Фридрих Незнанский - Последнее слово
Еще стало известным, что той же осенью, когда спешно уничтожались важнейшие документы, которые не успели вывезти в Куйбышев, были сожжены и многие секретные материалы, хранившиеся на Лубянке. Не избежало этой участи, вероятно, и то малое количество обязательных копий плана «Сто объектов». Но оригинал якобы отбыл в Куйбышев, где тогда расположилось уже советское правительство и центральный штаб НКВД. Имелись у исполнителей приказа об уничтожении «ста объектов» и детальные приложения к этому плану, по которым им следовало действовать, когда сверху поступит сигнал.
История в самом деле показалась Олегу фантастической. В нее трудно было поверить нормальному человеку, воспитанному советской пропагандой в духе абсолютного доверия ко всем решениям и свершениям коммунистической партии. Это был уже как бы условный рефлекс.
Так что, с одной стороны, он смолоду привык верить вескому слову государства, а с другой, когда все развалилось и верить стало вообще некому, кроме разве что того, кого ты сам выбрал себе в наставники, начали возникать сомнения типа: а может, действительно правда то, о чем рассказал Андрей, то, что он услышал от своего знакомого, уже самим родом своей деятельности в прошлом причастного к высшим государственным тайнам?! Тем более что Олег слышал, что в подвалах здания Госплана в Москве, в котором теперь заседала Государственная дума, еще где-то в восьмидесятых годах при проведении ремонтных работ было обнаружено, причем совершенно случайно, несколько сот килограммов аккуратно сложенной в штабеля взрывчатки. Или вот совсем недавно, когда разобрали стены гостиницы «Москва» и стали рушить фундамент, тоже наткнулись на тысячу с чем-то килограммов — считай, больше тонны — тротила. И это — факт! А сами власти всякий раз, скромненько этак, уходят от прямого разговора. И на все у них один ответ: ничего не знаем, нет никаких сведений, и вся эта болтовня в печати, скорее всего, очередная «страшилка», желание пощекотать обывателю нервишки, а конкретно — жажда погреть руки на очередной, высосанной из пальца якобы сенсации.
Еще Олег прекрасно знал, что в земле постоянно находят «сюрпризы», оставшиеся от прошлого, в основном с военных времен — все эти мины, снаряды по лесам, где ведутся раскопки «черными» следопытами. И когда чиновники всех рангов говорят, что опасности от этих находок, по существу, нет никакой, — это враки, самая настоящая ложь. Взрываются на них, да еще как! Сколько примеров тому, сколько дураков покалеченных!..
Значит, если этот бывший подполковник Савин обладает сведениями о таких мощных закладках в Москве — а не верить сейчас Андрею Олег просто не мог, даже если бы и захотел, — то, получается, у этого мужика в руках невероятной силы оружие. И тот, кто сумеет его применить, — ого!
Савин говорил также своему молодому другу, что после войны в некоторых местах, о которых остались точные сведения, эти закладки потом вынули и уничтожили, а вот в других местах, которые за неимением точных планов проверить уже практически невозможно, эти мощные заряды остались и так и лежат до сих пор. Сам Савин был знаком с одним из тех бывших сотрудников НКВД, который осуществлял розыскные операции, и тот ему якобы рассказал об этом по большому секрету. С указанием даже конкретных мест некоторых закладок. Осталось только проверить. А это можно сделать, если детально продумать как, чтобы не привлекать постороннего внимания.
В общем, сказать, что эта история потрясла Олега, значит, ничего не сказать.
— А про наш, Киевский вокзал, — вдруг осенило его, — не помнишь, этот твой мужик ничего не говорил?
— Про Киевский вокзал? — Андрей, кажется, уже основательно захмелел. — Может, и говорил, сейчас не помню. Могу позвонить и спросить. А что?
— Ты не сходи с ума, — шикнул на приятеля Олег. — И вообще, больше не болтай на эту тему. Мне рассказал, и хватит. Не дай бог, кто услышит, донесет — и снова загудишь, но уже без возврата. Сам, что ли, не понимаешь?
— Да я только тебе… — Возможно, Андрей уже жалел, что развязал язык. — А ты обещал…
Ничего ему Олег не обещал, разумеется, но немедленно поклялся, что и сам никому ни слова не скажет об их разговоре. А про себя подумал: «Вот где действительно настоящее дело!» И решил позже обсудить эту сенсацию с теми, кто по-настоящему понимал толк в подобных вещах. Но, уже прощаясь, закругляя долгую беседу, поскольку времени до ухода на работу у него оставалось совсем мало, он напомнил Андрею, что ждет его у себя, на вокзале, назвал адрес и объяснил, как найти, а потом, словно невзначай, напомнил:
— Так ты, когда встретишься со своим корешем, спроси все-таки про наш Киевский. У меня же там все схвачено, и я с моими ребятками мог бы вам здорово пригодиться.
И Андрей обрадовался такому повороту событий. Во-первых, Олег был ему добрым приятелем, который проявил-таки свою заботу о нем, а эти вещи надо ценить, и, во-вторых, намек на то, что именно на Киевском вокзале вполне можно без особых трудностей провести первую громкую акцию, от которой все действительно вздрогнут, было бы просто здорово. Правда, как еще на такое предложение посмотрит сам дядя Коля. Все же его мнение тут было самым главным…
Глава четвертая Жажда мести
1
То, что не разрешает закон, позволяют деньги. Чаще — большие, в редких случаях — очень большие.
Этот принцип уже успели усвоить все бизнесмены новой демократической России. Собственно, принцип не новый, он, как факт, существовал в России во все века, но лишь с появлением демократической формации стал всеобъемлющим.
Поэтому когда Султан Натоев приехал в Калужскую колонию в первый раз, он твердо знал, что надо просто поискать, поспрашивать местное население, с кем из руководства этого исправительного учреждения стоит иметь дело. А может, вовсе и не к руководству надо соваться со своим интересом, а к самому рядовому вертухаю? Словом, ситуация подскажет. И подсказала.
Вполне разумным и способным к деловому контакту оказался контрактник Рожков Петр Семенович. С ним Султан встретился возле поселкового магазина. Спросил, как у случайного прохожего, где тут можно устроиться на день-другой. Естественным был ответный вопрос: а что привело в эту глушь приличного человека?
Султан и выглядел весьма прилично — в хорошем, дорогом костюме, с аккуратно подстриженной рыжеватой бородкой, солидный и вежливый. И машина у Натоева была большая, иномарка. От него так и пахло хорошими деньгами.
Рожков сразу сообразил, что приезжего явно интересует колония, точнее, кто-то из ее нынешних обитателей. Просто так прогуляться в эти комариные места желающих вряд ли найдется. Да и продукция, которую выдает промзона исправительной колонии, не особо в последнее время пользовалась спросом — мебель население предпочитало заграничную, из настоящего дерева, а не из прессованных опилок и стружки. Значит, и мебельного интереса у приезжего тоже не могло быть. Тогда что? Ведь если человеку что-то надо, отчего же не помочь? Это желание так и сквозило во взгляде облаченного в потертую камуфляжную форму контрактника.
Натоев сперва подробно выяснил, не имеет ли его уважаемый собеседник отношения к местной колонии, а когда узнал, что имеет, причем самое непосредственное, изобразил такую радость, что любой артист позавидовал бы подобному перевоплощению.
Уже после десяти минут знакомства Петр Семенович знал, что у приезжего в колонии находится земляк, можно сказать, родственник. На Кавказе, если хорошо покопаться, все люди — родственники, дальние или близкие — это неважно. Важнее было то, что Султан Магомедович — Натоев даже удостоверение свое предъявил, хотя Рожков и не настаивал на этом, — является исполнительным директором совместной российско-американской консалтинговой фирмы с длинным иностранным названием, и, значит, основной формой расчета в ней является валюта. Уж в этом-то Рожков разбирался и предложил приезжему свои услуги.
Оказалось, что и проблем-то было не бог весть сколько. Султан, уже за бутылкой хорошего коньяка, привезенного с собой, а распить который ему предложил Рожков в буфете небольшого, похожего на барак дома для приезжих, где имелось несколько тесных комнат — «номеров», рассказал трогательную историю о том, как «загремел» в колонию хороший мальчик Гена Зайцев. Описал он и картинку того, как поколотил он двоих наглецов, пьяных ментов в подземном переходе у Белорусской площади, когда те приставали к девушкам-чеченкам, студенткам медицинского вуза, чьи родители, уважаемые люди, давно живут в Москве и имеют крупный бизнес. Рожков смеялся, подогретый хорошим коньяком, когда представил себе, как покатились по цементному полу незадачливые приставалы, которых раскидал в стороны, словно котят, благородный молодой человек, и с готовностью подтвердил, что от этих блюстителей порядка лучше держаться в стороне. Потом на шум и крики сбежались коллеги тех наглецов, и парню пришлось туго. И ничье вмешательство не помогло. Оскорбленные, что им посмели дать отпор, менты стояли дружной, плотной стеной и предъявили суду столько «случайных» свидетелей того происшествия, что судья только руками замахал.
