Алексей Макеев - Вдова на один день
В полном молчании доехали они до клуба «Вигвам», после чего расстались не прощаясь. Однако, когда Гуров отъехал от парковки, он обнаружил, что джип по-прежнему следует за ними на некотором расстоянии – охрана Владимира Петровича исполняла все его указания.
Первое время Гуров и Крячко ехали молча, потом Станислав спросил:
– Ты что, знаешь его?
– Нет, – покачал головой Гуров. – Хотя видеть его, а главное, слышать мне определенно доводилось. Вот только в связи с чем? Попробую завтра выяснить это у Петра.
Крячко поскреб подбородок и осторожно посмотрел на своего друга.
– Ты что, расскажешь ему обо всем?
Гуров повернул голову и смерил Крячко выразительным взглядом.
– Знаешь, мой друг, – со вздохом произнес он, – почему-то внутренний голос мне подсказывает, что не стоит ему пересказывать все. А особенно то, что случилось в ночном клубе «Вигвам»!
Крячко виновато засопел, потом втянул голову в плечи и сел, нахохлившись и притворившись, что дремлет. Гуров высадил его у подъезда и отправился к себе. Черный джип пропал из вида только тогда, когда Гуров выглянул из окна своей квартиры в ночную темноту. Джип исчез в ней, точно растворился…
Гуров на цыпочках прошел в комнату, раздеваясь на ходу и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Марию. Достав мобильный телефон из кармана брюк, взглянул на часы. Времени было половина четвертого утра. Раздевшись, Гуров повернулся, чтобы осторожно прилечь на диван, как вдруг Мария резко выпрямилась и села на постели. По ее ясным глазам, глядящим с тревогой, Гуров понял, что жена не спала до его возвращения. Некоторое время они смотрели друг на друга, после чего Лев произнес:
– Милая, я тебе завтра все объясню. Сейчас нет никаких сил – просто с ног валюсь.
– Не нужно ничего объяснять, – негромко произнесла Мария. – Главное, что ты жив, здоров и даже не ранен. Чаю хочешь?
– Ничего не хочу, – ответил Лев, полный благодарности Марии за ее мудрость и понимание.
Между ними практически не возникало пошлых сцен ревности. Они хорошо знали друг друга и привыкли доверять. По-другому с их профессиями было просто невозможно. И сейчас, увидев, что муж пришел под утро, облаченный в дорогую одежду, пахнущий странной смесью хорошей парфюмерии и какой-то прелой земли, Мария и не думала его упрекать, что он провел это время с другой женщиной. А если такая мысль и закрадывалась в ее красивую и умную голову, то она не давала той пускать там корни. Она знала, насколько опасна профессия ее мужа, и всегда молила только об одном: чтобы с ним не случилось ничего страшного. И сейчас ей было достаточно того, что он вернулся невредимым, что он рядом – родной, живой, теплый…
«Прямо как с фронта дожидаюсь!» – невольно усмехнулась она про себя, протягивая руки навстречу мужу.
Лев лег рядом и обнял Марию.
– Спи, спи, – услышал он ее тихий шепот. – Отдыхай…
Гуров уткнулся в мягкое плечо жены и вскоре провалился в глубокий сон, которому, увы, не пришлось продлиться долго: в шесть часов тридцать минут зазвонил будильник.
Глава пятая
На утренней планерке Крячко старательно отводил глаза, стараясь не встречаться взглядом ни с Гуровым, ни с Орловым. Лев хранил хладнокровное молчание. Что же касается Орлова, тот, уже привыкший за последние недели к мысли, что Крячко занимается какими-то там пропавшими людьми и, по сути, топчется на месте, перестал обращать на него внимание до поры до времени. Сейчас его занимал другой вопрос: ожидался приезд в Главное управление министра внутренних дел. Визит этот был незапланированным. По идее, официально он должен был произойти в начале осени, но министр любил порой посетить свою вотчину с «неофициальным дружественным визитом». Визиты эти стояли поперек горла у сотрудников Главка, особенно у тех, кто отвечал за его работу. И Орлов старался подвести максимальные итоги, проинструктировать своих оперов, как себя вести, а также подчистить все хвосты.
На счастье Орлова, чрезвычайно важных дел за управлением не числилось, генерал-лейтенанту особо не о чем было волноваться, и все же приезд вышестоящего начальства никогда не бывает ко времени и всегда заставляет слегка мандражировать, даже если в делах у тебя полный порядок. Начальство, оно ведь, как известно, всегда найдет, к чему придраться. Вот Орлов и старался на славу. Раздавая указания, он весь вспотел и ежеминутно промокал лоб клетчатым носовым платком.
Крячко, заскучавший от длинной речи своего начальника и уже привыкший к тому, что его Орлов не трогает, расслабился, откинулся на стуле и вытянул ноги. Он даже несколько раз отважился взглянуть Гурову в лицо. Так как выражение его было бесстрастным, Станислав не прочел на нем сурового укора в напоминание своему вчерашнему поведению, поэтому, совсем освоившись, доверительно прошептал:
– Во разоряется, а? Видать, боится, что ему здорово задницу поджарят!
– Смотри сам первый не сгори, – одними губами процедил Гуров и попал в точку.
Орлов, до этой секунды словно не замечавший Крячко, моментально перевел на него взгляд и громко сказал:
– Полковник Крячко! А вы чего сидите, как король на именинах?
Среди оперативников пронеслись смешки. Крячко обиженно засопел и выпрямился.
– Я вам еще вчера докладывал, товарищ генерал-лейтенант, о своих успехах, – произнес он.
– Я бы сказал, о неуспехах! – поправил его Орлов. – После планерки попрошу вас остаться!
Станислав выругался, правда, так, что услышал его один Гуров, сидевший рядом. Орлову же хватило одного кислого выражения физиономии Крячко, чтобы понять, что тот о нем думает.
– Все, остальные свободны! – подвел итог Орлов, и все опера с облегчением поднялись со своих мест.
Не стал отделяться от коллектива и Гуров. Вообще-то ему было чем поделиться с Петром, но он видел, что сейчас генерал-лейтенант переключился на Крячко, и решил пройти к нему после того, как тот освободится.
– Лева, а ты разве не со мной? – в спину окликнул его Крячко.
– Нет, я в кабинет, – ответил Гуров, обернувшись и поймав на лице лучшего друга следы разочарования.
Крячко явно не хотелось самому пререкаться с Орловым и оправдываться, почему он, черт подери, до их пор не нашел ни одного из пропавших, выслушивать, что он подводит весь Главк и из-за него одного все могут быть лишены премии. В последнее сам Крячко не верил совершенно, потому что знал, что Орлов не станет выпячивать перед министром ни его самого, ни дела, которыми он занимался, чтобы самому не краснеть перед начальством и не брать на себя огрехи подчиненных. Да и не считал Орлов в душе Крячко виноватым: он знал, что Станислав делает все, что в его силах. Но как начальник чувствовал себя обязанным держать своих оперов в тонусе, чтобы не забывались. Да и перед грядущей проверкой хотелось почувствовать собственную власть – это тоже по-человечески можно было понять. Так что Крячко особо не переживал. Орлова он не то что никогда не боялся, он даже не воспринимал его нарекания всерьез – слишком долго они дружили. Просто ему совершенно не хотелось тратить это чудесное солнечное утро на выслушивание ворчаний своего начальника.
«Ничего, – утешил себя не привыкший унывать Станислав, умеющий находить во всем светлые стороны. – Зато проветрюсь в генеральском кабинете, отдохну от жары!»
В кабинете Орлова была установлена мощная сплит-система, единственная во всем Главке, и в периоды особой жары сотрудники любили заскакивать к генерал-лейтенанту под предлогом какого-нибудь срочного дела, которое растягивалось порой на час – никому не хотелось расставаться с прохладой, пусть даже искусственной.
Гуров же направился в свой кабинет и с облегчением подумал, что пробудет в одиночестве как минимум полчаса. Сейчас он намеревался поразмыслить над тем, что было сделано и выявлено по делу утопленников за последние дни и предаться своему любимому занятию – анализу фактов, обстоятельств и деталей, а затем обратному процессу – связыванию их воедино.
Те, кто знал Гурова лишь поверхностно, могли предположить, что излюбленное занятие оперативника – это гонки, преследования, стрельба и прочий экшен. Однако стихия Гурова была иной. Больше всего он любил думать. Думать, размышлять, строить версии и делать выводы. И лучше всего ему это удавалось, когда он был один. Нет, посоветоваться, конечно, всегда неплохо. В конце концов, пословицу «Одна голова хорошо, а две лучше» еще никто не отменял. И все же к главному выводу Гуров всегда приходил самостоятельно. Догадка, порой теплившаяся едва тлеющей головешкой, вдруг вспыхивала яркой искрой, разгораясь в полное пламя, сжигающее завесу тайны. И со стороны порой казалось, что это происходит само собой, по везению или случайности. И мало кто понимал, что такому результату предшествует длительный, порой изнуряющий мыслительный процесс. Когда Гуров расследовал очередное сложное дело и доходил до определенного момента, он, случалось, не мог спать по ночам. Сон просто не приходил к нему – его вытесняли мысли. И сейчас их было немало, и они уже требовали, чтобы их хоть как-то систематизировали и структурировали.
