Николай Иванов - Наружка

— Ребята, только потом без обид, — намекнула на последствия Катя.

Всего два движения ногами — правой и левой, и оба помощника, нарвавшись на удары грудью, согнулись от потери дыхания.

Это, может, чуть и охладило пыл остальных, но отнюдь не остановило их в желании добиться своего. Взревели моторы, и железный обруч начал сужаться, запирая в центре Катю. Вот теперь, по разумению рокеров, все!

По их разумению. Это если вертеться внутри колеса, тем более пытаться его разорвать. А самое разумное — из него выпрыгнуть. Не ошибиться лишь, выбирая опору для толчка.

На эту роль глянулся самый упитанный, упирающийся в землю ногами мотоциклист. Сколько оставалось места, разбежалась, чтобы вспрыгнуть на «Яву» толстяка и, оттолкнувшись от нее, приземлиться за спинами рокеров.

Раз-два-три. От внезапного удара толстяк лежит на земле. Зато она — уже на каменном выступе, выпирающем из дорожной насыпи.

Всего несколько секунд ушло у рокеров на то, чтобы понять случившееся. За это же время поднялся толстяк и сели на машины пешие.

Словно пики со светящимися наконечниками понеслись они, слепя фарами, на выступ. Рикошетили, тупились, переламывались надвое, падали, проскакивали мимо, недотягивались до цели, но неизменно возвращались обратно и начинали новую атаку.

Катя танцевала среди пыли и летящей в нее из-под колес щебенки, пока ухитряясь увертываться. Но светящиеся наконечники подступали все ближе, заставляя думать о смене танцплощадки. Но на что?

На мотоцикл!

Идея родилась столь же спонтанно, как и ее первоначальное решение сесть за руль. Подобное может созреть лишь в сознании тех, кто постоянно сталкивается с безвыходными ситуациями и чей мозг нацелен на поиск нестандартных решений.

Черной молнией среди молний огненных сумела, не зацепившись за них, взбежать на насыпь и, отчаянно карабкаясь, выбраться на дорогу.

Сверху мотоциклы казались уже не ладными рысаками, а копошащимися железными лупоглазыми жуками, раз за разом срывающимися на дно воронки, в которую угодили. Катя, отдыхая, поджидала самого сильного и удачливого. Бежать по дороге к перекрестку, где есть люди и можно крикнуть «помогите» — это метров двести. Но кто даст гарантию, что успеет домчаться прежде, чем ее настигнут? С колесами соревноваться сложно: сбив с ног, переедут и еще Добавят газу.

— Ну давай же, давай, — чуть ли не протягивала она руку уже цепляющему передним колесом край асфальта мотоциклисту.

Но лишь он перевалил на трассу, ухватила рокера за рукав, пытаясь сдернуть с машины. С первого раза не удалось, мотоциклиста лишь развернуло. Вырываясь, он добавил газа, взметнув вверх переднее колесо. Но переборщил: когда оно опустилось, дороги под ним уже не оказалось — узенькие, экономные ленточки, не рассчитанные на железную корриду, прогрызают сибиряки в тайге и скалах. И загремел парень вниз, по пути сбивая кустарники и надрывающихся «жучков».

Со вторым вырвавшимся из котлована рокером Катя уже не церемонилась и за рукав не тянула. Выбила ногами из седла, подхватила захлебывающийся без движения мотоцикл, подняла ногой педаль скорости и умчалась к перекрестку.

Ее ждали у гостиницы.

Лагута с Борисом сидели на лавочке около фонтана, Моряшин беспокойно метался перед стеклом в фойе, Некрылов курил у соседнего входа в кафе. Юра и Аркадий, надо думать, сидели на телефонах около дежурной и в номере. А где радио, телевидение? Или, на худой конец, «скорая» и пожарная?

Улыбнулась всем издали. Едва сдержала слезы: за нее волнуются! Черт возьми: тоже мужская компания, а не нужно напрягаться, отбиваться, вступать в схватку. Как приятно ощущать себя женщиной! Знать, что за тебя волнуются. Вспоминать, как бежал за автобусом Борис — он ведь бежал из-за нее, она уверена. А как замер истуканом только что державшийся Моряшин. Выглядывает в окно, чуть не вываливалась из него, голым лысым воробышком Юра — привет, я вижу. Обжегся об окурок Женя Некрылов — наглец, но все же никогда не переступающий черту, за которой мог бы последовать полный разрыв. Здравствуйте, ребята. Все в порядке, милые.

Чтобы не идти гурьбой за Ракитиной, еще неизвестно как вернувшейся — «чистой» ли, без «хвоста», Лагута сразу услал Бориса в гостиницу, а сам пошел на проверку, за спину девушки. Некрылов исчез в кафе, и только Моряшин, нарушая нее филерские инструкции, остался стоять на месте и ждать Катю. Если не дотронуться до нее, то ощутить дуновение ветерка, когда пройдет мимо. Увидеть глаза — он не объект, смотреть можно. А после уходить из «наружки», если подобное кому-то покажется должностным преступлением.

— Добрый вечер, Костя, — еще более явно пошла на нарушение не проверившаяся Катя.

— Мы волновались, — чтобы не говорить о себе, прикрылся группой Костя.

— Спасибо.

— Я рад тебя видеть, — наконец решился он. И не зажмурился. И Красноярск не колыхнулся даже от такого мощнейшего подземного толчка.

— Спасибо, милый.

Вспышка молнии все же ослепила Костю, подкосила ноги. Бережнее, внимательнее нужно подбирать слова для тех, кто верит в их первородный смысл. «Слово может убить, слово может спасти, слово может полки за собой повести»…

Да что слово, когда Катя и под руку взяла, и прижалась к плечу. Остальным только и оставалось: Некрылову — перегрызть железную цепочку, спаявшую стеклянную дверь между кафе и холлом гостиницы, Борису — в спираль скрутить перила лестницы, откуда он наблюдал за ними, а Лагуте — поскрести затылок, складывая всевозможные комбинации любовных отношений его группы с Катей.

— А не загудеть ли нам в ресторан? — предложил майор, когда «наружка» собралась в его начальственном номере.

Насколько поначалу охотно загорелись идеей, настолько быстро и охладели к ней: толком ресторан не накормит, а в кошельки заглянет без зазрения совести. Чувствуя, что по крайней мере сегодня она королева и хозяйка положения, Катя, ко всеобщему удовольствию, заявила:

— А давайте лучше здесь.

Сумки — на стол, холодильник — наизнанку. Костю, обласканного неожиданным вниманием Кати, не желающего ни на миг отрываться от нее, тем не менее как самого молодого — в буфет.

Молодой-молодой, а вино купил прекрасное — ясно, ради кого старался. Общий треп, тосты за внимание и заботу друг о друге. Но когда стали расходиться, проводить Катю встали сразу Моряшин, Некрылов и Соломатин.

В неловкой паузе инициативу взял на себя майор:

— Долг начальника не позволяет мне отпустить нашу прекрасную даму одну, поэтому я ее провожу, а вы подождите меня пару минут — нужно посоветоваться по некоторым вопросам.

Вернувшись, Лагута сразу приступил к распределению ролей на завтрашний день:

— С утра усиленно постережем мальчиков на даче. Скорее всего, это они вели Ракитину. Насчет Байкалова я связался с местной контрразведкой. И его самого, и семью они возьмут под свой контроль. Поэтому больницы больше не касаемся. Борис, ты завтра как планируешь свой день? Развеяться от бумаг не желаешь?

— С удовольствием, — к великому неудовольствию Моряшина и Некрылова, откликнулся Соломатин. — А то пробуду в Сибири, а ни города, ни природы не увижу.

— Тогда все. В шесть утра подъем и выезд.

Катя уже была в своем номере, и майор с легкой душой отпустил подчиненных.

И все равно в наиболее выгодном положении оказался Борис, которому предстояло подниматься наверх, в соседний с Катей номер. Но когда он, торопясь, подскочил к телефону и позвонил ей, услышал короткие гудки. Надеясь, что ошибся, перезвонил. Занято. С кем же она беседует? Кто опередил?

Зато у него оставалась еще стена. Несколько раз, негромко, словно опасаясь, что остальные услышат сигнал, постучал. Вот уж стена оказалась незанятой, и он тут же получил ответ.

Зазвонил телефон.

— Да, алло.

— Извини, это я, Некрылов. Хотел Кате пожелать спокойной ночи, а телефон занят и занят. Думал, ты разговариваешь.

— Нет, не я.

«Не я», — повторил про себя, глядя в непроницаемую стену. Откровенно беспардонный звонок Некрылова даже обрадовал: значит, не он пробился к Кате первым. Остается Костя. Но Моряшин — это не так страшно, хотя ему и перепало сегодня от душевных щедрот Кати.

Опять звонок. На этот раз в трубке ни звука: кто-то замер на другом конце провода, а затем бросил трубку. Кто мог быть на этот раз?

Подумал о Моряшине: он проверяет? Но тогда совсем непонятно, кто с Катей?

Когда звонок раздался в третий раз, он уже поднял трубку с улыбкой: кто следующий?

— Это я, — сказала Катя.

— Ты?.. Здравствуй, — опешил Борис.

— Не ждал?

— Я… я сам звонил тебе. Занято…

— С Лагутой разговаривала. Хочет завтра оставить меня отдыхать, отбрыкивалась.

— Лагута?

— Да. Ты чего такой удивленный?

— Больше радостный.