Николай Леонов - Мщение справедливо
Галей долго наблюдал за напарником, аж скучно стало, вспомнил старого клоуна в очках и сарказм в его голосе, стало еще скучнее. Но в отличие от Акима Галей думал и о ликвидации Яшина. Решение пришло почти готовым, завернутым в узорчатую бумагу и перевязанным розовой ленточкой. Оно было столь просто и естественно, что походило на скверно изготовленный фальшивый червонец, который ты в пору безденежья поддал ногой на мостовой. Галей взвесил монету, попробовал на зуб, всмотрелся в профиль последнего императора, прочитал надпись, выбитую по ребру червонца, – все настоящее. Так какого дьявола ты валяешься тут, среди слюнявых окурков и мятых банок из-под пепси?!
Аким золотого червонца не видел. Галей опустил тяжеленную монетку в карман и сказал:
– Знаешь, Ленчик, мы разыграем кон иначе. Ты с ребятишками расплатись, наружку с Яшина сними. Он сам придет в указанное тобой место, вовремя придет. Он же не заявит по телефону: приходи, я тебе мозги вышибу! Он тебя захочет подловить, заявить, что деньги готовы, а ты якобы поверишь.
– Так он всю округу оцепит! – сказал Аким, и впервые в его глазах мелькнул страх.
– Какую округу? Москву? – Галей чуть было не рассмеялся. – Он кого искать будет? Он станет ждать, кто возьмет оставленный им пакет. Ты мудака уведешь от его «куклы», которую и будут «пасти» пара затруханных ментов. А ты шлепнешь героя и отправишься по своим делам. Меня в Москве не будет, я прилечу через день, ты получишь свои бабки, операция продолжится.
У Акима перехватило дух, не выдержал, спросил:
– Яшин не заплатит, а другие заплатят?
– И его долю тоже, – самодовольно ответил Галей. Судьбу напарника он определил. Решить его жизни лишь справедливо. Это называется «упреждающий ход», но лишать возможности примерить корону победителя слишком жестоко.
Да, Галею вдруг захотелось поболтать – никогда раньше он не имел зрителя.
– Мы разошлем оставшимся лохам письма, в которых выразим глубочайшее сожаление в смерти их неразумного партнера. И опять же с сожалением скажем, что долю безвременного почившего придется выплатить оставшимся в живых.
– Я не спрашиваю, кто они, но, судя по Яшину, его сотоварищи люди влиятельные.
– Все относительно, Аким.
– Они окружат себя такой стеной, не подберешься.
– А страх? Ты представляешь, всесильный человек не может в театр или кабак пойти? Они слышали: в России – беспредел. Человек на слух и по ящику ничего не воспринимает. Раз далеко, значит, не его. Возьмем тебя, Аким. Ты парень грамотный, газеты смотришь, знаешь, сколько человек на земле ежедневно от голоду мрут?
– Пойдем, выпьем, Бори".... Промозгло.
– В машине имеется. Хлебни, я за рулем. Аким достал из «бардачка» бутылку с винтом, сделал несколько крупных глотков. Галей наблюдал за ним с легкой улыбкой.
– Люди в Африке, в Индии от голоду мрут Тебя не колышет, верно? У тебя кусок хлеба есть, а те, что мрут, они далеко. Вот понимаешь, мы с тобой, остальные москвичи, вся Россия для правителей далеко. Говорят, что они не знают, что творится. Глупости! Они все прекрасно знают! Но творится все где-то далеко, а у них розовый толчок и все в полном порядке. А сейчас встанет на ноги, отдай деньги или помрешь? Ой как близко окажется!
– Галей, ты никак стихи пишешь?
– Точно, с рифмой спать ложусь. Потому они так судорожно воруют, боятся не успеть.
– А коли они страх победят, мы отступим?
– Победить свой страх может только человек в таком дел? тренированный. Ты говорил, они окружают себя стеной. И сколько они ту стену держать будут? У нас с тобой без их говенных долларов по несколько сотен будет Мы знаешь, сколько ждать можем?
– Долго, – подумав, ответил Аким. – Год так запросто.
– Если смерть Яшина их до срока не расколет, мы месяца через три еще один трупик уложим, а в записках укажем, что долги живых удваиваются, а ежели они твердо решили не платить, то лучше всем вместе собраться, выпить и удавиться.
– А ты, Галей, случаем, не за справедливость? Может, ты Робин Гуд?
– В России за справедливость ратуют только шизики, – ответил Галей. – Это кто о по-честному. А кричат о справедливости все. Кто громче кричит, тот больший кус урвать желает. Я тоже при своем куске. Как думаешь, удавятся они или не удавятся?
– Жалко, такие деньжищи пропадут.
– Да никогда они такого не сделают. За свою жизнь заплатят как миленькие.
– Могут сбежать, – хлебнув из бутылки еще, сказал Аким.
– Один может, но я его не отпущу, – ответил Галей. – Хватит мечтать, ля-ля разводить, давай о сегодняшнем дне думать. Вот ты, умник, выпил, я тебя к тачке подброшу, тебе за руль садиться.
– Да я ментов этих... – Аким встретился взглядом с Галеем и умолк.
– Афган... Десантник... Фуфло, – презрительно сказал Галей. – Поехали, но если ты на какой-нибудь мелочевке до ликвидации Яшина лопухнешься, снимаю с довольствия. Учти.
Глава девятая
Преступники в воскресенье второго апреля, если можно к их поступкам применить подобное выражение, развили бурную деятельность, а вот сыщики занимались ничем. Если бы они знали о письмах, то нашли бы себе занятие, а на нет и суда нет.
Крячко уехал с семьей в гости, где пытался привычно шутить, но все видели, настроение у Станислава отвратительное, и его усадили играть в шахматы.
Гуров вытер в квартире пыль, ждал звонка Татьяны, не дождался и приехал в кабинет, где делать было нечего, но зато отсутствовал соблазн выпить, да и могли случайно позвонить по делу. И сыщик дождался, позвонил Мишка Захарченко, сообщил такое, что лучше бы не звонил.
Вчера вечером Борис Галей в парадном виде уезжал часа на три, вернулся веселый, а: дал брату пять тысяч долларов, обещал в ближайшее время отправить в Болгарию отдыхать вместе с Мишкой. Чему Мишка был, естественно, рад неописуемо.
Пробыл Галей дома недолго, у него где-то явно еще хата имеется, ругался на солнцевских ребят, обзывал их шпаной. Особенно матюгнул Ленчика, заявив, что тот не авторитет, а мелкий кусошник.
Из полученной информации Гуров сделал два вывода. Якушев на сделку с Галеем пошел, а скорее всего, временно от него откупился. А Борис Галей и Аким Леничкин не сошлись характерами. Следовательно, либо Галей решил работать без партнера, либо станет искать партнера в другом месте.
Только полковник опустил трубку, как телефон вновь ожил, но это опять звонила не Татьяна, а мягкий мужской голос неуверенно произнес:
– Здравствуйте. Извините, что беспокою в воскресный день. Можно попросить Льва Ивановича Гурова?
У Гурова существовало несколько стереотипных ответов, но чутье подсказало, что следует говорить как можно мягче.
– Здравствуйте. Спасибо, что позвонили. У нас воскресный день – обычный, рабочий, Гуров вас слушает.
– Лев Иванович?
– Лев Иванович, – признался Гуров.
– Даже не знаю, с чего начать...
– Если вам не трудно, то проще назвать себя.
– Да-да, конечно. Вас беспокоит Юрий Олегович Ждан. У Бориса Николаевича много помощников, я один из них.
– Очень приятно, Юрий Олегович. Я вас слушаю.
– Понимаете ли, Лев Иванович, с того самого злополучного вечера мне не дает покоя одна мысль: почему был убит именно Игорь Михайлович Скоп? Я постоянно об этом думаю. Он, в силу своего служебного положения, не представлял интереса... Ну, финансового интереса. Он ничего ценного не распределял, фондов давно не выделял. Нехорошо так говорить о покойном, но занимаемая им должность была никому не нужна. Если быть честным, она никогда не была нужна, эдакий отстойник перед отправкой на пенсию. Вы меня извините, я лезу не в свое дело, но, может быть, хотели убить кого-нибудь другого?
– Возможно. У вас есть предположения?
– Если прибегнуть к методу исключения, то единственный, кого могли пытаться убить, это хозяин дачи.
– Мысль интересная. А вы бы не хотели со мной встретиться, Юрий Олегович? – спросил Гуров. – У меня тоже имеются весьма занятные мысли.
– С удовольствием, Лев Иванович, но я чиновник. Я не могу по своему желанию встать и уехать, тем более в вашу организацию.
Гуров чувствовал, почти был уверен, Ждан хочет с ним встретиться и поговорить.
– Нет проблем, я с удовольствием приеду к вам. Назовите час, завтра в... – Нет, нет, это абсолютно исключено. – Так. Вы обедаете, конечно, у себя, но могли бы...
Договорить Гурову не дали, раздались частые гудки. Гуров взглянул на определитель номера, набрал, в ответ снова частые гудки.
– Будь я проклят, если это не проделки супруги! – выругался Гуров и записал номер Ждана в блокнот.
В дверь постучали, не ожидая ответа, в кабинет вошел майор контрразведки Кулагин.
– Здравия желаю, Лев Иванович! – произнес он с ходу, бросил на стол Крячко папку, сел. – Вот и дожили, начали отстреливать своих.
– Своих легче, – философски ответил Гуров. – Кого?
– Шефа моего, полковника Ильина. Гуров взглянул недоуменно, после небольшой паузы сказал:
