Новогодний сюрприз - Рудольф Васильевич Ложнов
— А конкретнее можно?
— Можно и конкретнее. Но вначале я должен поговорить с работником, ведущим учёт, чтобы не ввести вас в заблуждение.
— Хорошо, — включился в разговор Бобов. — Скажите, Антон Петрович, этот журнал представляет для цеха особенную ценность? Он не секретный?
Хомутов устремил свои глаза на Бобова и проговорил:
— Я бы не ставил вопрос в такой категоричной форме. Мы соответственно ведём учёт выдачи инструментов для отчётности. Это необходимо. Иначе нельзя. Но после, как отчитались: за месяц или за квартал — журнал уничтожаем по ненадобности. Если говорить по-простому, то он нам практически не нужен. Нужен, пока не отчитались. Для вас этот журнал имеет какую-то ценность или нет, это уже, как вы решите, не так ли?
— Хорошо, — сказал Бобов. — Антон Петрович, скажите, каким образом уничтожаете журналы: создаёте комиссию и в присутствии её сжигаете или выбрасываете в мусорный контейнер?
На лице Хомутова изобразилась лёгкая смешная улыбка.
— Ну что Вы! Зачем усложнять ситуацию. Никакой комиссии не создаём. После, как произвели отчёт, журнал этот просто выбрасывают.
— Выбрасывают куда? — быстро спросил Бобов.
— Простите, я не интересовался.
— С журналом всё ясно, — сказал я. — Антон Петрович, у нас к Вам есть ещё одна просьба.
— Я весь в вашем распоряжении. Спрашивайте. Если ваша просьба входит в мои полномочия, я с удовольствием удовлетворю её. Что у вас?
— Очень даже в ваших полномочиях, Антон Петрович. Мы бы хотели поговорить с начальником смены цеха, работавшего в ночь на Новый год, то есть с тридцать первого декабря на первое января. Это возможно?
Хомутов весело улыбнулся и добродушно ответил:
— По этому вопросу, как я полагаю, проблем не будет. Подождите чуточку. — Он поднялся со своего места, подошёл к стоящему сбоку его стола шкафу и взял какой-то журнал. После вернулся, сел на своё место. Открыл журнал и, посмотрев на график работы смен, сказал:
— В ночь на первое января этого года работала смена инженера Скиднова Николая Ивановича. Вам, товарищи сыщики, крупно повезло, — и лицо начальника цеха расплылось в улыбке, — Николай Иванович сейчас находится на своём рабочем месте, то есть в цехе. Если вы хотите поговорить с ним в кабинете, то сейчас же пошлю за ним.
Антон Петрович по-молодецки, хотя ему на вид более шестидесяти лет, поднялся со своего места и направился, было, к выходу из кабинета, но я остановил его.
— Антон Петрович, давайте поступим иначе. Не надо его приглашать в кабинет. Зачем отрывать его от работы. Мы можем поговорить с ним в цеху, не отрывая его от работы. Кроме всего прочего, у нас есть свой интерес побывать в цеху. Вы простите, Антон Петрович, за наивность, но нам: мне и Николаю Никифоровичу — очень хочется посмотреть, как варится сталь в мартеновских печах и, заодно, работу сталеваров. Читал книги о сталеварах, читаю в местной прессе про металлургов, смотрел кинофильмы, но воочию, то есть на ощупь, не видел всё это. Хочется, как говорится, прощупать руками, ощутить сам воздух, саму атмосферу, сам дух металлургов. Хотя бы наяву поприсутствовать при всех этих операциях. Лично я в молодые годы, до работы в милиции, трудился в шахте. Потому знаю тяжёлый труд шахтёра, как добывают уголь, знаю атмосферу, дух шахтёров. Просто стыдно иногда слышать от друзей, знакомых, что мол, живёшь в городе металлургов, а как варят сталь и как работают мартеновские печи, не видел. Это ненормально, так ведь, Антон Петрович?
— Я вполне Вас понимаю и сочувствую, — сказал Антон Петрович, приветливо и с отеческой заботливостью посмотрев на меня. — Этот недостаток, этот пробел мы сейчас же исправим! — Обворожительная, ласковая улыбка покрыла всё его лицо. — Пойдёмте!
Антон Петрович первым направился к выходу из кабинета, и мы последовали за ним. Мартеновский цех встретил нас непривычной для обычного городского жителя обстановкой. В цехе стоял разнообразный шум: двигались туда-сюда краны, туда-сюда сновали рабочие, было очень душно. Мощные, шумные вентиляторы не успевали нагретый и пыльный воздух выбрасывать наружу. Шум их поглощал голоса людей. Несмотря на множество электрических лампочек, в цехе было сумеречно и как-то завораживающе, настораживающе.
За начальником цеха мы поднялись на рабочую смотровую площадку, где находился начальник смены, инженер Скиднов. С этой площадки хорошо просматривался весь цех, что делалось в нем и что надо делать. Скиднов, увидев своего начальника цеха, поднявшегося на смотровую площадку, подошёл к нему. О чём они говорил, из-за большого шума нам не было слышно. Скиднов, выслушав начальника цеха, подошёл к нам и громко произнёс, чтобы мы слышали:
— Антон Петрович сказал, что вы хотите посмотреть работу мартеновской печи?
— Да. Очень были бы рады! — во весь голос, почти одновременно выкрикнули мы с Бобовым, боясь, что Скиднов не услышит нас.
— Отлично! Вам повезло. Вы вовремя пришли. Сейчас начнётся выпуск плавки, вон из той печи, — и Скиднов рукой показал в сторону печи, возле которой подручный сталевара длинной пикой пробивал выпускное отверстие печи.
— Теперь будьте внимательны! — послышался сбоку от меня, возле правого уха голос Скиднова. — Как только пробьёт отверстие, по жёлобу из огнеупорного материала потечёт жидкий металл…
В этот момент подручный сталевара сделал последний удар пикой, и мгновенно раскалённый добела жидкий металл с шумом вырвался из отверстия и потёк по жёлобу, ярко освещая сумеречное пространство цеха.
По струе жидкого металла побежали синие гребешки пламени, и искры над пламенем затеяли какой-то весёлый, причудливый, бесшабашный, только им понятный хоровод. Этот хоровод растянулся по всей длине жёлоба. Поставленный в конце жёлоба ковш быстро наполнился жидким металлом, и крановщик поднял его и, установив его над изложницами, стал разливать жидкий металл в изложницы, то есть в специальные формы.
При разливе и при соприкосновении с изложницей жидкая сталь стала выбрасывать снопы искр, которые образовывали феерическую картину. Сколько изложниц, столько снопов искр, и они, перекрещиваясь в воздухе, создавали восхитительное, непередаваемое, неописуемое словами зрелище! Нельзя было смотреть на такое зрелище без восхищения, удивления и волнения. Не найдётся, наверное, человека, увидевшего такое сказочное, красивое зрелище и оставшегося равнодушным и спокойным…
Я так засмотрелся на это удивительное зрелище, что забыл, где нахожусь. Не сдержав своего восхищения и радости, воскликнул:
— Да-а-а! Как красиво! Восхитительно! Изумительно!
— Что, красиво? Понравилось? — вдруг я услышал голос Скиднова. Я обернулся на голос. Увидел довольного и улыбающегося инженера. — У вас есть ещё время?
— Думаю, что да.
— Очень хорошо. Тогда вы увидите другую, не менее интересную картину. Будете тоже довольны. Сейчас начнутся работы по загрузке печи. Смотрите, уже начинают!
Мы всё своё внимание обратили
