Андрей Кивинов - Тревожная кнопка
— Вы придите… Поговорите с ним. Меня он совсем не слушает. Эй…
— Да, — спохватилась разведчица, — он работает?
— Какое там… С аккумуляторного год назад уволился. Выгнали. Если трезвый — на диване лежит. Пенсию получает по инвалидности. У него уши глухие. А что эта пенсия? За два дня пропивает. Поговорите с ним, поговорите.
— Он же глухой.
— Через аппарат все слышит. Я тут арбузик купила, четвертинку, так все сожрал. И опять на диван. Мне семьдесят два, а на работу хожу в гардероб, а он без дела мается.
— Хорошо, я поговорю с ним. Сегодня после семи подойду. Но ничего не обещаю. Вам к наркологу надо.
— Так силком же я его не потащу! А сам не пойдет.
Машков говорил, что раньше алкашей принудительно отправляли в лечебно-трудовые профилактории, но теперь демократия не допускала подобного ущемления человеческих прав. Теперь их надо политкорректно уговаривать. И не дай бог алкашом назовешь. Тут же жалоба, а то и судебный иск.
На опорном появился Никита, пришедший с «летучки». Седых сегодня имел законный выходной после ночного дежурства, Машков находился на участке.
— О! — улыбнулся он, увидев старушку. — Екатерина Михайловна! Опять вы?
— А куда ж мне еще идти? — с явным расстройством переспросила та.
— Домой, домой, домой, — Никита приобнял ее за плечи и проводил до дверей, — отдыхать, отдыхать. У нас очень много работы.
— Светлана Юрьевна, вы обещали! Я буду ждать.
Никита увел бабулю в коридор, выставил за порог и вернулся в кабинет:
— Обострение, — он покрутил пальцем у виска, — раньше Серегу доставала, теперь тебя будет.
— В смысле?
— Да нет у нее никакого сына. Погиб лет двадцать назад. Крыша и поехала на этой почве. Родни никого, а поболтать охота. Вот и ходит то к нам, то к операм. Еще раз придет, гони сразу… Ну что там с этим оэсбэшником? Получилось?
«А то ты не знаешь».
— Да… В ресторан сводил. С полиграфом не пугал. Через пару недель из Москвы пришлют спеца. Мол, вариант серьезный. Весь отдел пропустить хотят.
— Зараза!.. А еще?
— Мобильники проверять будут. Входящие-исходящие.
— А они кого-нибудь подозревают?
— Никит, мы, вообще-то, в ресторан ходили, а не на производственное совещание. Он больше стихи читал. Но, думаю, что всех, кроме меня.
— Ну ты… Продолжай с ним.
— Я, вообще-то, сама решаю, с кем встречаться, — без раздражения усмехнулась Светочка.
— Ну че тебе — жалко?
С площадки ударили тяжелые басы. Рок-клуб открывал веселый вечер, посвященный памяти Курта Кобейна.
Примерно в то же самое судьбоносное время, когда Светочка вела опасную для жизни игру, ее резидент со скачущим либидо откровенно маялся дурью. Пытался заплакать, но напрасные потуги могли вызвать у случайных наблюдателей разве что смех.
Вчерашнее служебное свидание не то чтобы перевернуло все с ног на голову, но и не прошло бесследно, как ничто на земле. Коля чувствовал себя подразбитым не столько в материальном плане, сколько в морально-психологическом.
Во-первых, Светка угадала с его тайным пороком. Ему действительно нравилось, когда за ним бегают дамочки, и, соответственно, выбирал он их исходя из этого. А во-вторых, она четко дала понять, что сама бегать за ним не собирается, хотя буквально месяц назад практически открыто намекала на пламенные чувства. Он, чего уж греха таить, на грех вчера рассчитывал. На легкий такой грешок, ситуационный, без тяжелых последствий. А что в ответ? Как она сказала: «Все будет натурально, когда по-настоящему»? То есть облом. Еще Иванушкой-дурачком припечатала. И это ставило его, не знавшего поражений, в неприглядное положение. «Как же так?! Это же я! Коля Бойков, чья фамилия, возможно, станет нарицательной наподобие Казановы!» И хотелось незамедлительно подтвердить сей неоспоримый факт. Вернуть статус-кво. Он должен доказать самому себе, что по-прежнему не ведает преград, что рано или поздно покорит вершину, хотя это и противоречит его принципу — никаких романов на службе. Но здесь случай особый. Здесь на кону репутация.
Черт, какая репутация?! Она вчера хоть и ревела игрушечными слезами, но он-то вытирал их по-настоящему! Не формально. Хотелось вытирать! И когда она упрекнула в безответственности, огорчился он тоже без дураков! Он же за нее отвечает! Надо срочно исправить ошибку.
— Коль, что с тобой? — Ольга Горина, заметившая его гримасы, смотрела на соседа по кабинету, как посетители зоопарка на играющих в клетке обезьян.
— Хм… Мимический массаж. Светка научила. Расслабляет… Оль, кстати. Ты не знаешь, у нее есть кто-нибудь? — тоном иноземца, узнающего местную политическую обстановку, поинтересовался он.
— В смысле?
— Ну у Родионовой. Парень есть? Или не парень…
— Зачем это тебе?
— Мы вчера с ней роман изображали. Оперкомбинация. Я ей личную жизнь случайно не испорчу?
— Личную жизнь случайно не портят. Только умышленно. А есть ли кто — не знаю. Раньше встречалась с каким-то пожарным. Еще до нас. По-моему, расстались.
— Слушай… — в голосе Коли зазвенели позитивные нотки, — а ты не можешь у нее уточнить? Между делом.
— Коля… Если боишься навредить — спроси сам. Зачем в партизан играть? Что тут такого? Думаю, она не обидится.
— Ну да… Резонно, — согласился «прикрыватель» и, дабы Ольга не заподозрила личного интереса в его расспросах, резко сменил тему, как учат учебники по шпионскому ремеслу: — А тебя этот ухарь не достает?
— Какой?
— Копейкин.
Ольга прекратила печатать и с инквизиторской пристальностью посмотрела на соседа:
— Нет… А почему он должен меня доставать?
— Ну… Он же грозился…
— Когда?
— Тогда, — Коля понял, что, заигравшись в конспирацию, болтанул лишнего.
— Давай выкладывай… Выкладывай-выкладывай… Бойков, я все равно узнаю… Лучше сам. Чем он там грозился?
— Ну… Месть, все такое… Я ж ему все рассказал.
— Что — все? — Ольга не спускала глаз с соседушки.
— Ну, что ты, по моему совету, с ним закрутила. И что если он хочет разбираться, то пусть разбирается со мной. И чтоб губу на тебя не раскатывал, фокусник. Ничего не получится.
Ольга не вскакивала с места, не хваталась за пистолет и не пыталась попортить уважаемому Николаю Васильевичу интерфейс. Просто вздохнула и то ли самой себе, то ли ему произнесла:
— Коля, лучше б ты ему анекдот рассказал.
Около семи, когда соседи-музыканты настраивали инструменты, на опорном раздался звонок городского телефона. Снявший трубку Машков выслушал, потом передал ее Светочке, успев шепнуть: «Прокуратура».
— Да, слушаю.
— Светлана Юрьевна, здравствуйте, — раздался из динамика женский голос с металлическим оттенком, от которого хотелось убежать к рокерам.
— Добрый вечер.
— Это Лимонова из прокуратуры.
— Очень приятно.
— Вы должны подъехать завтра в пять ко мне.
Обычно подобным тоном работники военкомата вызывают уклонистов. С намеком на тяжкие последствия.
— А можно узнать, по какому вопросу?
— Все скажу, когда приедете. А я очень надеюсь, что вы приедете.
— Да… Хорошо. Я буду.
— Всего доброго.
Света повесила трубку, повернулась к Петру Егоровичу:
— Лимонова какая-то. Вызывает завтра.
— Лучше сходить. Как женщина она ничего, но как помпрокурора… Врагу не пожелаешь. Материалы наши контролирует. Надзирает. С прокуратуры тоже показатели требуют — сколько отказников отменили, скольких граждан уберегли от полицейского произвола. Если не понравишься, житья не даст, по каждой запятой дергать будет.
— Что значит «не понравишься»? Я ей что, Стас Михайлов?
— Не понравишься как сотрудник, а не как человек. Серегу покойного она все доставала. Тот пошутил, а она шутить не любит.
— Ладно, не буду… С Серегой, кстати… Я узнала — Бойков не пугал с полиграфом, — Светочка ни на минуту не забывала об основном деле.
Машков отреагировал спокойно:
— Да бога ради. Мне бояться нечего. А у Никиты ты зря на поводу идешь. Вон как суетится. Чувствую, знает он все.
В коридоре раздался топот тяжелых сапог, не исключено омоновских или собровских. Машков на всякий случай расстегнул кобуру. Через пару секунд на пороге предстала пара бородато-патлатых верзил в косухах и цепях с крестами:
— А концерт здесь?
— Да… Вон ваши места, — Машков с мрачностью акулы кивнул на клетку для задержанных.
Верзилы переглянулись, после синхронно уставились на мини-тюрьму.
— Шутка. Рок-клуб напротив… Задолбали крестоносцы…
* * *Светочка не опоздала в районную прокуратуру ни на минуту, но это не спасло от упрека:
— Опаздываете. Проходите, присаживайтесь.
