Фредерик Дар - Провал операции «Z»

Сан-Антонио

Провал операции «Z»

Это путешествие в причудливый мир роскоши и богатства посвящается моим друзьям Мишель и Иву Аллегрэ.

Глава 1

Признаюсь сразу: обожаю женщин с большим ртом — чувствую себя с ними до одури уютно!

Теперь предлагаю вам врубиться в ситуацию: как раз одну такую красавицу я держу сейчас в объятиях. По части размеров рта мисс Глория Виктис превзошла мои самые смелые ожидания. А если она еще зевнет, братцы мои, у любого спелеолога начнется головокружение при взгляде в ее пещеру.

В остальном же у персоны, о которой я вам тут рассказываю, все в пределах общепринятых норм. Было бы наглостью жаловаться на отсутствие у нее бюста вообще, но тем не менее его ощупывание больше наводит на мысль, будто вы берете щепотку соли. Но женщины, как и правила дорожного движения, — их следует уважать. Пусть у них хоть усики под носом или ноги велосипедным колесом, они всегда имеют право на то, чтобы им уступили место в автобусе. Так ведь? А иначе вся французская галантерейность станет похожа на конный портрет мистера Джонсона, но не того, что изготовляет лодочные и прочие моторы, а того, что фельдмаршал. Улавливаете? Если нет, объясню, хоть вы этого и не заслуживаете. Так вот, Джонсону при Ватерлоо шрапнелью отхватило ползадницы вместе с ногой, стало быть, сидеть на лошади ему вроде бы и нечем, но портрет существует и висит на стенке в музее. Если вы опять не поняли, скажу прямо: от французской галантности останется лишь ползадницы. Опять же, если уважение к женскому полу в крови нации, то, дети мои, хоть тресни, а оказывай всяческие знаки внимания. Сделайте дюжину узелков на память, если у вас есть привычка носить с собой носовой платок, а не сморкаться в первые попавшиеся под руку портьеры.

Продолжу излагать о мисс Глории Виктис. Она в общем-то интересная женщина: высокого роста, стройная, жизнерадостная, с льняными волосами, кожа нежная, охряная, а сумочка крокодиловая. Кроме всего прочего, у нее зеленые глаза, так что для дальтоника может сойти за альбиноса. А теперь, чтобы закончить портрет последним росчерком пера, как написал бы Дюма-папаша (но не написал, поскольку рядом не было меня, а больше некому подсказать), замечу, что названная Глория является ни много ни мало единственной дочерью Вика Виктиса, жемчужного короля. Ее родитель выращивает искусственный жемчуг под пленкой, как огурцы в огороде! Уровень его бедности измеряется десятью миллиардами зеленых, если считать в старых франках. Но, как сказал мой коллега и приятель Марсель Блюваль, когда мы имели честь совместно надраться на террасе кафе в Новакрез-Пляже (не помню сейчас, где это): «Никогда не верь красивой внешности богатых — неизвестно, что потом за ней вскроется».

Эту птичку, мисс Виктис, я встретил позавчера на одном коктейле на Пальмовом берегу (кто назвал его Лазурным? Разве там лазури больше, чем пальм?). Ей срочно понадобилось прикурить, а у меня была зажигалка — словом, мы оказались просто созданы друг для друга. Я не очень силен в вопросах мехов животного происхождения, но та фиговина из соболя, которая небрежно прикрывала ее плечи, могла бы запросто покрыть дефицит национального бюджета. Что же касается драгоценностей, то рассматривать их можно только через зачерненное стекло, как при солнечном затмении, дабы не повредить ненароком сетчатку глаз.

Мы с ходу стали симпатизировать друг другу. Не то чтобы я так уж падок на симпатичных миллиардерш, просто каждый нашел, что искал… Сан-Антонио, как вы должны знать, сам лично ни в чем не заинтересован, но любопытно все-таки посмотреть, как живут страшно богатые мышки, у которых над счетом в банке всегда светит солнце. Мне показалось интересным понаблюдать за ее причудами — у богатых ведь свои привычки. Возможно, она купит Эйфелеву башню или начнет торговаться из-за Джоконды в Лувре, а может быть, снимет Версальский дворец и отдаст распоряжение разводить там белых слонов. Или еще что-нибудь, на что у меня фантазии не хватит. Но нет: Глория вела тихую дворцовую жизнь, а когда мы зашли с ней в ресторан, то за заказанную бутылку шампанского пришлось платить лично мне из моей скромной комиссарской зарплаты.

Пока мы с ней дружно натирали паркет, птичка изложила мне свой взгляд на Францию. Она считает ее мелким местечком. Начало впечатлению было положено на границе, когда служащие таможни серьезно обиделись на платиновые бамперы ее «Кадиллака». Как ни старалась мисс Виктис объяснить, что такая система безопасности автомобиля надежнее, господа таможенники вели себя так, будто на них напал столбняк. Словом, пришлось бедняжке звонить в консульство и просить, чтобы те разрешили дело. Мисс Глория считает, что страна, где не позволено ставить на машину бамперы из платины, находится в состоянии упадка.

В общем, может, она и права. Ей, например, не нравится, когда официант в ресторане на ваше замечание, что молоко подернуто пенкой, отвечает: «Можете его вылить себе в штаны!» Это противоречит ее религиозным убеждениям, а она вся из себя протестантский пуританизм во плоти. Да и еще полно всякого, что ее разочаровало: бедность домов на окраинах; полицейские, одетые будто только что вылезли из помойного бачка; таксисты-рвачи; телячье жаркое, подаваемое без смородинового конфитюра; курица в вине без ментола; Лувр, окрашенный белой краской; Нотр-Дам, почерневший от времени, и прочее и прочее. Короче говоря, пора спасать положение и поднимать имидж Франции в глазах мисс Виктис на нужную высоту.

Я применяю экспресс-метод: глаза с поволокой, загадочное лицо, голос тихий, с придыханием, твердая рука исследователя. Пальцы быстро проводят разведку внутри глубокого выреза на ее платье сзади на манер, как это делают массажисты. Кстати сказать, у мисс остро торчащие лопатки, так что ложиться на надувной матрас спиной ей заказано — может быть прокол!

Говорю ей, мол, я французский элитный флик, на что она без зазрения совести отвечает, что французский полицейский по сравнению с американским — то же самое, что настенный календарь по сравнению с оригиналом Модильяни. Теперь вы сами убедились, какой колкий язычок у девицы! Заявлять такое мне — мне, французу до мозга костей и даже глубже! Короче, решаю сегодня же вечером доказать ей на постели разницу между французским легавым и заокеанским фараоном.

Мы сидим за столиком кафе на берегу Средиземного моря. Оркестр делает свое дело под пальмами. Площадка под открытым небом освещена просвечивающими все насквозь прожекторами. А прямо у наших ног море под луной блестит и переливается фантастическими огнями. Можете мне поверить, я знаю Америку, но такого места, как Лазурный берег, вы не найдете нигде. Я спрашиваю мнение моей спутницы, и она соглашается.

Музыканты наигрывают мелодию «Ах, весна, что ты делаешь со мной!» — гимн прыщам и угрям на физиономии. Музыка забирается вам через уши и потихоньку спускается к более чувствительным органам, к сердцу. Вообще известно, что приятная музыка в приятной компании массирует не только душу.

— О! Какой вы сильный! — не без основания реагирует моя заокеанская птичка.

— А то! — отвечаю я меланхолично. — И притом я еще не пил сегодня рыбий жир!

Запах моря и шафрана женятся в наших чувствительных ноздрях. Наступает момент нежных откровений.

— Где мы, собственно, находимся? — спрашивает Глория, неровно дыша.

— Где-то между Каннами и Сен-Рафаэлем, душа моя, — произношу я с придыханием и добавляю:

— Хорошо быть где-то, правда? Я просто горю от желания где-то приложить к вам свои руки…

Музыка заканчивается, пары еще некоторое время остаются на площадке, не в силах расцепиться, затем, понимая, что у музыкантов наступил заслуженный отдых, медленно возвращаются за свои столики.

— Может, нам прокатиться вдоль берега? — галантно намекаю я, как умный мальчик, чьи познания в географии так же широки, как сама Сибирь.

— Как скажете!

Я вдруг обнаруживаю, что эта капризная девочка стала очень послушной. Подобное поведение наполняет вас энтузиазмом, не так ли? Даже у самых упертых наступают моменты самопожертвования, и самые сильные и упрямые женщины вмиг превращаются в слабых, если на них сваливается очарование и они чувствуют, что оказались в чужой власти. Это им щекочет нервы, заставляет забыть о принципах.

Оплатив плохое шампанское, подхватываю расчувствовавшуюся миллиардершу под крыло, и мы выходим из заведения. Моя открытая тачка стоит рядом на парковке. Здесь в буквальном смысле слова царствует сторож, расфуфыренный, как генерал банановой республики.

Каска, больше похожая на горшок, надетый на забор, сваливается ему чуть ли не до подбородка. Я даю генералу хрустящую бумажку, и в соответствии со своим служебным положением он открывает дверцу для Глории, затем не без грации поднимает шлагбаум и вытягивает руку, как семафор.