Мика Валтари - Современный финский детектив
Торжество зла (хотя и не остающегося в конечном счете безнаказанным) мы наблюдаем на страницах романа Маури Сариола (1924—1985) «Сусикоски и Дом трех женщин» (1984). Действие здесь разворачивается, как сказали бы у нас, в глубинке — и глубинка эта оказывается достаточно похожей на дореволюционную русскую… А три женщины — владелицы Дома — неуловимо напоминают чем-то чеховских героинь.
Сходство, разумеется, весьма отдаленное. Потому что три хозяйки Дома, по нашей терминологии, не помещицы и даже не кулачки, а просто зажиточные крестьянки. И потому, что могут они — вместе и порознь — слетать на отдых в Грецию, когда им заблагорассудится. И потому, что не гнушаются при этом никакой работой ни в доме, ни в лесу, ни в поле. Но ведь любое сравнение тем и хорошо, что позволяет выявить отличия.
Композиция произведения «Сусикоски и Дом трех женщин» вполне соответствует канонам, по которым строится финский детективный роман. Сперва безобидный старик, пьяница и самогонщик и к тому же превеликий выдумщик, сообщает, что на него совершено нападение, лишь чудом не обернувшееся его гибелью. Потом чрезмерно подробно описывается его собственное преступление — потрава деревьев в чужом березняке. Потом вступают в игру местные полицейские, один из которых — молодой, недавно прибывший сюда констебль — выделяется и умом, и хваткой, и профессионализмом. Это он «выходит» на Дом трех женщин, в котором, как поговаривают, творятся странные дела, и вступает в сложные взаимоотношения с тремя его обитательницами. Ожидаешь, что именно Илола остановит преступника, если, конечно, по страницам романа и впрямь бродит настоящий преступник.
Но тут происходит убийство. И сыщик Илола оказывается в полной растерянности, хотя у него, наряду с прочим, теперь имеются и личные мотивы поймать убийцу. Но ничего не получается: следствие топчется на месте, нити обрываются, у всех, всплывших к этому времени, подозреваемых — неотразимое на первый взгляд алиби. Совершается второе убийство. И только тут к расследованию подключается знаменитый Сусикоски — сквозной персонаж многих романов писателя, чрезвычайно популярных в Финляндии (как популярен и сам образ Сусикоски).
Сусикоски — персонаж компилятивного происхождения. Что-то в нем есть от Эркюля Пуаро (в частности, разработанная им теория преступлений), что-то — от комиссара Мегрэ, что-то, не исключено, даже от сельского детектива из романов швейцарского писателя Фридриха Глаузера. Конечно же, оказавшись на месте преступления, Сусикоски с легкостью раскрывает его, а поймать убийцу ему помогает Интерпол. В таком диапазоне — от браконьерства по части березового сока в финской глуши до Греции и Интерпола — разворачивается действие. Роман, как сказано выше, принадлежит к поджанру полицейского, есть в нем элементы триллера и «who-done-it» («ху-дан-ита» — романа-головоломки, главный вопрос в котором — кто это сделал — решается в ходе повествования), но классическим — в смысле построения — детективом его никак не назовешь.
Однако не будем спешить осуждать автора за определенную беспомощность: может быть, она была преднамеренной. Конечно, мы привыкли к тому, чтобы главный расследователь участвовал в раскрытии дела с самого начала, а то и — как во многих романах Агаты Кристи — становился невольным свидетелем преступления. И появление расследователя — он же традиционный мститель, рука правосудия — лишь в последнем акте разыгравшейся на наших глазах драмы вызывает у нас недоумение и ощущение какой-то искусственности. Игры? Нет, именно искусственности. Ощущение игры оставляет как раз детектив, в котором все гвозди вбиты по самые шляпки, все ружья стреляют, все действующие лица перечислены заранее, как в пьесе. Но ведь жизнь не игра, она шире любой схемы, в том числе и детективной, энтропические шумы, возникающие и господствующие в ней, не совпадают с «ложными следами» шахматной задачи, с которою часто сравнивают детективную литературу.
Ведь и впрямь: случайное подключение знаменитого или просто профессионально хорошо подготовленного сыщика к расследованию банально начавшегося дела, если оно (подключение) происходит в самом начале следствия, выглядит и является куда менее естественным, чем вмешательство подобного же персонажа в качестве deus ex machina («бога из машины») в разгаре или в завершении череды нераскрытых преступлений. Первый вариант развития событий представляет собой условие игры, принятое среди авторов детективного жанра, второй — их осознанное желание следовать канонам жизненной правды. Этот, второй, вариант и избирает Маури Сариола, давая тем самым понять, что пишет он в первую очередь реалистическое произведение, а уж во вторую — детектив.
Атмосфера на страницах романа «Сусикоски и Дом трех женщин» царит тягостная, безрадостная. Раскрытие преступлений не приносит никому ни радости, ни награды. Да и нет в романе персонажей (во всяком случае, из остающихся в живых к его концу), к которым мы могли бы испытывать теплые человеческие чувства. И если бы не своеобразный юмор, проявляющийся у Маури Сариола — хотя в меньшей степени, чем у Мика Валтари, но все же проявляющийся, — роман оставлял бы, пожалуй, однозначно гнетущее впечатление. И веет тут уже не чеховскими интонациями, а толстовскими, горьковскими, вспоминается «Власть тьмы», на ум приходят страшные мужики Горького. Иначе и быть не может, ведь лейтмотив происходящего в романе — слепая человеческая алчность.
И уж откровенно трагическое звучание имеет роман «Харьюнпяа и кровная месть» (1984), принадлежащий перу М. У. Йоэнсуу.
Матти Урьяна Йоэнсуу (род. в 1948 г.), в прошлом сам полицейский, является автором многих остросюжетных романов, раскрывающих в основном тайные механизмы работы полиции в довольно резкой обличительной форме. В этом отношении его можно сопоставить с уже упоминавшимися шведскими авторами Пером Валё и Май Шеваль, творчество которых хорошо известно нашему читателю.
Впрочем, современное буржуазно-демократическое общество, принимая направленную по его адресу острую социальную критику, ухитряется тем не менее интегрировать ее носителя в свои ряды. Так и происходит с Йоэнсуу, получившим за свои обличительные произведения государственные литературные премии 1976, 1982 и 1985 годов.
Сквозной герой серии полицейских романов Йоэнсуу — служащий криминальной полиции Харьюнпяа. Так и называется открывающий серию роман — «Служащий криминальной полиции»[1]. Харьюнпяа честен, умен, храбр — и обречен на поражение в борьбе с превосходящими силами противника. Причем «противником», вопреки ожиданиям (хотя и не вопреки одному из канонов жанра), как правило, становится не преступник, а собственный недобросовестный начальник и весь находящийся у него в подчинении аппарат подавления… Напрашивающаяся параллель с работой наших органов (еще недавно это выглядело бы рискованно) сегодня способна вызвать разве что горестную усмешку («Нам бы ваши заботы, господин учитель!»). Правда, в недавней повести двух советских авторов[2] впервые, кажется, была предпринята попытка написать нечто сходное и о нашей славной прокуратуре, но в повести этой гласность имеет четкие временные и пространственные границы: время действия — олимпийский 1980-й год, место действия — Узбекистан. Отметим, что нечто похожее начал чуть раньше писать ташкентский прозаик Рауль Мир-Хайдаров, за что ему сразу жестоко отомстили.
Конечно, есть существенное отличие между отечественными обличениями и финскими. У нас речь идет о перерожденцах (оборотнях), коррумпированных представителях коррумпированной в целом системы. У Йоэнсуу — о людях настолько ограниченных и предубежденных, что одно это свидетельствует об их непрофессионализме, а следовательно (если подходить строго объективно) — и о преступном характере их действий. Неполное служебное соответствие, оборачивающееся злоупотреблением властью.
И в основе всего этого лежит ксенофобия. На этот раз в несколько неожиданной для нашего читателя ипостаси. Речь идет о проблемах финских цыган.
Собственно говоря, проблем этих на первый взгляд нет. Цыгане не кочевые, а оседлые, если и не вписавшиеся еще в благополучное финское общество, то старательно и небезуспешно к этому стремящиеся. Ну, не без пережитков, конечно. И один из них — обычай кровной мести. Матти Урьяна Йоэнсуу умело показывает немотивированность подобного поведения. Представители двух некогда враждовавших цыганских семей ведут одинаково отчаянную борьбу за существование, у них, по сути дела, общие интересы и общие цели. И позже, когда события приобретают совсем скверный поворот, былым врагам удается, кстати говоря, преодолеть вековой обычай и найти общий язык. Но пока этого не произошло, молодыми цыганами владеет запрограммированный родовой автоматизм предписанных действий — и кровная месть совершается. Правда, это еще присказка.
