Фридрих Незнанский - Хочу увидеть океан
В дверь зазвонили. Надя, путаясь в тапках, бросилась открывать.
То, что предстало перед ее взором, совершенно не вдохновляло. Худосочный, в маленьких очочках, густые волнистые волосы завязаны в длинный хвост, но впечатление, что голова не мыта недели две. Австралиец был в длинной черной шинели, как морской пехотинец, и в тяжелых солдатских башмаках. Но то, что он не военный, было видно невооруженным глазом. Шинель грязноватая, видавшая виды, сам сутулый, на спине огромный рюкзак. Он скинул рюкзак на пол, сурово посмотрел на Надю и представился:
— Эндрю Тимоти Райян, — и протянул ей небольшую сухонькую руку, которая почему-то напомнила Наде куриную лапу. Рука было шершавая и тоже сомнительной чистоты. А его ногти вообще привели Надю в замешательство — обгрызенные и с черными ободками. Прямо как у ее братьев в деревне, которые руки вообще не моют. Зато из-за спины высокого гостя выглядывал Юрик с довольной ухмылкой на лице. «И какого хрена он улыбается?» Надя была так возмущена Юриным поведением, что не сразу пригласила гостей в дом.
Юра что-то быстро залопотал на английском языке, отставной пехотинец сурово слушал. Потом что-то стал отвечать, и Надя поняла несколько слов — Москва, Кремль, Арбат, Узбекистан и спасибо.
«Наверное, говорит, что впервые в Москве, хочет в Кремль и на Арбат, а меня поведет обедать в ресторан „Узбекистан“, — попыталась догадаться Надя. — Ладно, поведу его в Кремль и на Арбат, а в „Узбекистан“ надену вечернее платье».
— Где ты такого откопал? — спросила она сердито у Юры, который светился от счастья. — И не вижу повода для такой безумной радости. — Радостный вид прямо выводил ее из себя. На глазах рушились все планы о счастливой жизни в Австралии, а этот тип лыбится, как будто выиграл миллион.
— Надюша, не будь такой суровой, а то гость подумает, что ты несчастная вдова. И не капризничай — какой есть, такой есть. Другой не приехал. Кстати, как ты с ним будешь общаться? Я забыл у тебя спросить, как твой английский?
— Юр, ты совсем охренел, я английский едва сдала, мне тройку поставили, лишь бы я школу закончила.
— Ну, хорошо, — совсем не огорчился Юра. — Я боялся, что ты его вообще не слышала. Вдруг ты немецкий учила? А так что-то ты ведь помнишь? На уроках сидела? Не глухая же, не тупая, кое-какие слова вспомнишь. Я тебе словарь привез. — Он вытащил из «дипломата» два огромных тома и протянул ей. Надя обреченно подхватила их и чуть не уронила.
— Мать моя, сколько же в них незнакомых слов?! — Горе ее было такое неподдельное, что Юра рассмеялся.
— Да ладно, не трусь. Я не думаю, что он здесь будет с докладами выступать. Вот тебе еще разговорник, — и протянул ей небольшую книжечку, которая вызвала у Нади неожиданную радость. Это уже другое дело, хоть не рыться по два часа в поисках нужного слова.
Эндрю тем временем протопал в своих тяжелых ботинках в комнату и сел в кресло. Глаза у него были совсем сонные, и он задремал, тихонько посапывая.
— Видишь, не храпит. Какого тебе еще рожна нужно? Бедный, двенадцать часов летел, притомился, сердешный. — Юра смотрел на гостя почти с любовью.
— Слушай, чем он тебе так понравился? Что-то я не понимаю ни фига.
— А ты сначала разберись, а потом уже злись, как будто тебе сто рублей недодали, — посоветовал Юра. — Глупышка, он нам деньги привез. Что ж не радоваться?
— И сколько? — недоверчиво спросила Надя, не исключая, что и здесь ее ждет подвох.
— Пока шестьдесят долларов, — невозмутимо заявил Юра, а Надя вытаращилась на него и переспросила:
— Сколько?
— Повторяю для глухих — шестьдесят долларов.
— Ну и возьми их себе. Что это за деньги!? На них в Австралию не полетишь!
— Жадная ты, Надюша. Шестьдесят долларов тебе мало. Это почти две тысячи, которые я тебе в банке выдаю. А тебе их принесли в клювике прямо на дом. Идти никуда не надо. Остальное он тебе выделит из своего бюджета, если ты ему понравишься. Так что сделай милое личико и давай решать, где ты спать будешь.
— Как это — где? На своем диване.
— На теткином диване, — поправил ее Юра, — будет спать иноземный гость, а тебе мы сейчас раскладушку достанем из кладовки. Ты его видишь впервые, неприлично к постороннему мужчине сразу в постель прыгать. Тем более он какой-то… слегка пыльный. Еще заразу какую-нибудь подцепишь. Кстати, если дело дойдет до общей постели, не забудь воспользоваться презервативом, — озабоченно подсказал ей Юра и загремел чем-то в кладовке. Надя стояла с разинутым ртом и не знала, как реагировать на его слова. Шутит он, что ли, допуская, что она только и мечтает попасть в объятия первого встречного. Да еще такого. Будь он хоть трижды иностранцем. Наконец раскладушка была извлечена из недр кладовки, и Юра отнес ее на кухню. — Да, тут не развернешься, не могла тетка за жизнь двушкой обзавестись. Ну ладно, в тесноте, да не в обиде, — заключил он оптимистично. — Вот тебе шестьдесят долларов, будешь его завтраками кормить.
— Как, мне еще его и завтраками кормить на эти деньги? — Надя чуть не с кулаками набросилась на Юру, не обращая внимания на спящего крепким сном австралийца.
— Ты жадна до неприличия, — утвердился в своей правоте Юра. — А где же русское гостеприимство? Жалко кусок хлеба дать этому бедолаге? Большие деньги еще заработать надо, — поучительно изрек Юра и добавил: — Веди себя хорошо — и вознаградится тебе! — Он поцеловал ее в щечку и отбыл, оставив ей вторую связку ключей — для Эндрю.
Надя, разочарованная в своих ожиданиях, сидела на кухне и грызла семечки, безразлично глядя на экран телевизора. «Шестьдесят долларов… Курам на смех… Надо сходить хлеба купить, пока магазины еще открыты. И чем его кормить, этого с куриной лапой вместо руки? Яиц куплю, молока, сделаю ему завтра омлет. Сыр еще нужно, не просто же кусок хлеба ему подавать. — Заглянула в холодильник и обнаружила там блюдечко с маринованной черемшой. — О, еще это растение дам. Наверняка оно съедобное, не станет же Юрина тетка хранить что ни попадя рядом с едой. Цвет немножко сомнительный, но запах хороший, чесночный». Надя любила чеснок, но из-за работы на людях могла себе позволить его только иногда, если никуда не выходила. Она надела курточку и пошла к двери, заглянув предварительно в комнату. Дрыхнет, все так же тихо посапывая. Хоть что-то в нем есть положительное.
Когда она вернулась, он все так же, сидя в кресле, спал, не меняя положения тела. «Ну и ну, — удивилась девушка. — В самолете дрых двенадцать часов, тут спит беспробудным сном уже третий час подряд. Сил набирается, — вдруг догадалась она. Ночью приставать будет. Пока ванную не примет, не пущу!» — сердито подумала она и пошла ему стелить на диване. Часы показывали только одиннадцатый час, а она вдруг почувствовала такую усталость, что быстренько поставила раскладушку посреди кухни, выключила свет и, еще немного погоревав, что этот тип ей совсем не нравится, огорченная, уснула.
Ночью она проснулась от грохота и ругани Эндрю. Спросонья Надя не сразу поняла, что происходит, а когда вспомнила, что у нее ночует посторонний мужик и непонятно, чего от него ждать, забеспокоилась. Набросила на себя халатик и пошла в разведку. В комнате в кромешной тьме метался Эндрю страшной черной тенью. Надя включила свет и поняла — он сам напуган не меньше ее, проснулся ночью незнамо где и даже не знает, где выключатель, а пока искал его, наткнулся на стул и опрокинул себе на ногу. Он сидел на полу, потирая ушибленное место, и, увидев Надю, попросил: «Айс, гив ми плиз айс!» Надя стала лихорадочно вспоминать слово «айс». То, что он ее о чем-то просит, она все-таки поняла. Но что, блин, ему нужно среди ночи? А он все повторял и повторял это загадочное слово, и в его тоне Надя уже чувствовала нетерпение и досаду.
— Чего тебе, плиз, надо? Говори по-русски, я не понимаю. — Она постаралась сделать милое лицо, как велел Юра, но губы растягивались в улыбке очень неохотно.
Эндрю потащил ее за руку к холодильнику, открыл его и указал на морозильник. «Айс», — опять попросил он ее. Откуда-то из глубины памяти у Нади выплыло словосочетание «Айс-крим». Это же мороженое, догадалась она. Ни хрена себе, среди ночи ему мороженое захотелось. Ну наглый тип.
— Нету у меня мороженого, я здесь только второй день живу, не успела купить.
Эндрю посмотрел на нее в недоумении и стал опять просить «айс», порываясь открыть морозильник.
— Говорят тебе, дома нету. В магазин завтра пойдешь и купишь себе, — повторила она как можно вежливее. Как же, к черту, по-английски магазин? А, вспомнила, когда девчонки собираются прошвырнуться по магазинам, говорят, что идут на шопинг. Магазин — шоп. Вспомнила. А как завтра? На уроке английского языка они это учили. Вдруг вспомнилась фраза: «Тудэй ай гоу ту скул». Она старательно произнесла фразу, как бы пробуя ее на вкус. Эндрю нетерпеливо что-то залопотал про ноу тудэй ту скул, потом все-таки открыл морозильник и стал там бесцеремонно рыться. Надя еще не успела произвести ревизию чужого морозильника и смотрела с интересом, что он там нароет. Но он не обнаружил того, что искал, она это поняла по его растерянному лицу, зато выгреб замороженную рыбу и с радостным видом поковылял с ней в комнату, обнимая, как родную, сел в кресло и приложил к ноге. Успокоился и весело посмотрел на Надю. Дескать, утаить хотела, а я все равно нашел. Не на того напала! Улыбка у него была вполне человеческая, и куриная лапа, которой он прижимал рыбу к ноге, приобрела очертания человеческой руки. Наконец до Нади дошло, что он искал лед. В кино показывали, как из морозилок извлекались кубики льда, которые всякие шикарные господа и дамы опускали в фужеры с заграничными напитками.
