Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн
– Совершенно верно, бабушка, – ответил ласково О’Нил, – и пусть оно вас больше не беспокоит. Бедняга мистер Стаффорд тоже в могиле, или его вот-вот похоронят. Будем надеяться, что этого будет довольно даже для мисс Маколи.
Ада вздрогнула, и взгляд ее выразил еще большее отвращение.
Внезапно вернулся к действительности Проспер. До этого момента он, казалось, пребывал в оцепенении, которое сейчас как рукой сняло.
– Всё, мистер Питт, на этом разговор закончен! Мы ничем не в силах помочь вам, – заключил он отрывисто. – Всего хорошего. Вам надо искать ответ на вопрос, кто убил мистера Стаффорда, в другом месте. Несомненно, у него были враги… – Он оборвал себя, и фраза повисла в воздухе. Ему не хотелось говорить плохо о мертвом – это вульгарно, – но было совершенно ясно, что он имеет в виду.
– Благодарю за любезность, которую вы оказали, приняв меня, мэм, – адресовался Питт к несгибаемой Аде, а заодно и к Харримору.
С ними разговор окончен, ничего не поделаешь. Тем более что из О’Нила тоже ничего не удастся выжать. Мнение о том, что Стаффорд желал лишь снова утвердиться в своей правоте, очень правдоподобно, на это нечего возразить. Эти люди не причастны к убийству Кингсли Блейна, и следствие по делу не обращалось к ним за информацией.
– Не стоит благодарности, – ответила старая дама, но с непримиримостью и повинуясь только требованиям вежливости. – Желаю вам удачного дня, мистер Питт.
Проспер взглянул на мать, потом на инспектора, натянуто улыбнулся и протянул руку к звонку, чтобы горничная проводила гостя до выхода.
Вновь очутившись на спокойной, тихой улице, Питт стал обдумывать случившееся. Да, все больше и больше становится похоже на то, что опиум во фляжку влили или Джунипер Стаффорд, или Адольфус Прайс. И действительно, какой бы тщетной или просто невозможной ни выглядела такая затея по здравом размышлении, в горячке страсти они могли вообразить, что смогут быть счастливы, если Стаффорд умрет, что обретут радость, в которой им отказано при его жизни. Одержимость часто неспособна видеть дальше определенной границы, и плотский голод пожирает все силы ума, пока его не удовлетворишь любой ценой.
Неужели эти двое охвачены именно таким чувством? Вот это и надо расследовать. Губы Томаса искривило отвращение. Он ненавидел вмешательство в запретную область чувств. Есть людские слабости, о которых не полагается знать третьему, всегда лишнему, и безрассудная, неутолимая страсть одного человека к другому относится к их числу. Такие страсти не делают человека духовно богаче – нет, они делают его мельче и в конечном счете разрушают, как, по-видимому, разрушили Джунипер Стаффорд и ее любовника.
Но прежде чем искать доказательства этого преступления, Томасу совершенно необходимо освободить голову от мысли о деле Блейна – Годмена. Ему уже весьма много известно о нем, хотя могут существовать еще кое-какие обстоятельства и подробности, известные лишь полиции. Кроме того, Питту хотелось составить собственное представление о людях, которые проводили тогда расследование, и о давлении, оказанном на них, а также определить область возможных неточностей и ошибок. И, если удастся, ознакомиться с их собственными впечатлениями от дела и следствия.
Томас медленно шел по направлению к уличному перекрестку, сунув руки в карманы и обдумывая все на ходу. Он не любил обращаться к давним впечатлениям и прежним расследованиям, но выбора не было. Нет, он попытается заняться этим делом, причем самым тактичным образом, и теперь тщательно и не спеша обдумывал, с чего начать расспросы, и подыскивал нужные слова.
Незадолго до полудня Томас приехал в полицейский участок на Шефтсбери-авеню.
– Да, сэр? – вежливо обратился к нему дежурный сержант с подобающе бесстрастным выражением лица.
– Я инспектор Питт с Боу-стрит. У меня возникло одно затруднение; полагаю, вы могли бы разрешить его, если уделили бы мне немного времени.
– Да, сэр. Полагаю, мы сделаем все, что в наших силах. Какое же это затруднение?
– У меня на руках трудное дело. Его можно до некоторой степени прояснить, если знать кое-какие обстоятельства другого дела, о котором вы можете кое-что знать. Я был бы очень благодарен за возможность поговорить с полицейским, которому было доверено заниматься расследованием, имевшим место примерно пять лет назад. Это убийство на Фэрриерс-лейн.
Лицо сержанта омрачилось.
– Но тогда все было расследовано до конца и незамедлительно, мистер Питт, и наведен полный порядок. Не осталось никаких сомнений, все было закончено. Я сам имел отношение к тому делу и знаю об этом наверняка.
– Да, это мне известно, – успокаивающе произнес Питт, – и мое затруднение не связано с вопросом, кто виноват, – лишь с выводами, к которым пришло следствие. Мне необходимо переговорить с офицером полиции, в чьем ведении находилось это дело, если позволите. Он все еще служит?
– Не только служит, но его еще и повысили тогда. Он замечательно со всем управился. – Дежурный сержант бессознательно расправил плечи и слегка вздернул подбородок. – Это старший инспектор Ламберт. Смею сказать, он будет рад, если сможет вам помочь. Я тоже попрошу его об этом, инспектор.
Таким образом поставив Питта на место, он направился в помещение, находившееся в глубине здания, и через несколько минут вернулся с сообщением, что если мистер Питт изволит подождать минут десять, то мистер Ламберт не прочь с ним повидаться.
Томас вежливо согласился, хотя его так и подмывало ответить сержанту столь же снисходительно.
Пять минут он прождал стоя, постукивая каблуками, затем сел на деревянную скамью и прождал еще десять минут, потом опять встал, но тут появился молодой констебль и повел его в маленький неопрятный кабинет, где от потрескивающего огня в камине было так жарко по сравнению с холодной приемной, что хотелось бежать отсюда без оглядки. Чарльз Ламберт принял его вежливо, но настороженно. Ему было около пятидесяти, он уже сильно полысел, но черты его лица были правильны и приятны, а взгляд ясен.
– Доброе утро, Питт, не так ли? Садитесь. – И он махнул на второй стул. – Извините, что заставил вас ждать. Очень занят. Полно всяких скверных краж и ограблений. Мой сержант сказал, что вам требуется помощь. Чем могу быть полезен?
– Я занимаюсь делом об убийстве судьи Сэмюэла Стаффорда.
Ламберт удивленно вскинул брови.
– А я не знал, что его убили! Считал, что он внезапно умер в театральной ложе.
– Совершенно верно. От яда.
Ламберт покачал головой, выпятив нижнюю губу.
– Мой сержант упомянул о Фэрриерс-лейн. Какое отношение может иметь убийство Стаффорда к этому делу? – Голос у него звучал настороженно. – Ведь с ним было покончено пять лет назад, и не он председательствовал на суде. Судьей был Телониус Квейд. Впрочем, я это говорю не к тому, что остались какие-то сомнения в справедливости приговора или судопроизводства.
– Но последовала апелляция, – ответил Питт так спокойно, как только мог. Необходимо помнить, твердил он себе, что ничего не добьется, если рассердит Ламберта или заставит его защищаться. – Полагаю, после суда не возникло никаких новых свидетельств?
– Абсолютно ничего и никогда. Просто имела место отчаянная попытка спасти человека от виселицы. Понятная, но безуспешная.
Питт сделал глубочайший вдох. Ничего он не достиг. В данном случае такт себя не оправдывает.
– Стаффорд опять стал рассматривать то дело. В день своей смерти он опросил нескольких людей, которые сначала тоже подозревались в убийстве.
Лицо Ламберта стало жестким, и он слегка выпрямился.
– Не понимаю, зачем ему это понадобилось. – В его голосе зазвенела стальная нотка. – Разве только сестра повешенного каким-то образом повлияла на судью… – Он пожал плечами в знак того, что не одобряет как саму идею пересмотра дела, так и чье-то возможное давление на Стаффорда. – Она красивая женщина и одержима мыслью, что брат ее невиновен. Да, очень неприятно делать такое допущение, даже думать об этом противно. – В голосе Ламберта снова послышалось раздражение, он словно собирался с силами. – Но такое бывает. Стаффорд не первый мужчина, который потерял самообладание перед красивой и решительной женщиной.
Питт рассердился, но попытался скрыть свои эмоции.
– Да, конечно, бывает и так. Но, понимаете ли, чтобы говорить об этом наверняка, я должен располагать очень вескими доказательствами. Вдова воспримет это болезненно, а также и его коллеги по судейскому цеху, – он выдавил из себя улыбку, хотя совсем не чувствовал желания улыбаться. – Это поставило бы под вопрос добродетель и здравый смысл всех этих людей, если мы заявим, что Стаффорд просто задурил из-за красивого личика и до такой степени потерял рассудок и забыл то, чему его научила жизнь, что решил пересмотреть дело. Мое положение будет очень незавидно, если я стану утверждать подобное и не смогу этого доказать.
