Фридрих Незнанский - Виновник торжества
— Предположим, это был он. Хотя тоже не факт. Мало ли зачем человек спешил, даже если он высокий и здоровый. И не обязательно он воспользовался лифтом, мог спускаться по лестнице и о трупе в лифте вообще ничего не знать. Но, скорее всего, это он. Может, экспертиза хоть на этот раз даст какие-то дополнительные сведения о нем, если он находился в лифте и убийство — дело его рук. А кто жертва? Документы при ней были?
— Дорохова Людмила Леонидовна. При ней и паспорт, и студенческий билет, и именной проездной билет — полный комплект.
— Сколько лет? Где училась?
— В консерватории, на факультете народных инструментов. На домбре играла. Ей восемнадцать лет. Видимо, возвращалась из гостей. От нее чувствовался легкий запах алкоголя. На полу валялся букет цветов. Весь затоптанный. Видно, борьба была нешуточная. У нее царапины от его ногтей на обеих щеках, на шее, груди, руках. Кроме того на обеих руках при наружном осмотре обнаружены кровоподтеки, особенно в районе предплечья. Он ее держал за руки, когда она вырывалась.
— Изнасилована?
— Да. И задушена обеими руками.
— Как же соседи ничего не слышали? Ведь если он держал ее двумя руками, рот зажать ему уже было нечем.
— А он теперь действует как профессионал. Совершенствуется. Он ей в рот ее же шарфик затолкал.
Гоголев стоял у лифта, слушал отчет Салтыкова, а сам наблюдал за работой Крупнина. Только что увезли тело девушки на медэкспертизу, и Валера, все еще находясь под впечатлением увиденного, с мрачным видом занимался привычным делом, забыв о своих обычных шутках. Он что-то бормотал себе под нос, и Салтыков, прислушиваясь, уловил: «Сволочь… Чтоб тебе в аду гореть… Попадись ты мне… Я тебе все, что можно, оторву, а что нельзя — отрублю…»
Отчитавшись, Салтыков поехал к судмедэкспертам. В сторонке стояли несколько человек в милицейской форме и переговаривались, поджидая, когда Гоголев освободится. Наконец он повернулся к ним и приготовился слушать.
Он стоял в ванной под теплой струей душа и рассматривал свое тело. Он чувствовал себя сильным и смелым. В голове роились приятные мысли: «Они думают, что у них получится. Нет! Я хитрый и ловкий.
Я могу просчитать каждый их шаг. А они меня вычислить не могут. Я неуязвим — поэтому победитель. Они ездят в своей белой «девятке» и даже не догадаются ее поменять. Они поставили человека с букетом у консерватории, потом сменили на другого, потом поставили сразу двух, и те прогуливаются с независимым видом, будто кого-то встречают. Но я же вижу, как они смотрят на проходящих мужчин. И никто не догадается зайти выпить кофе в кафе напротив». Он затрясся от беззвучного смеха, представив себе, как они сидят за соседним с ним столиком, наблюдая за выходом из консерватории, и все испытывают одно и то же чувство — охотничий азарт.
Он рассматривал свое тело, и оно ему нравилось. Это было тело мужчины — сильное, ловкое, познавшее страсть и знающее, как утолить ее. Он не замечал дряблых складок под слегка отвисшим животом, слабых худых ног, которые он ставил косолапо, потому что страдал плоскостопием, его сильно скошенные плечи делали его фигуру похожей на медвежью. Он никогда не занимался спортом. Но природа наделила его недюжинной физической силой, и кажущаяся неуклюжесть была ему на руку. А свой острый ум он поставил на службу дьявольским планам.
Он выставил перед собой руки в свежих царапинах, аккуратно смазанных йодом, и вспомнил то восхитительное чувство от прикосновения к нежной женской коже на юной трогательной шейке, когда его руки касались ее, нежно поглаживая, затем сжимая пальцами, обхватывая ладонями, и что-то хрустело под его чуткими пальцами в то время, когда он проникал в этот живой организм, называемый женщиной. И когда огненная лава наслаждения подхватывала его, унося в секундное забытье, он стремительно падал в пропасть, уже не боясь боли от неизбежного столкновения с дном, куда увлекала его мощная волна наслаждения.
Старушка в квартире № 120 вынырнула из неглубокого сна от странных звуков — мужской голос пел, пытаясь справиться со своим неумелым голосом. У него это получалось плохо, он отчаянно фальшивил, но вновь и вновь пытался вывести какое-то подобие мелодии, совсем никудышной, жалкой, примитивной, неприятно режущей слух. «Какой ужасный голос, — подумала старушка, — и зачем петь, если совсем не умеешь? Да еще так поздно…» Слуховые галлюцинации ее мучили последние годы почти каждую ночь, и она попыталась уснуть, безнадежно вздыхая и долго устраивая свое высохшее тельце на продавленном диване. Голос вскоре затих, и старушка уплыла в серую дымку тумана, который зыбкой стеной стоял у края дороги, где она в одиночестве задумчиво вглядывалась в неизведанную даль. Ей было двадцать лет, и она работала сельской учительницей. Впереди была вся жизнь…
Гоголев тяжелым шагом мерял кабинет, поглядывая из-под насупленных бровей на сидевших вокруг большого стола оперов.
— Помимо патрулирования улиц с особым вниманием нужно отнестись к скрытому наблюдению на местах преступления. Возможно, убийца вернется, тут-то мы его и накроем. Ведь бывают случаи, когда даже через месяц преступник возвращается. В наших случаях все нападения имеют четкую «привязку» к одному и тому же району. В трех случаях из четырех тоже наблюдаются совпадения, все девушки — студентки консерватории. То есть у него явная тяга к интеллигенции. К тому же, возможно, он отличается любовью к музыке. И эти два фактора каким-то образом диктуют его страсть именно к девушкам-музыкантам. Его поведение типично для сексуального маньяка. Действует он логично и рационально, весьма осторожен. На месте преступления наводит относительный порядок. А теперь внимание наблюдателей — он может вернуться для оживления аффективного возбуждения, того состояния, в котором пребывал во время совершения преступления. Еще раз предупреждаю: соблюдайте особую осторожность, не светитесь понапрасну.
Стулья задвигались, все направились к выходу, переговариваясь между собой.
— Знаешь, Женя, что меня больше всего бесит? — обратился Салтыков к Мартынову, пропуская его вперед. — По опыту знаю, что преступники такого типа чаще всего воспитывались в благополучных семьях, внешне ведут вполне благопристойный образ жизни, у многих есть семья, дети. У них неплохое образование, и профессии выбирают вполне престижные — среди них встречаются педагоги, юристы, врачи, инженеры… Правда, на работе частенько возникают проблемы, им кажется, что их недооценивают. И коллеги почему-то относятся с недоверием, хотя и отмечают их вежливость, покладистость характера… Но в какой-то момент у них в мозгу что-то такое происходит, как будто перегорает какой-то предохранитель, и — все! Они игнорируют любые нормы в сексуальных отношениях. А при совершении все новых преступлений у них возникают аномалии, которыми они и руководствуются. То есть внешне они обычные люди, каких тысячи. Помнишь дело Суханова? Я еще тогда удивился, как такое могло произойти: отец — профессор биологии, мать — директор школы, благополучная семья, никаких материальных проблем, у родителей высокий социальный статус. А поди ж ты — в таких, можно сказать, тепличных условиях сформировался маньяк-убийца, погубивший шесть человеческих душ…
— Помню я это дело, не все так просто с ним было. Мать его карьерой занималась, не очень-то ей интересно было на него свое драгоценное время тратить, воспитание свела к чрезмерной опеке и сверхконтролю. Такое воспитание тормозило его самостоятельность и ответственность. Он рос неуверенным, тревожным, агрессивным… И отец не занимался сыном, занят был, да и вообще парень во всем зависел от матери. Вот сынок и вырос в полном неверии в свои возможности, беспомощный перед трудностями. А убедившись в своей неприспособленности, стал прятаться в мир фантазий, где казался себе героем в любой конфликтной ситуации. Я своей Надежде твержу — хватит цацкаться с Вовкой, дай ты ему возможность самостоятельно решать свои проблемы. Она парня в тринадцать лет в школу провожала, а надо было всего лишь проехать три остановки на троллейбусе.
Из школы встречала, вместо обеда с работы срывалась, чтобы малютке и суп разогреть. Сама уже есть не успевала, желудок теперь у нее больной.
— Я твою Надежду понять могу, все-таки Вовка у вас один, да еще поздний ребенок… Какая мать с катушек не сдвинется, родив первенца в тридцать восемь лет? Моя Любаша, когда Степку рожала, познакомилась в роддоме с одной такой же старородящей, не в обиду вам будет сказано. Та в тридцать пять первенцем разродилась. У нее точно крыша поехала — носилась по всему роддому со слезами счастья на лице. Всем встречным-поперечным хвасталась, что сынка произвела на свет. Любаша мне потом говорила, что ей как-то даже неловко перед этой героиней было, хотя она сама второго родила, но почему-то такого состояния эйфории не испытывала. Радовалась, конечно, но ведь не Героя Советского Союза явила миру.
