Фредерик Дар - Провал операции «Z»
Однако то, что я выудил из последних событий, весьма противоречиво. С одной стороны, были люди, старавшиеся помешать профессору В. Кюветту приехать на Кокпинок и приложившие максимум усилий, чтобы его отговорить. С другой стороны (Атлантики), другие силы, тоже весьма таинственные, предупредили Госдепартамент США о готовящейся трагедии. И наконец, третья сторона, представленная очаровательной мадам Окакис, романтично закатывает на теннисный корт гранату в виде мячика и засаживает нож в грудь своего пасынка, не говоря уж о том, что она отдает приказ своим качкам убить дорогого Сан-Антонио. Более того, все корабли и самолеты Окакиса покидают остров, а радио не работает. Чтобы вступить в переписку с континентом, будь любезен запечатать письмо в бутылку и бросить в море. А уж вода об остальном позаботится: два прилива — два разноса почты, как в больших городах! Так вот, возникает вопрос: существует ли связь между вышеназванными силами? Например, спрятанные на дне ящики, обнаружение которых чуть не стоило мне жизни, — являются ли они частной собственностью красавицы Экземы? Подводные охотники, пытавшиеся меня загарпунить, — действовали ли они по ее личному приказу? Все это необходимо выяснить, пролить свет на проблему, как сказал бы писатель-академик. Нельзя, чтобы серое вещество работало вхолостую! А то получится, как при онанизме: при длительном употреблении превращается в обмылок!
Глория, она же агент А.С. 116, подходит ко мне и заявляет, что пойдет к себе и оставит пистолет в комнате, поскольку оружие, способное бесшумно свалить двух быков, даже миниатюрное, под вечерним платьем — это нонсенс!
— Доверьте мне своего товарища, — говорю я авторитетно. — Он еще может понадобиться. Вы истратили две пули, а в магазине всего восемь, если верить моим познаниям об огнестрельном оружии.
Глория спокойно передает мне свою артиллерию.
— Скажите-ка, очаровательная коллега, меня все время мучит одна пустячная деталь. Когда я ликвидировал двух бандитов, пытавшихся вас пометить с яхты у берегов Эквадора, вы мне сказали, что это те же, кто нападал на вас на Лазурном берегу, — зачем вы мне солгали?
Она криво усмехается.
— Потому что я думала, вы лучший флик, мистер Сан-Антонио, и хотела развеять все ваши сомнения на тот случай, если они у вас еще оставались.
Фиолетовая краска бросается мне в лицо, при этом я становлюсь похожим на епископа.
— То есть?
— После первого псевдопокушения полиция вам объявила, что нашла брошенную машину так называемых гангстеров рядом с местом происшествия, помните?
Я подскакиваю.
— 0'кей, малышка, вы меня одурачили сполна. Покушение произошло ночью, в горах, на дороге, где редко проезжают машины, не могли же они потом переться оттуда пешком!
— О! Я всегда знала, что вы очень сообразительный мальчик! — иронизирует агент А.С.116.
Я продолжаю свою мысль, доказывая таким образом, что мои мозги не страдают запором:
— А когда они последовали за нами, им было неизвестно, в какую сторону мы поедем, поскольку этого я и сам толком не знал. Следовательно, они не могли заранее приготовить себе другую машину для отступления, так? Значит, их подобрал водитель грузовика. А раз шофер был их сообщником, то какого черта он не помог похитителям в тот момент, когда мне чуть не треснули рукояткой пистолета по башке? Конечно, это была инсценировка!
— Вы молодец, Тони! Прав был Окакис: вы замечательный парень, но только вас нужно все время чуть-чуть подталкивать!
Мы находимся у двери в зал, где без нашего участия бал развертывается во всем своем великолепии.
— Было бы значительно проще сразу выложить все карты на стол, чем разыгрывать такой спектакль!
Она трясет головой.
— Ах, как вы плохо себя знаете, Сан-Антонио. Да если бы я тогда не возбудила все ваши истинно мужские достоинства с помощью, как вы говорите, такого спектакля, вы бы и не подумали согласиться с предложением Окакиса!
— Почему же, скажите на милость? Разве я против морских путешествий?
— Нет, но вы слишком гордый, чтобы работать в одной команде с женщиной, — а так у меня было удовольствие оценить вас по-настоящему!
Она с грустью целует меня в губы и произносит, глядя мне в глаза:
— Женишок вы мой!
— Но это не помешало вам поиметь меня на яхте!
— Зато вы здесь! Мы квиты, не так ли?
— Может быть… Кстати, у вас есть какие-нибудь соображения по поводу настоящих похитителей на яхте, мисс Шерлок Холмс?
Ее лицо приобретает очень серьезное выражение.
Поскольку рядом проходит слуга с подносом, уставленным бокалами с шампанским, она понижает голос и говорит:
— Окакис, вполне возможно, проговорился по поводу меня. И меня пытались убрать до того, как все началось.
Я качаю головой.
— Чтобы вас убрать, достаточно было выбросить вас за борт с ножом в горле, милая моя. Но бандиты пытались вас именно похитить, значит, именно это входило в их намерения!
Она не отвечает и входит в зал.
«Прежде чем все началось»!
Почему-то эта фраза, оброненная Глорией, ввинтилась мне в мозг!
Оркестр наигрывает медленный вальс, будто специально для пожилых королей и принцев. На середине зала топчутся пары. Король Маразмелло держится, чтобы не упасть, за вице-королеву Тении, а генерал фон Дряхлер испытывает на прочность свою искусственную ногу, пытаясь поспеть за Антигоной. Она такая бледная, бедняжка. Покушение на Гомера, видно, произвело на нее ужасное впечатление. Заметив меня, она улыбается своими грустными очаровательными глазами. Я расцениваю ее взгляд как мольбу: «Мой красивый рыцарь, я полностью рассчитываю на тебя — только ты сможешь меня спасти!» Но красивый рыцарь, по совместительству комиссар Сан-Антонио (я получаю похвалы ящиками прямо с фабрики, но все равно спасибо), занят сейчас совсем другими, менее романтичными делами. Хотя, как знать? Он, Сан-Антонио, ищет глазами коварную Экзему. Как известно, кто ищет, тот всегда найдет: мадам не танцует, а ведет светский разговор со светлым бочковым князем Францем-Иосифом, который запускает свои подслеповатые глазки ей в декольте, как бы приглашая совершить последнее путешествие в Сараево.
Я направляюсь прямо к ним. Она меня не видит, поскольку стоит ко мне спиной.
— Ну что, приятель, ищем подругу жизни?
Берю!
Он облапил контральтную диву Ла Кавале, которая изо всех сил старается подобрать живот и в качестве компенсации и противовеса выпятить бюст, будто девочка на выданье.
Я незаметно киваю, но Толстяк подает мне знак, чтобы я приблизился.
— Смотри, какую симпатичную девицу я подцепил, а? — говорит он прямо в присутствии певицы.
— Он очарррование, аморрре, восторррг! — испускает она раскаты в тональности си-бемоль.
— Дело ин зе шляпа! — произносит Толстяк, облизываясь, как кот на ветчину.
Вы заметили: он изъясняется на языке Шекспира, чтобы дама не поняла. Ла Кавале, бегло говорящая по-английски, похоже, действительно не просекла лингвистические изыски Толстяка.
— Мы встретились в буфете, — говорит он мечтательно, — оба прилично выпили и закусили, а в конце концов так понравились друг другу, что я рискнул пригласить ее на тур вальса. Я, конечно, не великий танцор, но сплясать вальсок — тут, брат, не могу устоять! Как начинают играть что-нибудь в три такта, так ноги ходуном и ходят, автоматически!
Парень, видно, бредит — до того влюблен, клянусь!
— Мадам итальянка, как ты знаешь, — продолжает Толстяк, не обращая внимания на свою пассию, — а значит, у нее темперамент выше крыши. Мы просто созданы друг для друга, чтобы поладить!
Я оставляю их, пусть себе ладят, и иду к Экземе.
— Разрешите пригласить вас на танец, мадам?
Мадам оборачивается, и приклеенную улыбку будто стирают ластиком. Экзема явно не в себе, плывет. Она вдруг до конца осознает ситуацию. Я стою перед ней, здоровый, невредимый и розовый, в то время как она ожидала, что я лежу где-нибудь в мусорном бачке. Это сильно потрясает воображение — ее можно понять, бедняжку!
— Пожалуйста, мадам, — спешит дать согласие светлый князь, с трудом удерживая во рту расшалившуюся челюсть.
И вот Экзема в моих объятиях. Мы медленно вальсируем. Нам так же хорошо, как будто мы вдвоем дегустируем сильно переперченное блюдо.
Естественно, мне нужно с умом использовать представившуюся возможность выудить из Экземы максимум информации, но одновременно обойти молчанием вмешательство моей дорогой невесты.
— В следующий раз, когда направите ко мне свой черный эскадрон, милая моя, посылайте человек двенадцать, чтобы более или менее уравнять силы.
Она молчит. И напрягает всю свою энергию, чтобы выдавить улыбку. Но я чувствую ее тигриные когти, впившиеся через шелк смокинга мне в спину.
— Не надо рвать костюм, мадам, за него заплатили двести тысяч, — шепчу я ей нежно в ушко. — В наши дни трудно найти мастерицу, умеющую хорошо штопать.
