиданно заболел, – объяснил Турецкий, не вдаваясь в детали.
Все трое зашевелились, заговорили недовольными голосами и потянулись к выходу. Турецкому показалось, что в глазах Певцева мелькнула тень торжества. Генерал и так понял, что внезапная болезнь отца Петра вовсе не случайность. И взгляд Певцева наводил на размышления. Он тут же отправился к Огородникову.
– Иван, очная ставка сорвалась, отец Петр в больнице. Едем скорее в храм, а потом в больницу, узнаем, насколько все серьезно.
Молодая женщина в темном платочке испуганно рассказала следователям, что после трапезы отцу Петру вдруг стало плохо. Он схватился за живот, его буквально скрючило от боли. Когда приехала «скорая», он был совершенно белый.
Турецкий и Огородников переглянулись. Одна и та же мысль мелькнула у них в голове.
– А где вы обычно обедаете? – сразу принялся за допрос Турецкий.
– В трапезной. Все было как обычно, Любовь Алексеевна приготовила обед и позвала нас всех к столу.
– А сколько человек обедало?
– Четверо певчих, регент, нас трое – мы храм убирали, матушка Аксинья, она за свечным столиком стоит, отец Николай и отец Петр, – стала перечислять женщина.
– А Любовь Алексеевна, она кто?
– Наша стряпуха. Она обычно ест после всех, потому что подает к столу, меняет блюда.
– Отведите нас, пожалуйста, в трапезную, – попросил Турецкий.
Они поднялись по узкой винтовой лестнице на второй этаж, зашли в просторную комнату, посреди которой стоял длинный стол со скамьями по обе стороны. На стенах висели большие иконы.
– А где отец Николай и Любовь Алексеевна?
– Отец Николай очень огорчился – ему тоже стало нехорошо – и поехал домой. А Любовь Алексеевна помыла посуду и уже уехала. Обед-то у нас был в два часа, а теперь уже почти шесть.
Турецкий и Огородников в сопровождении женщины прошли в кухню, заглянули в кастрюли, увидели расставленные тарелки – все было вымыто и блестело чистотой.
– Как в операционной. Идеальная чистота, – отметил Огородников.
– А куда вы деваете остатки еды? – Турецкий оглянулся на растерянную провожатую, которая остановилась на пороге кухни и наблюдала за их действиями.
– Стряпуха обычно готовит на то количество людей, какое будет обедать.
– А если на тарелках все же остаются остатки пищи?
– У нас тут бачок стоит, туда выбрасываем. Потом на помойку относим.
Она подняла крышку бачка и заглянула внутрь:
– Любовь Алексеевна его тоже вымыла.
Турецкий пошел к выходу, увлекая за собой Огородникова. Во внутреннем церковном дворике, у железного решетчатого забора, стоял мусорный контейнер, но и там не было видно остатков пищи.
– Наверное, выбросила в унитаз и смыла водой, – предположил Огородников. – Поехали в больницу.
Из разговора с врачом Турецкий понял, что диагноз подтверждает их подозрения: отец Петр поступил в больницу с тяжелым отравлением.
– Мы ему сделали промывание, чтобы очистить желудок, сделали необходимые инъекции, чтобы нейтрализовать и вывести из организма токсины. Но он в тяжелом состоянии. Сейчас спит, к нему заходить бесполезно.
Они пошли по длинному больничному коридору к выходу.
– Я уверен, что это работа Певцева, – сказал Турецкий. – Картина вырисовывается такая: после службы в рождественскую ночь Сатановский, Самарин и Певцев пригласили с собой Груздева и Жбанова. Вот только куда? В ресторан, в гостиницу, на квартиру или в офис? Именно там они и расправились с неугодными. А потом Жбанова бросили на улице умирать, а Груздева доставили в его квартиру. И инсценировали пожар, чтобы замести следы. А узнав, что отец Петр собирается дать показания о том, что видел, как они все вместе покидали церковь, и, вероятно, слышал их разговор, решили и его вывести из строя. Кто-то из людей, работающих при храме, помог осуществить их план. Кстати, не мешало бы поставить охрану у палаты дьякона, – распорядился Турецкий.
